Инвестор. Железо войны (СИ) - Николай Соболев

— О! Это же 105-миллиметровые орудия!

— И даже некоторые 155-миллиметровые, — поддакнул я.

По ходу экскурсии я разглядел, что форменная пилотка с кисточкой и каблуки надраенных сапогу у него чуть выше уставных, что визуально увеличивало рост Франко. Значит, без ухищрений у него метра полтора с небольшим. Может, его жестокость объясняется комплексом Наполеона — отыгрывался за унижения молодости?

— А что там грохочет? — генерал даже поморщился, когда мы вышли из цеха на другую сторону.

— Штамповочный участок, тяжелые прессы. Дальше сварка и окраска, есть механический и термический цеха, вон там склады и чуть подальше литейка.

— То есть вы все производите сами, от начала и до конца?

— Хотелось бы. Но шины мы точно не потянем, закупаем во Франции у Michelin. Сталь получаем из Сестао и Хихона. Электрическое оборудование, генераторы, магнето и фары тоже пока берем у других.

Мы прошли по дорожкам кирпичной крошки, выложенным по бокам «главной линии», где сновали грузовые платформы. Франко с удовлетворением смотрел на газоны, ему очевидно нравились чистота и порядок (ну, кроме тех участков, где еще шла стройка). Интересно, в испанской армии траву красят? Я внутренне хмыкнул и рискнул спросить:

— Простите, сеньор генерал, а чем вызван ваш интерес к заводу?

— Скукой, сеньор Грандер, — не стал темнить Франко, — прежде всего скукой. Я вижу, вы удивлены?

— Удивлен, не буду спорить.

— После смены власти я оказался не у дел, Академия закрыта…

— Даже так? — я не подозревал, что премьер Асанья так резко возьмется за армию.

— Временно, временно, но мне от этого не легче. Вот, сижу в загородном доме, гуляю, занимаюсь рыбалкой и охотой. А я солдат! Я привык служить Родине!

— Охотой? — я даже остановился. — С собаками?

— Иногда, если меня приглашают друзья, у которых есть псарни.

— А у ваших друзей есть местная порода, я видел ее в Кантабрийских горах?

— О, вы про нашего мастифа? Прекрасные собаки! Хотите приобрести? — воодушевился Франко.

— Да, было бы неплохо, псы мне очень понравились.

— Думаю, что смогу вам помочь. Приезжайте к нам послезавтра, жена будет рада, а я к тому времени разузнаю про собак.

— Прошу прощения, но послезавтра я никак не могу, меня вызвали к премьер-министру.

— Асанья, опять Асанья! — Франко дернул щекой и резко пригладил рано поседевший висок. — Вот скажите мне, зачем он взял на себя военное министерство?

Моего ответа он не дождался и продолжил:

— Это в корне неверно! Армейскими делами должен управлять военный, человек, ставящий превыше всего интересы Испании и который понимает, как и чем живут войска!

Кто-то из французских политиков сказал, что война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным. А тут, похоже, все наоборот — военные считают, что политика слишком серьезное дело, чтобы доверять ее гражданским.

Наконец, он прекратил изливать яд на шпаков:

— Не послезавтра, так в другое время, приглашение в силе. Дайте мне знать, когда вернетесь из Мадрида, сеньор Грандер.

Водитель увез генерала, я отдышался от густых волн одеколона и отправился собирать вещи — в министерствах не поймут, если я припрусь в своем обычном виде, придется и дальше страдать в галстуке.

«Белянка» изящно, даже с некоторым шиком оторвалась от земли и легко полезла вверх.

— Ишь ты, сучье вымя! — восхитился летчик, но тут же поперхнулся: — Прошу прощения, господин Грандер, привык, что меня никто не понимает.

— Ничего-ничего, мне не мешает, — так же по-русски ответил я. — Крепкое слово порой бывает весьма к месту.

Место нового пилота после рекомендации Воеводского и короткой проверки занял Всеволод Марченко, морской летчик с почти двадцатилетним опытом. Последние годы он работал инструктором (недавно ему даже предложили пост начальника аэродрома Барахас), но с охотой перешел ко мне — зарабатывали в гражданской авиации не слишком много, к тому же, ему претило однообразие и рутина.

— Они нам потребуются! — оскалился летун и ткнул большим пальцем за спину. — С моря гроза идет!

Техник на сиденье впереди и Ларри позади с недоумением следили за разговором и я счел нужным перейти на английский, который понимали все. Так-то Марченко полиглот — еще и французский, и немецкий, и, само собой, испанский.

— Вы можете от нее уйти, Всеволод Михайлович?

— Да зовите меня Севой, jefe! Уйти можем, если вы не боитесь болтанки, — и он потянул штурвал на себя.

Как мы с Ларри не проблевались, известно только богам воздушного океана, но Марченко вытянул самолет выше облаков и пошел с плавным снижением, набирая скорость. Когда стрелка перевалила за двести пятьдесят километров, забеспокоился техник:

— Мы почти на пределе!

— Сколько максимум? — рыкнул на него Сева.

— Двести семьдесят, но после самолет придется перебирать!

— Вот сучье вымя! — ругнулся пилот, но дальше держал не более двухсот шестидесяти.

Домчал за два часа. Все-таки русские — самые отчаянные ребята в мире, но, блин, еще хотелось пожить.

На аэродроме Куатро Вентос ждала арендованная машина и водитель за полчаса довез нас до отеля — за стеклом промелькнули все красоты и достопримечательности Мадрида: кафедральный собор Святой Марии, королевский дворец, Пуэрто-дель-Соль с белой фигурой Марии над фонтаном и часами на Доме Почты. Еще через час я вошел в арку дворца Буэнависта у парка Ретиро, которую охраняли статуи Эль Сида* и Гран Капитана, а затем попал в руки дежурного офицера.

Эль Сид Кампеадор — Родриго Диес де Вивар, воитель XI века, национальный герой Испании.

Утраченное величие Испанской империи лезло в глаза на каждом шагу: истертая мраморная лестница, весьма пожилая ковровая дорожка, потускневшие гобелены и пыльные люстры, скрипучие двери, следы поспешного и не слишком тщательного ремонта…

Офицер довел меня до кабинета министра, всем видом излучая неодобрение гражданскому во главе Военного министерства, и передал секретарю — как я понял, в чине майора. Радостью он тоже не лучился, но свалившееся на головы военных горе переносил стоически.

Минут через пять кабинет покинули три генерала. Судя по тому, как они стискивали зубы и раздували ноздри, они тоже были не в восторге.

— Сеньор Грандер, министр ждет, — взялся за дверную ручку секретарь.

Вот и «Чудовище», как его обзывали правые газеты. Одутловатое лицо, нос-картоха, губы-пельмени, брови домиком, две бородавки — ну да, не красавец, но и не урод.

Консерваторы ненавидели Асанью за широкие реформы, которые он безоглядно проводил в жизнь. Обычная беда интеллектуалов во власти — примат отвлеченных принципов над целесообразностью. Когда после установления республики начались погромы церквей, он послал на защиту войска, но стрелять запретил. Решение верное, но зачем это сопровождать сентенцией '«все церкви Испании не стоят и одного