Ветры Запада. Книга 1 - Андрей Стоев

пустоту. У сильных Владеющих полно таких трюков, некоторые их перемещения с точки зрения обычного человека выглядят совершенно невозможными.

Генрих слегка сместился вправо и я тут же сместился в другую сторону, чтобы не дать ему зайти сбоку. Мы медленно пошли по кругу, как в каком-нибудь классическом боевике с мордобоем. В реальной схватке такие режиссёрские находки вряд ли получится увидеть, но с Менски возможно всё.

Очередной его шажок незаметно перешёл в атаку, которая почти увенчалась успехом — его удар задел меня вскользь. Но я тоже сумел его задеть, так что счёт оказался один-один. Практически без перерыва он пнул меня в живот, от чего я легко уклонился, и тут же почувствовал летящий в меня сзади камень. Я среагировал не думая, на одних инстинктах, и камень отклонился. Но отклонился он не в сторону, а вспахал небольшую полоску песка, выбросив целый фонтан Генриху в лицо. Он отпрыгнул, потряс головой и провёл рукой по лицу, сметая остатки песка. Это и было единственным результатом — глаза он, очевидно, каким-то образом защитил.

Менски зловеще ухмыльнулся и принялся за меня уже всерьёз — я с трудом уклонялся от целого града ударов. Вот только если человек слишком уходит в атаку, он неизбежно ослабляет защиту, и Генрих исключением не стал. Я долго ждал подходящий момент, и наконец, дождался. Когда Генрих чуть замедлился и на мгновение перестал постоянно смещаться, я открыл под ним силовой бутон — совсем несильно, так, чтобы до него не сразу дошло, что на него воздействуют. Менски ожидаемо замедлился, на его лице отразилось недоумение, потом понимание, но было уже поздно — мощный пинок в живот заставил его отлететь назад.

— Похоже, старею, — прохрипел он, с трудом разогнувшись. — Поздравляю с победой.

— С поздравлениями лучше подождать до тех пор, пока это не станет регулярным, — с некоторым сожалением отозвался я. — Сейчас это было всего лишь эффектом неожиданности, а вовсе не результатом моего мастерства.

— Мастерство из таких вот вещей и складывается, — хмыкнул он. — Не стоит принижать свои заслуги. Кстати, я узнал это воздействие — ваша жена на мне это уже пробовала. Только она сделала это по-глупому — слишком сильно и слишком явно, так что многого не добилась.

— Вы не совсем верно оцениваете мою жену, наставник, — понимающе усмехнулся я на это. — Лена любит подраться и бои с вами ей доставляют удовольствие. Ей просто нравится узнавать новые приёмы и пробовать свои. Ей гораздо интереснее процесс, чем результат, если вы понимаете, о чём я говорю. А вот если бы вам случилось встретиться в реальном бою, она сражалась бы совсем по-другому. Поверьте, наставник, она гораздо опасней, чем вы думаете.

— Вот как? — он с интересом посмотрел на меня. — Что-то такое я подозревал, но особо над этим не задумывался. А вы, Арди? Тоже опасней, чем кажетесь?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Я не очень люблю драться и отношусь к этому более серьёзно. Так что, скорее всего, нет, не особенно опасней. Я показываю что-то более или менее близкое к моим реальным возможностям.

Он задумчиво покивал.

— А откройте мне секрет, наставник — вы-то зачем занижаете свой ранг? Всем же ясно, что у вас не пятый ранг. Кстати, а какой?

— Ближе к восьмому, полагаю, — ответил Менски без особых колебаний. — Может даже, уже и восьмой.

— Но в чём смысл занижать ранг? — я искренне недоумевал. — Даже не говоря о том, что ваше жалованье в Академиуме прямо зависит от ранга.

— Сразу видно, что вы незнакомы с контрактами Академиума, — засмеялся Генрих. — Есть там небольшое условие мелким шрифтом. Если ранг преподавателя, служащего по контракту академического займа, поднимается, то это считается заслугой Академиума, и размер долга увеличивается. То есть жалованье действительно увеличивается, но вместе с ним увеличивается и срок обязательной отработки. Магда Ясенева намного нас старше, и если бы она не аттестовалась на седьмой ранг, то давно бы уже освободилась. Вот и думай, чего ты не хочешь сильнее.

— Однако! — я был просто поражён до глубины души. — Неплохо дело поставлено, ничего не скажешь! В общем-то, я и так знал, что займы на обучение — это кабала, но всей картины не представлял себе даже близко. И как Академиум относится к этой практике занижения ранга?

— Его это полностью устраивает. Официальная аттестация ведь даёт просто бумажку, реальный ранг от неё не зависит. То есть в моём случае Академиум имеет преподавателя седьмого или даже восьмого ранга, а платит мне как пятому.

Мы молча двинулись в сторону остальных, которые всё ещё сражались — в большинстве случаев довольно убого.

— А вот скажите, Арди, — посмотрел на меня Менски. — Вы крупный спонсор Академиума, а вашу мать, насколько я знаю, планируют ввести в попечительский совет…

— Да, ректор хочет таким образом извиниться за те фокусы, что вы устраивали с нашими экзаменами, — подтвердил я. — К чему вы об этом упомянули?

— Вы не хотите немного поспособствовать изменению системы?

— Нет, не хочу, — ответил я, немного поразмыслив. — Я не собираюсь устраивать революции, основываясь на абстрактном чувстве справедливости. Я забочусь о служащих семьи, а о преподавателях Академиума пусть заботится кто-нибудь другой.

— И что вы понимаете под заботой о ваших служащих?

— Мы поощряем развитие наших Владеющих, если вы об этом. Если вы захотите аттестоваться на новый ранг, наша семья препятствовать не будет. Наоборот, мы вас в этом поддержим. Понимаете, господин Генрих, у нас совсем другая ситуация, чем в Академиуме. Для Академиума отдельный сотрудник ничего не значит — там всегда найдётся должник, которым можно легко заменить любого закончившего отработку. Для нас же очень важна лояльность, а любое кабальное условие контракта убьёт лояльность сразу и навсегда.

* * *

Чем дальше, тем больше мне нравится бывать у Ренских. И совсем не потому, что в их квартале чисто и красиво — а там действительно очень чисто и очень красиво. У нас в имении ведь ничем не хуже, да Новгород и вообще город не грязный, хотя места разные есть, как не быть. Дело скорее в атмосфере у Ренских — здесь сразу видна любовь хозяев к своему дому. Каждая скамейка, каждое дерево, каждый цветок настолько ухожены, что сразу становится ясно — всё здесь делается с душой, а