Когда поёт Флейта Любви (СИ) - Анна Кривенко

Девушка знала, то ее дядя был добрым и сговорчивым человеком, поэтому и надеялась на удачный исход дела. Но она не была наивной. Она должна была все обрисовать так, чтобы он увидел в ее словах логику и пользу.

— Дядюшка! — сразу же начала София. — Я хочу помочь тебе немного в одном необычном деле. Я уже в курсе, что дядя Джон оставил в нашем поместье двух пленников-дикарей…

Джордж удивился.

— Похоже, у нас в доме серьезная утечка информации, — недовольно пробормотал он.

— Ну что ты, просто от меня ничего невозможно утаить, — полушутя ответила София. — Я… случайно увидела… что их держат в старой конюшне…

— Случайно? — недоверчиво прервал ее дядя и снял с носа небольшие круглые очки. — Вот уж сомневаюсь, что это было случайно!

София немного недовольно поджала губы, но потом взяла себя в руки.

— Ладно, ты прав, дядя! Ты, как всегда, прав! — София использовала словесный прием под названием «приправление лестью». — Но у меня действительно есть важное замечание! Стены конюшни подобны решету, а крыша до того прохудилась, что очередной лунной ночью пленники могут сбежать через нее, даже не наделав особого шума.

— Но они связаны и надежно охраняются! — парировал Джордж.

— Надежно? — София презрительно скривилась. — Когда я подошла к конюшне, охранники так крепко спали, что я слышала их храп! Ты же знаешь, что у дяди Джона не бывает надежных людей!

Джордж укоризненно посмотрел на Софию, но потом примирительно улыбнулся.

— Тебе не стоит говорить это дяде Джону в лицо, а то он сильно огорчится! Ладно, выкладывай, с чем конкретно ты пришла!

София облегченно вздохнула: дядя готов ее выслушать, и это уже полпобеды!

Ее план состоял в том, чтобы переселить дикарей в более надежное место, а именно: позади гостевого дома есть две комнаты для прислуги с отдельным входом. Окна и двери там очень надежны, поэтому они не смогут сбежать ни при каких обстоятельствах.

Дядя Джордж сперва скептически отнесся к этому предложению, но потом призадумался. Ведь ветхость конюшни действительно вызывала опасения, а других подходящих помещений больше в поместье не было. После некоторого рассмотрения, предложение Софии показалось не таким уж неразумным.

София не шла — а летела в комнату: дядя согласился! Теперь пленники смогут нормально отдыхать на кроватях, а не на соломе. К тому же, был еще один небольшой секрет, который девушка не рассказала даже дяде: в каждой из этих комнат находилась потайная дверь. Когда-то этими дверями активно пользовались, чтобы из комнат прямиком попадать в гостевой дом, но со временем их завесили гобеленами, потому что дом очень редко использовался по назначению. Уже много лет в этом домике один лишь Михаэль проводил вечера, играя на фортепиано. О существовании этих потайных дверей попросту забыли. София собиралась втайне кормить пленников, доставляя им еду через эти двери. Это и был ее потрясающий план!

Уже на следующий день по приказу Джорджа Бернса индейцев перевели в новое помещение. София рассчитывала, что в одной комнате будут пленники, а в другой — охрана. Но дядя решил иначе. Пленников разделили по комнатам, а охрана осталась исключительно у дверей.

Хота нешуточно забеспокоился, когда их вывели из конюшни и повели в неизвестном направлении.

— Может, попробуем бежать? — шепнул он Четану, но тот отрицательно покачал головой.

— Силы не равны, — ответил он, — будем ждать другого случая.

Их грубо подтолкнули и подвели к большому дому. Когда их отправили по разным комнатам, Хота сильно раздражился. Расставание с Четаном показалось ему очень болезненным. Но ему пришлось спрятать свои эмоции и остаться невозмутимым. Когда он остался в комнате в одиночестве, то позволил себе оглядеться. В углу стояла небольшая кровать, застеленная покрывалом, а около нее грубый стол со стулом. На противоположной от кровати стене было окно, а единственная пустующая сторона комнаты была украшена большим гобеленом с невзрачным пейзажем на нем. Сперва Хоте это место показалось отвратительным и очень странным, но вдруг в его памяти сами собою начали возникать туманные образы: похожая на эту комната, но только более просторная и заставленная множеством посуды, приятно пахнущая еда в ослепительно белой тарелке и прекрасное улыбающееся лицо красивой женщины с нежными искорками в глазах. А еще он понял, что ее глаза были такими же зелеными и яркими, как у него! Ему почему-то стало так волнительно и так грустно, что он без сил опустился на пол, погрузившись в себя. Его сердце стучало очень быстро, а в душе возникала непонятная, но очень глубокая боль. Кто эта женщина? Она явно бледнолицая! У нее коричневые волосы и светлые глаза. Кто она ему? Ну почему он ничего не может вспомнить?

В этот момент дверь открылась, и вошел охранник в ковбойской шляпе и с привычным сухим хлебом в руках.

— Держи свой кусок, индейская псина! Если бы не приказ командира, я бы давно с удовольствием всадил бы тебе пулю в лоб!

Все внутри Хоты поднялось от возмущения, но он сумел сохранить невозмутимость и лишь с вызовом посмотрел своими зелеными глазами бледнолицему прямо в лицо. Тот, похоже, впервые серьезно обратил внимание на его цвет глаз и немного смутился — слишком они были яркими и пронзительными на фоне смуглого лица и черной длинной шевелюры. Но потом он быстро взял себя в руки, плюнул на пол и, скривившись, крикнул:

— Чертов полукровка!

И с этими словами вышел из комнаты, громко захлопнув дверь.

В соседней комнате Четан тоже осмотрелся, чтобы определить возможные пути для побега. К сожалению, это помещение выглядело гораздо более надежным, чем старая конюшня. Он огорчился от того, что их перевели сюда. Кто-то очень предусмотрительный придумал такой план.

Четан присел на пол. Ему и в голову не приходило сидеть на стуле и, тем более, лежать в кровати. Вся эта мебель казалась ему бесполезной грудой дерева.

Его запястья сильно ныли от впивающихся в них веревок, но он привык не обращать внимание на боль. В последние дни он много размышлял о своей жизни. Он надеялся прожить в одиночестве всю оставшуюся жизнь, а теперь вдруг оказался в мире белых людей, в мире, где живет Табо. Воспоминание о девушке принесло ему привычную порцию боли. Он снова почувствовал себя недостойным и печально опустил голову.

Как ты поживаешь, дорогая Табо? Простишь ли ты меня хотя бы когда-нибудь?

— Господи, — прошептал он, — иногда мне не хочется, чтобы Ты спасал меня от смерти, но пусть будет не моя воля, но