Гостеприимная Арктика - Вильялмур Стефанссон

Те, кто никогда не испытывал голода, воображают, что он ведет к быстрой и неизбежной смерти. Остаться без пищи в течение нескольких дней им представляется чем-то ужасным (странный и весьма распространенный предрассудок). Между тем люди, которые голодали в течение многих дней, утверждают, что голод не сопровождается большими физическими страданиями; если человек и страдает, то скорее психологически. Когда у полярного исследователя истощаются последние запасы, перед его умственным взором встает призрак голодной смерти. Если бы этот исследователь был по натуре оптимистом и надеялся на спасение, то не почувствовал бы особенных страданий, даже слабея постепенно от голода. Иногда страх сопровождается и физическими страданиями, как было, например, с экспедицией Грили на мысе Сабина; в течение полугода они терпели мучительный голод, получая пищу в таком количестве, которое только обостряло аппетит, но не могло поддержать их сил. Они встречали каждый новый день с сознанием, что он не принесет им возможности насытиться, и сомневались, — трое или четверо из них с достаточным основанием, — застанет ли их лето и спасательное судно еще в живых. В сущности, быстрая смерть от голода менее мучительна, чем рак, от которого гибнет каждый десятый из наших близких. Но трудно себе представить более тяжкие страдания и более мучительную смерть, чем те, которые выпали на долю участников экспедиции Грили.

Имея за собою опыт последующих четырех лет, я остаюсь при убеждении, что 7 мая мы имели полное основание радоваться и бодро смотреть на будущее. Мне даже трудно себе представить, что через несколько дней наступила реакция, и мы снова погрузились в меланхолию. Все сильнее чувствовалось наступление лета с его тяжелыми ледовыми условиями. Нас не страшили предстоящие опасности, но мы боялись, что не успеем дойти до Земли Бэнкса и не встретим там «Полярную Звезду» на условленном месте.

К 13 мая мы скормили собакам несколько пар поношенной кожаной обуви, две медвежьих шкуры (шерсть с которых мы уже раньше использовали на топливо) и кое-какие другие постельные принадлежности. Для нас самих, при ограниченном пайке в 300 г в день на человека, оставалось продовольствия на 2–3 дня. Я решил, что не стоит долее испытывать судьбу, и, пройдя в этот день 11 миль, мы остановились у полыньи, высматривая тюленей. В первые же 2 часа мы увидели несколько штук и убили двух. Само по себе это являлось утешительным, хотя нашим надеждам тут же был нанесен жестокий удар: оба тюленя погрузились в воду, как только мы их пристрелили. Этим была поколеблена другая моя теория. Общеизвестно, что вблизи суши тюлени, убитые зимою, обычно плавают на поверхности воды, а убитые весной тонут. Эскимосы и промышленники объясняют это тем, что весною тюлени менее жирны, чем зимою. Я же полагал, что они тонули потому, что весною реки приносят в океан массы пресной воды, уменьшая таким образом соленость морской воды вблизи берега (всякий знает, что в соленой воде легче плавать, чем в пресной; яйца и картофель плавают в соленой воде, и во многих соленых озерах пловец не может утонуть). Я думал, что если тюлени, убитые весной, тонут вблизи берега, где вода сравнительно пресная, они должны всплыть, если убиты на значительном расстоянии от суши, где вода, особенно в начале летнего таяния льда, будет иметь в мае ту же степень солености, что и в феврале.

Потеря первых двух тюленей была для нас некоторым разочарованием, но мы утешали себя тем, что небольшой процент тюленей тонет во всякое время года; надо все же сознаться, что этот случай привел нас в несколько подавленное настроение. В этот день мы не решались останавливаться ни у одной из встречавшихся полыней из опасения, что убитые тюлени все равно утонут, и мы лишь напрасно теряем время.

Собаки заметно исхудали, но добросовестно тащили сани. Лишь одна из них, получившая ироническую кличку «Бонс» за то что, при нормальных условиях ее кости еле прощупывались сквозь жир, отлынивала от работы и не так исхудала, как другие, потому что заблаговременно стала щадить свои силы, как только почувствовала голод; даже кнут не мог заставить ее сдвинуться с места. В таких случаях собак обычно убивают, но мы помнили, что при хорошей кормежке «Бонс» был хорошей собакой, и рассчитывали, что он снова будет нам полезен, когда мы убьем тюленя и пополним свои запасы. Признаться, я все же был сердит на него, особенно когда видел, как хорошо работали другие, более тощие собаки. Но я всегда держался того взгляда, что чувство не должно преобладать над рассудком и что не следует убивать собаку только за то, что ей не хватает «силы воли». Действительно, впоследствии «Бонс» служил нам в течение многих лет. Однако мы остерегались брать его с собою в такие путешествия, где могла возникнуть опасность недоедания.

Унылый день сменился унылым вечером, и запись в моем дневнике за этот день — самое грустное из всего, что я записал в эту экспедицию.

ГЛАВА XVII. НАШ ПЕРВЫЙ ТЮЛЕНЬ

Пятнадцатого мая ледовые условия ухудшились, полыньи встречались все чаще, и все труднее становилось находить переходы. Было ясно, что лед дрейфует на запад и что мы не сможем достигнуть берега Земли Бэнкса, пока западный ветер не погонит лед на восток, по направлению к земле. Теперь, подойдя к полынье, мы остановились и решили, что не двинемся дальше, пока не добудем тюленя. В течение 3–4 часов показались два тюленя на расстоянии 200 м от меня, и я убил обоих. Они потонули.

Затем последовало несколько часов ожидания, после чего появился еще один тюлень в 150 м от льдины, на которой я лежал, и всего в нескольких метрах от края полыньи.

Тюлени часто высовываются из воды настолько, что область сердца оказывается под прицелом; но если имеется опасение, что тюлень утонет, рана в туловище нежелательна. Моя пуля прошла через мозг, и мертвый тюлень всплыл. Стуркерсон, наблюдавший за охотой, восторженно закричал: «Плывет, плывет!» Запись в моем дневнике в этот вечер настолько же полна бодрости, насколько предыдущая была проникнута пессимизмом.

Мы еще больше ободрились, когда впервые за 2 недели увидели в этот день следы медведя. Самка с двумя медвежатами шла в южном направлении вдоль одной из полыней. В течение 2–3 дней мы видели ежедневно следы песцов, тогда как за неделю до того нам попадалось не больше одного следа в 3–4 дня. Мы все так же упорно пробивались к Земле Бэнкса. Первой передышкой явился день отдыха, который мы разрешили себе, чтобы накормить собак и устроить пир из свежесваренного тюленьего мяса в честь нашей восторжествовавшей теории. За этим днем заслуженного отдыха последовали 2 дня вынужденной праздности.