Дети Судного Дня - Тимофей Ермолаев

Эта ложка имела какое-то значение, относящееся к нему, Джаджу. Джадж осторожно положил у стены тяжёлую, звякнувшую сталью сумку и медленно, мелкими шажками приблизился к ложке. Та была девственно чистой, и это ещё более озадачило крысника. «Что сие значит?» — подумал он, но разум его предательски молчал. Джадж захотел поднять ложку с пола, но в самый последний момент отдёрнул руку. Свирепое лицо Джаджа приняло выражение тягчайших размышлений. Он обошёл ложку по кругу трижды по часовой стрелке и трижды против. Эта процедура не пролила света, и Джадж присел возле ложки на корточки, не спуская с неё глаз. Кто-то давал ему намёк, но на что именно? Прошло полчаса, мертвец на столе молчаливо ждал с завидной терпеливостью. Наконец, Джадж решился, так и не разгадав этой головоломки. Он трижды открыл и закрыл глаза, досчитал вслух до двенадцати и, сжимая в руке свой любимый нож, с замершим сердцем перешагнул через таинственную ложку. Обошлось, с ним ничего не случилось. Тогда Джадж понял, что его дурачат, что ложка издевается над ним, он схватил этот несчастный предмет, согнул его в петлю и с яростным возгласом запустил им в стену. Искалеченная ложка стукнулась с лёгким звоном об стенку и упала у ног своего мучителя. Джадж злобно улыбнулся: он был полностью отмщён.

Заждавшийся труп предстал перед очами Джаджа; это был обычный мужчина без всяких мутаций, в чём крысник здорово разочаровался. Кое-где на мертвеце уже появилась гнилостная грязно-зелёная окраска, но это были сущие мелочи. Уже давно вид трупной гнили перестал доставлять Джаджу какое-либо эстетическое наслаждение. Он взглянул на бирку, на ней не было ничего, кроме инвентарного номера. Джадж одел положенный для вскрытия прорезиненный халат и такую же шапочку и лишь теперь решил немного подкрепиться. Он извлёк из сумки флягу с приготовленным по специальному рецепту чаем и два огромных куска хлеба, между которыми выглядывала копчёная тушка какого-то мелкого животного. Аппетитно чавкая (от таких звуков могли бы потечь слюнки и у позеленевшего от времени трупа, терпеливо возлежавшего на своём последнем ложе), Джадж сожрал свою немудрёную трапезу, одним глотком осушил флягу и, подкатив столик, приступил к делу.

В течение долгих столетий японские самураи с философским упорством вспарывали себе животы, причём совершали они эту процедуру тридцатью различными вариантами. Джадж знал лишь десять способов так называемого харакири, но больше всего ему нравился самый первый, без всяких мудрёностей. Все десять он постоянно испытывал на попавших под его скальпель телах, оттачивая это искусство до совершенства.

Джадж поднёс нож к губам и провёл языком по острому лезвию. Затем он резко подскочил к трупу и двумя стремительными движениями вскрыл его брюшную полость, стремительность не помешала ему обойти полукругом пупочное кольцо. Из разреза показалась кровь, Джаджу пришлось поднять с пола ложку, простить её и выпрямить. Ею он начал вычерпывать соки мёртвого организма в специальный стакан с мерными делениями. Покончив с инцидентом, Джадж своим любимым ножом продлил разрез до самой грудины, ввёл между окровавленными лоскутьями кожи и мышц кисть левой руки (правая не хотела расставаться с ножом), приподнял и раздвинул края брюшной стенки.

Минут через десять на свет божий была извлечена отвратительного цвета селезёнка. Джадж помял её в ладонях, взвесил, поковырял скальпелем и потерял к ней интерес. Но когда он приступил к извлечению тонкого кишечника, в дверь тихонько заскреблись. Джадж собрал всё, что успел вытащить из мертвеца за это недолгое время, и небрежно побросал органы в раскрытую брюшную полость. Царапанье в дверь не прекращалось, и Джадж, одновременно ища иголку и нитки, крикнул:

— Войдите!

В кабинет прошмыгнул замурзанный и босой смоукер около восьми лет от роду. Не обращая внимания на кровавые деяния Джаджа, смоукер быстро рыскал глазами по сторонам, и волнение его росло с каждым мгновением.

— Где оно? — прохрипел смоукер (у всех генетических курильщиков голос был хрипл, как ржавая труба, с того самого возраста, как они начинали говорить; многие смоукеры не осваивали более сотни слов, то есть по сути дела являлись умственно неполноценными).

Джадж быстро штопал мертвеца, твёрдо помня главное правило патологоанатома: «Ни в коем случае нельзя класть в труп органы из другого трупа или какие-либо посторонние предметы», — и поэтому он не сразу отозвался:

— Что ты узнал, Симсим?

Смоукер заскулил самым натуральным образом, но Джадж сердито сверкнул глазами и повторил вопрос, добавив:

— Если ты сейчас же не ответишь по-человечески, я тебе голыми руками оторву руки и ноги, — на этих словах Джадж так мило улыбнулся, что мальчишку пробрала крупная дрожь.

— Я проследил за одним из них, — пискнул Симсим. — А второй пришёл туда через час. И они до сих пор там.

Джадж довольно ухмыльнулся, когда мальчишка назвал ему адрес. Он достал из нагрудного кармана полную пачку сигарет и протянул её смоукеру, потерявшему от радости сознание.

Отношения сурового крысника и маленького вонючего смоукера по имени Симсим носило отнюдь не мимолётный характер, как могло показаться на первый взгляд. Они познакомились два с половиной года назад. Обкурившийся Симсим валялся без сознания на тротуаре, а небольшая крыса решила полакомиться его плотью и уже отгрызла ему три пальца на правой руке. Джадж убил зверя, и тут мальчик очнулся. Несколько удивившись отсутствию нескольких пальцев, Симсим, однако, понял, что обязан крыснику жизнью, и с тех пор они подружились. Джадж давал мальчику разные мелкие поручения, а порой испытывал на нём синтезированные в институтской лаборатории вещества. Увы, тщедушное тело было столь отравлено курением, что за чистоту этих экспериментов ручаться было нельзя…

Глава 33. Не последняя

— Привет! — сказал Би-Джей. Вампы кивнули. Они стояли около здания Университета, построенного сотню лет назад в псевдороманском стиле. Би-Джей был одет с иголочки, в новом костюме из немнущейся и нервущейся ткани, в шёлковой рубашке с красочным галстуком, а на ногах у него блестели ярко начищенные туфли. Своё любимое пальто Би-Джей держал в руках. Вампы с удивлением смотрели на него, а когда мимо процокала на каблучках длинноногая девушка (казалось, что кроме ног у неё вообще ничего нет), и Би-Джей совсем не обратил на неё внимания, они догадались, что произошло нечто чрезвычайное.

— Ты куда-то уезжаешь? — спросил Энди.

— Да, — счастливо засмеялся Би-Джей, — я уезжаю в столицу. Меня завербовали на работу.

Энди вопросительно изогнул бровь, на время даже забыв о дымящейся в руке сигарете.