Компаньон её сиятельства - Эванджелина Коллинз

Женщина снова прижалась к нему своим внушительным бюстом.

— Да, — вздохнула она.

Может, стоит привязать ее к кровати? Но что он потом будет с ней делать? Его мозг отказывался помогать. Все, о чем он мог думать, — это как бы уйти от нее. И его тело — у него возникло сильное подозрение, едва он ступил в эту спальню, — тоже не собирается помогать.

Она сделала шаг назад, в сторону большой кровати, занимавшей центральное место в комнате, но он не сдвинулся с места, словно прирос к полу. Ни за что на свете он не ляжет на эту кровать. Не стоило ему приходить в этот дом. Надо было отказаться от визита и продолжать вести возложенный на себя самого обет воздержания.

Множество записок, которые он получил за эти последние недели, были проигнорированы, оставленные кучей на обеденном столе. Ни одна из них не была написана тем отчетливым, плавным почерком, которого он ждал. Но даже если его клиентки и не жалуются на это молчание, очень скоро это сделает Рубикон. Он уже несколько месяцев не платит ей. И дабы заполнить длинные, одинокие дни, отвлечься от причины, по которой не хочет работать, он стал частым гостем за игровыми столами.

Воспоминание о проигрыше прошлой ночью накатило на него, и это отнюдь не помогло в его теперешнем затруднительном положении. Он не мог поверить, что опустился так низко, чтобы играть в рулетку. Всем известно, что перевес всегда на стороне клуба. И все равно он бросил фишки на зеленое сукно и оцепенело наблюдал, как крупье сграбастал их.

У него нет ни малейшего желания спать с этой женщиной. И не только с ней. Он был вялым, словно старый импотент, с тех пор как вернулся в Лондон, без малейших следов утренней эрекции.

Гидеон почувствовал, как она заерзала, чтобы сделать еще один шаг к кровати, и пытался наскрести хоть что-нибудь, хоть малейший намек на желание. Хотя бы крошечный. Сладострастные образы всплыли перед его мысленным взором.

Женщина на коленях, ее накрашенные губы на его возбужденной плоти, черные волосы рассыпались по обнаженной спине. Две красавицы на кровати ласкают друг друга, глаза, полуприкрытые отяжелевшими веками, приглашают присоединиться к ним.

Но все бесполезно. Никакой реакции. Он никогда в жизни не был таким вялым.

Его инструмент никогда не подводил его. Он даже не задумывался над этим, просто становился твердым всякий раз, когда это было нужно. И до сегодняшней ночи ему никогда не приходило в голову, что самые доверенные части тела его подведут. Он чувствовал себя музыкантом, который вдруг понял, что не может сыграть ни одной ноты. Солистом, стоящим перед оркестром без своей скрипки. Это потрясло его до основания, полностью лишило уверенности в себе. Вся его взрослая жизнь была построена на этой части тела, а теперь…

— О, Гидеон. — Леди Девлин приподнялась на цыпочки и попыталась завладеть его губами.

Слегка сжав ее запястья, он отклонил верхнюю половину тела назад, избегая этих ищущих губ. Она запрокинула голову, и он покрыл легкими, покусывающими поцелуями открывшуюся шею, переместившись к другому уху.

Струйка пота, щекоча, сбежала между лопатками. Галстук казался удавкой. Ему надо убраться из этой комнаты. Пока она позволяет ему просто покусывать ей шею, но скоро начнет озвучивать свои требования.

Секунды тикали у него в голове. Неотложность давила на него. Хоть убей, он не мог придумать, как ему уйти, не оскорбив женщину. Ему не хотелось задеть ее чувства, но он ничего не мог с собой поделать.

И казалось таким неправильным находиться здесь, вкус предательства стоял в горле. Как же ему убраться из этого дома? Соврать, что у него еще одна встреча, — не выход. Леди Девлин стояла у него в календаре целый месяц. Лорд Девлин планировал поездку в имение после закрытия парламента на лето, и леди Девлин решила развлечься в его отсутствие. Ей даже удалось отослать из дома всех слуг.

Может, сослаться на головную боль или тошноту? Он определенно чувствует себя больным. С каждым мяуканьем, слетающим с ее губ, его начинает мутить, словно там полно живых угрей.

Да, вот оно. Съеденный обед явно желал вернуться назад. И мысль о нем, блюющем в умывальной комнате, уж точно должна погасить ее страсть.

Глава 15

На следующий день Гидеон мерил шагами кабинет Рубикон, дожидаясь своей работодательницы. Игнорируя бар с большим выбором спиртного, он шагал решительно, сосредоточив мысли на своей цели. Больше нельзя избегать неизбежного. Но странно: не само дело пугало его, а скорее нечто, напоминавшее облегчение.

Спустя десять минут, показавшихся вечностью, дверь, скрытая в панельной стене, открылась. Рубикон проскользнула в комнату и села за стол. Ее белокурые волосы были уложены в обычную искусную прическу, а накрашенное лицо представляло собой стандартную для мадам маску. Он, должно быть, прервал ее туалет, ибо вместо обтягивающего фигуру алого платья на ней был отороченный кружевом халат из розового шелка.

— Добрый день, Роуздейл. Хорошо, что ты пришел. Я так долго не получала от тебя известий, что уже забеспокоилась.

Он оставил без внимания ее не слишком тонко завуалированное напоминание, что он не платил ей несколько месяцев, и подошел к столу, бросив на него блокнот в черной кожаной обложке.

— Я пришел, чтобы подать тебе заявление об уходе. Можешь связаться с моими клиентками и, если они не станут возражать, послать им кого-то другого вместо меня.

Выражение ее лица не изменилось, когда она взяла его книжку с записями встреч, в которой стояли имена и адреса всех до единой женщин, которых он навещал за последние десять лет, кроме Беллы. Послышался тихий шелест бумаги, когда она переворачивала страницы. В конце концов она закрыла блокнот.

— Садись.

— Нет, спасибо, я постою.

— Сядь.

Он хотел возразить, но передумал. Это последний ее приказ, которому он подчинится.

Уголки ее губ удовлетворенно изогнулись. Взгляд опустился на кожаный блокнот.

— А я и не знала, что ты такой дисциплинированный, Роуздейл. Редкая черта в нашем деле. — Она постучала себя пальцем по подбородку. Он почти слышал, как крутятся колесики у нее в голове. Подведенные черной краской глаза встретились с его глазами, и их жесткий блеск сразу же насторожил его. — Я не принимаю твоего увольнения.

Он заморгал.

— Прошу прощения?

— Ты слишком ценен для меня. Завтра ты поедешь в Хэмпшир и оставишь ее милость с широкой улыбкой на лице.

— Рубикон, ты не понимаешь. Я больше не буду на тебя работать.

— Нет, Гидеон, это ты не понимаешь, — сказала она. — Я не отпущу тебя. Не позволю тебе самому находить себе клиенток или работать на какое-то другое заведение и лишить меня законных прибылей. Ты останешься работать на меня.