Тренировочный день 2 - Виталий Хонихоев

— Какая красота. — говорит Лиля: — правда же? Мне тут нравится. В Кёнике тоже ничего, там исторический центр города очень красивый и аккуратный, но и тут хорошо. Вон, посмотрите, речку видно!

— Тоже мне красота провинциального разлива. Половину вида деревья закрывают. Город видно только в верхней трети колеса. — говорит Волокитина, видимо устав держать обет молчания: — никчемный аттракцион. И старый уже. Слышали, как мотор визжит? На последнем издыхании, вот сейчас остановится и…

Со страшным скрипом кабинка покачнулась, да так, что все схватились за перила, покачнулась и откатилась в обратную сторону. Колесо обозрения остановилось.

— Так, теперь официально. — говорит Алена, выглядывая из кабинки вниз, где стоящий у колеса работник парка хватается за голову и бежит к синей будочке трансформатора, стоящей рядом: — объявляю Машу «поганым языком года». Накаркала.

— Не переживайте. — говорит Виктор, считая своим долгом успокоить всех девушек вокруг: — ничего страшного. Это не на льдине в океан уплыть, тут центр города, мотор починят или там пожарную машину пригонят. В общем не оставят нас без помощи.

— Классно! — сияет Лиля: — смотрите, какой отсюда вид! Мы практически на самом верху застряли! Вот нам повезло! Тем кто ниже — не так, они только деревья и видят, а я отсюда и речку и драмтеатр и библиотеку и даже воон там, зеленая — крыша железнодорожного вокзала!

— Зато до тех, кто ниже — пожарные лестницы достанут. — отвечает ей Волокитина: — а мы тут останемся. На закат смотреть. И помрем с голоду.

— Вот помолчи, Волокитина. — говорит Алена: — дальше не каркай, умоляю. Если бы ты чего хорошего сказала там… ну например, что мне парня сегодня найдем. Высокого и симпатичного, так нет, нужно чертово колесо остановить.

— Какова вероятность того, что колесо остановится? — спрашивает Лили и поворачивает голову к Виктору: — ты же зануда у нас? Так тебя Айгуля называла!

— Секунду. — отвечает Виктор: — за зануду я ей еще выпишу, но вообще вероятность остановки колеса обозрения в парке отдыха имени Кирова — довольно высокая. Во-первых, как и говорит Маша — это довольно старое колесо, при этом скорей всего никто не озаботился проверкой и капитальным ремонтом электродвигателя. Во-вторых мотор и подвижные части колеса обозрения стоят на открытом воздухе, подвергаясь разрушительному действию коррозии. В-третьих, тот факт, что на колесе сегодня именно мы — изменяет ткань вселенной.

— Это каким таким образом? — хмурит бровь Алена Маслова: — как это Волокитина ткань вселенной на себя перетягивает?

— Она высказывает негативные прогнозы, которые сбываются. Что тут более первично — ее прогнозирование событий или же она заранее рассчитывает события и на основании этих данных выдает прогноз — непонятно. Полагаю, что нам нужно сдать Марию в Академию Наук СССР, пусть там и разбираются, а я — простой физрук и как Понтий Пилат — умываю руки. — заканчивает Виктор, понимая, что нужно отвлекать девушек от сложившейся ситуации, а потому нужно говорить хоть что-то, любую белиберду. Желательно смешную. Анекдот рассказать?

— Вот, слышала, Волокитина? Тебя нужно в Академию Наук сдавать, на опыты. — говорит Алена: — и как я додумалась тебя с собой взять вообще? Ты же сперва мне личную жизнь сломала, а сегодня — общественное колесо обозрения! Не человек, а катастрофа. И сидишь тут сычем…

— Да нормально Маша сидит. Она даже улыбается! — защищает ее Лиля: — вот, видели — она улыбнулась! Маша, от улыбки хмурый день светлей! Улыбнись еще раз!

— Бесишь ты меня, Бергштейн. — вздыхает Волокитина: — и за что мне такое наказание — с тобой на колесе обозрения застрять?

— Девчонки! — раздается крик и Виктор — поднимается и вертит головой по сторонам. Из висящей чуть ниже кабинки машут рукой.

— Как вы там? — кричит ему Айгуля, держа руки у рта рупором: — все нормально? Лиля с Машей еще не подрались? Снизу тут передали что короткое замыкание в трансформаторе! Говорят подождать, минут десять-пятнадцать!

— Хорошо! — повышает голос Виктор в ответ: — будьте осторожней! Когда мотор включат — кабинки снова качнутся, нужно сидеть и держаться, чтобы не выпасть!

— Что бы я без тебя делала! — улыбается Айгуля и машет рукой. Виктор машет в ответ. За его спиной размахивает руками Лиля, он оборачивается и усаживает ее в пластиковое кресло, потому что прыгать и руками мазать на такой высоте в такой вот кабинке, где от падения тебя только цепочка на проеме отгораживает — дурная идея.

— Вот поэтому ты меня и бесишь, Лиля. — говорит Волокитина: — ты серьезно ничего не воспринимаешь. Ни на площадке, ни в жизни. У тебя же талант, курица ты эдакая. Играть ей весело… — она головой качает: — весело ей…

— Ну правда же весело… — Лиля улыбается: — и тебе тоже нравится играть! Я же видела! Я так за тебя болела!

— Два года назад. — прищуривается Волокитина: — кто на турнире по большому теннису все серебро с региональных унес? И, кстати — почему серебро, Бергштейн⁈

— В смысле? — хлопает глазами Лиля: — ну за второе место всегда серебро дают…

— Господи! — стонет Волокитина: — клянусь я тебя сейчас сама за борт кабинки выброшу! Второе место по региону — почему⁈ Нет, не отвечай мне, я сама скажу почему. Потому что тебе девчонку стало жалко, которая с тобой в финале играла! Скажешь не так? Ты — ее пожалела, Бергштейн! Вот просто жалко ее стало, что она в перерыве слезы лила как крокодил, и ты поддалась, видно же было!

— Я уже и не помню… — чешет затылок Лиля.

— И при этом — в большой теннис! Ты, млять, многостаночница, у тебя все получается! Что тебе «весело», там ты всех обыграть можешь! Теннис, волейбол, баскетбол, да что угодно! Ты свои таланты в землю зарываешь и сверху вот такой каменный крест втыкаешь, дура! Тебя в «Крылышки» пригласили, а ты отказалась! Ну не идиотина ли!

— Ты чего на меня кричишь, Маш? — осторожно спрашивает Лиля: — да я же к вам всем привыкла, тут такая команда хорошая, все меня любят и…

— О, господи, Бергштейн, разуй уже глаза и уши! Любят они ее! Да никто тебя