Полиция Российской империи - Кудрявцев Дмитрий

Придавая такую высокую ценность выучке практического свойства, некоторые из охранных педагогов останавливаются на вопросе о моральном воспитании филеров и с пафосом говорят о возвышенном предназначении филеров и о тех прекрасных нравственных свойствах, которыми должны обладать эти «гороховые пальто». Так, начальник харьковского охранного отделения Попов пишет: «Относительно общей постановки дела обучения филеров считаю нужным высказать свое мнение, что помимо сноровок и способов наблюдения крайне желательны занятия с филерами на тему о нравственной подкладке их службы, необходимо им внушать, что служба их вовсе не позорна, что многие из них думают, а наоборот, спасает жизнь многих людей, предотвращает злодеяния преступных лиц; в особенности это необходимо оттенять, когда будут при ликвидациях взяты бомбы, оружие и другие предметы для террористической деятельности революционеров, и таким образом воспитать в сознании филеров чувство долга, полезности их деятельности, а не только соображения материальные, по которым ныне большинство из них служит».

Еще красноречивее о высокой честности говорит начальник киевской охранки, известный Кулябка: «О хорошей постановке дела по обучению филеров можно сказать следующее: принимать на службу в филеры нужно людей честных, а потому о поступающих необходимо собирать справки, как официальным путем по месту их родины и службы, так и негласным. При поступлении развивать в нем честность и прямоту и постепенно знакомить с инструкцией, которая за последнее время обогатилась своим содержанием, и в ней есть темы для преподавания. Разбираться в инструкции может филер, уже прошедший несколько практически наблюдение; вновь же поступившему должен объяснять инструкцию опытный филер. Кроме сего необходимо доказать филеру, что он полезен для страны, и вообще вести разговоры на эти темы. Прежде в этом, может быть, и не было особой надобности, но теперь, когда везде говорят о политических делах, нужно, чтобы филер служил сознательно, чтобы никакой агитатор не мог сбить его, чтобы филер знал, что он (приносит пользу государству), а не вред, и в чем эта польза заключается; чтобы филер знал, что скрывает свою профессию только для пользы службы, а не из-за стыда за профессию, и первым долгом развивать в филере честность и откровенность, не допускать лжи и строго поддерживать дисциплину. Принимать в филеры нужно с большим разбором, чтобы увольнять как можно реже. Прослуживший непродолжительное время и уволенный, узнав технику наблюдения, может разгласить, тогда как прослуживши долгое время секретов не продаст, так как проникнут преданностью делу и дисциплиной. Вновь принятое лицо в филеры необходимо оставить на некоторое время при отделении по поручениям, но отнюдь не возлагать обязанности служителя при канцелярии, так как прислужники, как показал опыт, всегда выходят хуже в служебных отношениях не прислуживавших. Кроме того обязанность прислуги и обращение к нему не только начальствующих лиц, но и канцелярских служащих по имени унижает нравственно. Если скажут: „нужно выработать филера, частная же его жизнь и нравственные качества не при чем“ — ошибаются, так как человек безнравственный и плохой в частной жизни будет и плохим филером. Филера нужно приохотить к делу, чтобы он рвался к делу и исполнял свои обязанности разумно и охотно, так как только разумной настойчивостью он может достичь благоприятных результатов»[96].

С таким же увлечением распространяется о работе полицейских надзирателей другой киевский охранник, Зеленов. «Чтобы улучшить состав надзирателей, нужно, — говорит он, — начинать с того, что в надзиратели принимать людей только честных, неподкупных, старательных, расторопных, более трезвых, более грамотных, вообще — безукоризненного поведения, потому что на него особенное внимание обращает полиция и обыватели.

Надзиратель должен быть солидным представителем от охранного отделения. Кажется, нужно, чтобы надзиратель не принимал так называемых, праздничных“, а в особенности каких-либо взяток. А для того, чтобы он не брал ни того, ни другого, его нужно обеспечить материально, чтобы он был похож на полицианта, не был бы одет хуже, чем наружный околоточный надзиратель. Как известно, местная наружная полиция почти всегда и всюду берет „праздничные", а потому имеет квартиру лучше, чем надзиратель охранного отделения, и одевается приличнее». Это пример из московской полиции. Нужно отдать справедливость, что надзиратели московского охранного отделения больше половины не брали ни «праздничных», ни «месячных». Но зато они были похожи на какие-то жалкие существа, а в особенности семейные бедствовали. Жалованье получали 49 рублей в месяц; нужно нанять квартиру, нужно иметь полицейскую форму и штатское платье, а квартиры не дешевы уже давно. Раз надзиратель выглядывает таким забитым существом, то инструкция здесь мало поможет.

