На пороге - Юрий Никитин

– Я все-таки не поняла. Он нас убедил или не убедил? Ну, в том вопросе, из-за которого мы старшее поколение шерстим?

Я покачал головой.

– Нет, этого просто не засчитываем. Вообще. Ни за, ни против. Пусть он и у нас, как у демократов, проходит по графе сумасшедших…

– Но-но, – сказала она с предостережением.

– Ох, – ответил я поспешно, – по графе людей с иной оценкой реальности. А так как мы живем в той реальности, где и основная масса, то поедем к следующему. Кто там дальше в списке?

– Королькович, – ответила она, – но это на другом конце города. Намного ближе, чем Володарский. До него пятнадцать минут по Симферопольскому шоссе…

– Давай к Корольковичу, – согласился я. – Что тот солдат, что этот…

Она вырулила на шоссе, а когда машина пошла набирать скорость, сказала с неохотой:

– С детства была уверена, что мир преступности где-то внизу… ну, на бытовом уровне. Зато наверху, в мире ученых, великих писателей, музыкантов, художников… ничего преступного быть не может! А сейчас ты мою светлую мечту нагло и с особенным цинизмом топчешь грязными кирзовыми сапожищами!

– С навозом на подошвах, – добавил я. – Ты права в житейском смысле… ну, бытовом, как ты говоришь.

Она вытаращила глаза.

– Что?

– А по-вашему, по-ученому, в мире науки преступлений нет?

– Погоди, – сказал я, – ты имеешь в виду нормы права, созданные людьми и для людей, или более общие нормы, созданные как бы господом?.. Ну типа не убий, не укради, не лжесвидетельствуй…

Она огрызнулась:

– Конечно, общие! На которых и построены частные нормы уже с указанием, кому, сколько и за что.

– Все этические нормы, – пояснил я с сочувствием, – были рассчитаны смертными людьми. И для смертных.

Она вызверилась на меня, как на опасного сумасшедшего.

– А что, ты где-то видишь бессмертных?

– Вижу, – ответил я и, отвечая на ее полный непонимания взгляд, уточнил: – На горизонте.

Она фыркнула, как конь на водопое, которому волной плеснуло и в ноздри.

– Это когда будет!

– Но будет, – заверил я. И скоро. Потому люди, что мечтают дожить и стать бессмертными, уже сейчас отказываются от старых законов.

Она насторожилась.

– Ты считаешь, легко нарушат Уголовный кодекс?

Я сказал с тоской:

– Да насрать нам на все Уголовные кодексы всех стран и все законы… Я говорю даже не о тех законах, которые принимают народные избранники хоть у нас, хоть в любой другой стране… Я говорю о Великих Законах, которые дадены Богом, как принято считать, или же сформированы человечеством за десятки тысяч лет его пути, как утверждают атеисты. Те законы намного важнее, они вечные, они основа для тех мелких закончиков, что принимают люди. Еще не поняла?

Она буркнула:

– Хочешь сказать, стремящиеся к бессмертию полные отморозки? Безбашенные? Что игнорируют даже эти законы?

– Примерно так, – согласился я. – Более чем безбашенные. Они уже перестают быть людьми, потому что людьми нас делает этика. Даже в первобытных племенах существует этика, не слишком отличающаяся, впрочем, от современной. Если ты не знала, то атеисты тоже руководствуются законами или заветами, прописанными в Библии: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй… и так далее. Это общие законы, а люди в своих странах и племенах лишь уточняли, кому за воровство или убийство какое наказание… Но даже эти законы, даже Библия и Коран уже не будут рулить в мире бессмертных! Загробный мир отпадает, как и наказания в нем, а бессмертие дает иные преимущества, смысл жизни и другие цели. Еще не врубилась?

Ее плечи зябко передернулись.

– Знаешь, мне от твоих слов страшнее, чем в ту ночь, когда у меня не раскрылся парашют над горами Тибета.

Я указал на экран навигатора.

– Сейчас предупредит о ремонте дороги. Жаль, уже проскочили удобный съезд с трассы. Потому вон там сверни…

– Какой ремонт, – проворчала она. – О ремонтах сообщают заранее.

– Что-то непредвиденное, – пояснил я. – Может быть, бензовоз опрокинулся, сейчас как раз трассу моют.

Глава 4

Ингрид посопела, но послушно свернула, некоторое время прислушивалась к навигатору, но тот молчит, что и понятно, мы уже на другой дороге, какой смысл сообщать о заторе тем, кто там не окажется точно.

Еще через несколько минут слева от дороги выросли два огромных столба с широкой доской наверху, где название поселка, пара дурно нарисованных птиц и какие-то нелепые цветы.