«Еще вот главный вопрос в чем: какое назначение должен иметь надзиратель в участке? Следить ли за тем, чтобы никто не проживал без прописки, как в номерах, так и в домах, следить, чтобы правильно велись домовые книги? Конечно, в то же время делает справки и исполняет разные поручения. Или полезнее будет, если надзиратель будет входить в глубь, т. е. больше знать, что делается в гостиницах, номерах и домах? Конечно, почти каждое начальствующее лицо скажет: „Ну, понятно, надзиратель должен делать то и другое, т. е. следить за пропиской и все знать"; на первый взгляд оно так и кажется, но на деле оно двоится или же троится».

«Возьмем, например, такого надзирателя, который, будучи прикомандирован к участку, стал требовать точной прописки, чтобы достигнуть большего совершенства, стал доносить о непрописке, а также поздней отметке. Содержатели номеров и домовладельцы периодически стали подвергаться штрафам. Прописка пошла лучше, но только этого надзирателя стали опасаться; содержатели гостиниц сказали своим управляющим и швейцарам, чтобы они перед этим надзирателем не разевали ртов, ибо он узнает что-либо и будет наложен штраф. С таким надзирателем разговаривают только официально и редко скажут, кто ходит к поднадзорному, и никогда не скажут, кто у него ночует. В то же время в другой участок прикомандирован другой полицейский надзиратель, который, обойдя все гостиницы, номера и некоторые дома, говорил содержателям гостиниц и управляющим приблизительно следующее: „Господа, я прошу быть со мною откровенными, ничего не скрывать; скажите вашим управляющим, дворникам и швейцарам, чтобы они были со мной тоже откровенны. Я не враг вам, а блюститель порядка — меня не бойтесь". Такой надзиратель говорит: „Стоит ли штрафовать, если какая-то кухарка не отмечена неделю?" Он тоже требует, чтобы прописывались жильцы, но не штрафуя. Так как он не подводит обывателей, ему говорят все и о всех. Говорят: „К тому-то ходят такие-то лица, а иногда и ночуют". Следовательно, этот надзиратель знает больше, чем первый, но у него немного больше неотмеченных и непрописанных. Который из них полезнее?» «Один из управляющих гостиницей, довольно интеллигентный, сказал надзирателю, уже переведенному в другой участок: „Вы, господин надзиратель, заставили себя бояться, потому что не брали «праздничных»; поэтому мы с вами не были так откровенны, как мы откровенны бывали со своим околоточным надзирателем, который у нас за своего человека". Быть может, некоторые скажут: „Что за разговор с обывателями! Требовать от них исполнения, и больше ничего". — Но это выйдет ошибочно. Ошибочно потому, что обыватели большею частью думают, что охранное отделение, что захочет, то и сделает. Следовательно, надзиратель должен быть справедливым, его слово закон. А если надзиратель будет брать взятки и праздничные, тогда справедливость захромает, он пол. штрафы будет подводить тех, кто не дает „праздничных" и „месячных"».

«Известно, что у надзирателей уже есть инструкция, но большею частью надзиратели живут и делают не по инструкции, а как начальство приказывает. При одном начальнике служат и делают так, а при другом начальнике уже делается по-другому. Следовательно, вместе с инструкцией, служит и дух начальства, а потому инструкции мало, а нужен хороший лектор. Главное, нужно приучить, чтобы надзиратели относились к службе сердечно, а не отбывали бы формально; в этом весь и успех в службе. Надзиратель должен уметь как делать разные справки и собирать сведения. Получив от отделения поручение, он должен немедленно отправиться в тот дом или гостиницу, поручить кому что можно, научить, как нужно делать. Через некоторое время, может быть, через день-два заходит и справляется, что у него готово и чего не хватает; он снова дает указания, как действовать дальше, он раза два, три зайдет в дом, чтобы сделать указание, и потом у него получается справка полная, более точная. А надзиратель свистун делает справки совсем иначе. Получив поручение, он не пошел в дом, где нужно делать справку, а продержал у себя справку уже несколько дней, а затем отправился по домам, где нужно наводить справки; сделав выписки из домовой книги, поговорив с управляющим или дворником, таким образом он получил скороспелую справку, довольно бледную. У старательного надзирателя всегда дела очень много, а свободного времени очень мало. У надзирателя свистуна, наоборот, всегда много свободного времени».