– Дуй прямо туда, – велел я, – вон там крыши особняков на горизонте… Блин, зажиточно живут! Не миллионеры, конечно, однако… Как твоя классовая ненависть?

– У меня все в порядке.

– Ах да, – сказал я, – ты же на страже режима.

– А ты? – спросила она.

– Ну, я, конечно, против, – объяснил я, – как гуманист и демократ. Я всегда против!.. А еще я на содержании госдепа. Но в данном историческом моменте я за крепкую власть, так как ускоренному продвижению к сингулярности необходима стабильность и непрерывность. Меня из списка непримиримых врагов режима можешь временно вычеркнуть. Вплоть до порога сингулярности.

– Пока погожу, – заверила она мрачно. – Мало ли что говоришь, а термоядерную бомбу кто придумал?.. А йеллоустоунский вулкан?.. А Фукудзиму?..

Забор, окружающий поселок, чуть выше простого палисадника, а между планками пространства достаточно, чтобы видеть все, что по ту сторону, но все же собака не протиснется, разве что перепрыгнет, хорошо видны аккуратные домики. Все непохожие, в России еще дикий капитализм, много поселков, в которых каждый хозяин на таких участках строит свой дом как хочет. Никаких предписаний сверху насчет одинаковой этажности для всех, лимита квадратных метров, цвета крыши и размера окон, как это за океаном и в гребаной заполиткорректненной Европе.

– Ого, – сказал я, – есть совсем роскошные… Надо бы красного петуха подпустить.

Она дернулась.

– Ты чего?

– А чего живут богаче нас? – возразил я. – Надо поджечь. Нечего им измываться над пролетариатом. У нас Россия или уже не?.. Если Россия, то поджечь!.. Ах да, ты же наймит правящего класса буржуазии, цепной пес кровавого режима, все забываю.

Она поморщилась.

– Навигатор указывает, мы прибыли, а тут везде забор.

– Дорога ведет дальше, – сказал я и потыкал пальцем вперед, все-таки имею дело с силовыми структурами, а не с нормальным человеком, который даже спрашивать бы не стал, – вот там дальше какие-то столбы.

Въездные ворота в самом деле отыскались сразу за столбами. В сторожевой будочке дряхлая старушка даже не посмотрела в нашу сторону, а кнопку шлагбаума надавила заранее, когда мы только свернули в сторону ворот.

Шлагбаум поднялся резво, современный, мы вкатили по широкой дороге, где сразу за детской площадкой дорожка сузилась чуть ли не до тропки.

Дороги внутри поселка до центральной части заасфальтированы, а дальше всего лишь засыпаны асфальтовой крошкой. Ингрид повела машину вдоль аккуратных домиков, дальше карта привела к изящному домику за ажурным забором.

Участок невелик, как и сам домик, но все-таки не таунхаус, этот Королькович живет заметно зажиточнее Володарского. Явно летом не тратил жалованье и премии на поездки в южные страны, на дорогие коньяки и ветреных женщин.

Аккуратно подстриженный газон от забора и до замощенной площадки перед крыльцом, две ступеньки, дальше черная дверь в белой раме и с ажурными окнами справа и слева, крупные вазы по обе стороны, торчащие бутоны багровых роз на голенастых ветках.

Ингрид коснулась сенсорной панели домофона, я приготовился ждать, но почти сразу раздался живой энергичный голос:

– Вы точно ко мне?.. Открываю.

Я пропустил Ингрид вперед, что она приняла как должное, полиция обязана грудью защищать гражданских, с чем я полностью согласен, но все-таки грудью это не то же самое, что сиськами, потому во дворе я догнал и пошел рядом.

На крыльце домика она не успела поднять руку, чтобы постучать, как дверь отворилась, выглянул очень немолодой, но крепкий и кряжистый мужчина, совершенно лысый, но с седой аккуратно подстриженной бородкой.

– Заходите, – сказал он приветливо. – У меня здесь нечасто бывают гости…

Он недоговорил, но я отчетливо услышал недосказанное «…так что и таким иногда рад», Ингрид, радостно улыбаясь, как могут только лицемерить женщины, прошла в прихожую, хотя в частных домиках уже нет такого четкого разделения, как в плановом хозяйстве.

Я осторожно вдвинулся следом, там справа и слева вешалки с множеством всякой одежды, но, как я понял, она вся принадлежит Корольковичу: в одной стрижет газон, в другой выгуливает собачонку, в третьей возится в саду с плодовыми деревьями.

– Жена в гостях, – сообщил он, – у них в это время собирается собачий клуб. На самом деле просто языками чешут… Собака – это приспособление, чтобы знакомиться с посторонними людьми и находить сообщников для прогулок.