Шиллинг на свечи - Джозефина Тэй

— Разрази меня гром! — только и произнес Вильямс и молчал всю дорогу до Ярда.

— Передайте начальнику отдела, что я вернусь сразу же после встречи с Чампни, — сказал Грант и поехал дальше, на Риджент-Парк.

Гранту пришлось полчаса пробыть в обществе мраморных каминов и звериных шкур, прежде чем Чампни появился.

— Как поживаете, инспектор? Биннс сказал, что вы уже здесь. Извините, что оставил вас наедине с мебелью дольше, чем хотелось бы. Как насчет чая? Если не хотите чая, могу предложить то, что мой дядя называл «подкрепляющим». Правда, звучит гораздо приятнее, чем просто «выпивка». Есть новости?

— Да, сэр. Простите, что ворвался к вам сразу после вашего возвращения из поездки.

— Это не столь ужасно, как вчерашнее собрание в гостиной моей двоюродной бабушки. Я поехал, только чтобы сделать приятное этой старой даме, а оказалось, она надеялась, что я догадаюсь отменить эту лекцию. Тогда было бы более «пристойно», как она выразилась. Ну, выкладывайте ваши черные новости.

Грант сообщил ему о случившемся, и он выслушал все серьезно, без обычных легкомысленных замечаний, к которым столь часто прибегал в качестве защиты от неделикатности посторонних.

— Она сумасшедшая?

— По мнению Рейнолдса — да. Может, это просто истерия, но Рейнолдс считает, что это сумасшествие.

— Несчастная. Но как она узнала, где жила моя жена?

— Ей написал Оуэн Хьюджед. Он совсем забыл, что это секрет. Он даже упомянул в письме про ее любовь к ранним купаниям.

— Как все просто… Значит, она умела хорошо водить моторную лодку?

— Она практически выросла на реке. Курсировала по Темзе постоянно. Никому и в голову не приходило интересоваться, куда и зачем она направляется. Вероятно, пока не подвернулся благоприятный случай, она уже плавала туда не раз. Как это ни странно, мы никогда не думали о Темзе как о возможном пути следования. Естественно, мы обсуждали вероятность использования моторной лодки, но не со стороны Лондона. Хотя не думаю, что это нам бы сильно помогло. И мужское пальто, которое было на ней, сбило нас с толку. Многие женщины во время прогулок на яхте носят теперь мужские пальто, но мне это почему-то не пришло в голову.

Наступило короткое молчание. Каждый из них в эти минуты представил себе, как в тумане лодка выскользнула из освещенной бухты и заскользила вдоль берега, где мелькали огни. Маленькие, ярко светящиеся городки; случайная лодочная станция с ярким прожектором; мигающие огоньки редких вилл на прибрежных скалах сопровождали ее в пути. Затем, видимо, наступила полная темнота. Темнота и летний ночной туман, спустившийся к самой воде. О чем она думала в последние минуты ожидания? В полном одиночестве, располагающем к раздумью? Или уже тогда безумие овладело ею настолько, что у нее не возникло сомнений?

И потом… Они представили себе это «потом»: удивление, радостное «здравствуй», зеленая шапочка Крис, выскакивающая у серого борта, — купальная шапочка, которую так и не нашли; женщина из лодки, наклоняющаяся над Крис. Затем…

Гранту вспомнились обломанные ногти Кристины. Да, видно, все оказалось не так легко, как представляла Лидия.

— Таким образом, следствие по этому делу можно считать законченным, однако к вам меня сейчас привело другое дело. Совсем особое.

— Да? А вот и чай. Можете идти, Биннс. Вам с сахаром?

— Мне бы хотелось узнать, куда вы дели Римника.

Рука Чампни, державшая ложку, от неожиданности застыла в воздухе. Он насмешливо и даже с примесью восхищения взглянул на Гранта:

— Он у знакомых коротышки Хармера возле Тоджнбриских Колодцев.

— Могу я узнать точный адрес?

Чампни назвал адрес и передал Гранту чай.

— Зачем вам нужен Римник?

— Потому что благодаря вам он находится на территории Англии и у него нет паспорта.

— Не было, — поправил его Чампни. — Сегодня утром иностранное ведомство дало ему разрешение на пребывание в Англии. Для этого потребовалось море красноречия: пришлось напомнить, что Британия — оплот справедливости, защитница угнетенных, прибежище несправедливо обиженных и преследуемых за убеждения и прочее, и прочее. Главное, я добился желаемого эффекта. Представляете, там в Уайтхолле они до сих пор раздуваются от гордости за отчизну. Когда я закончил, они расхорохорились, как воркующие голуби. — Он заметил неодобрительный взгляд Гранта и добавил: — Я не знал, что такое пустячное дело может вас волновать.

— Волновать, вы сказали? — не выдержал Грант. — Вы чуть все не погубили! И вы и Хармер солгали мне о событиях той ночи…

Он замолчал, спохватившись, что повел себя недостаточно деликатно. Но Чампни понял его состояние.

— Я действительно весьма сожалею, что так вышло, инспектор. Вы собираетесь меня арестовать? Можно ли арестовать человека, так сказать, ретроспективно?

— Вряд ли. Надо выяснить. Я бы сделал это с большим удовольствием, — отозвался Грант. К нему вернулся юмор. — Мне ни за что не удалось бы вас поймать на этом деле, если бы не мой молодой коллега, Риммел. Он прекрасно поработал.

— Надо будет с ним познакомиться.

— Он узнал, что вы и Хармер встречались в ту ночь и были озабочены таможенным досмотром.

— Да-да, Римник просидел в шкафу у меня в кабине. Это были довольно тревожные полчаса. Однако таможенники и портовики тоже люди.

Из его слов можно было сделать вывод, что они постучали вешалками, но не осмелились проверить закрытые шкафы в кабине лорда.

— Я знал, что если сумею припомнить, о чем вы говорили перед тем, как… создали у меня ложное впечатление о дне прибытия в Дувр, то найду ключ к вашему секрету. И я вспомнил. Вы тогда сказали: «Единственная надежда Галарии — Римник. Правда, не уверен, хватит ли у него самоотверженности. Он еврей. А они редко обладают этим столь необходимым для спасателей отечества качеством. Однако за ним есть два других преимущества: страсть к театральным эффектам и безусловная поддержка единоверцев». Едва я вспомнил эту фразу, как тут же понял, что вас связывает с Хармером. Остальное просто. В отделе безопасности знали об исчезновении Римника из страны и о том, что в британском паспорте, как и в разрешении на въезд, ему было отказано. Им даже было известно, что, по всей вероятности, его переправили в Англию, не было лишь доказательств. Значит, моторка подходила к берегу вторично?

— В ту ночь? Да. Хармер отвез нас к своему другу. Хармер хоть и коротышка, но в решительности ему не откажешь. Он был перепуган до смерти, но держался молодцом до самого конца. Он горячо любит свой народ. По виду никогда не подумаешь. И потом, он сам выходец из тех мест. Как я понял, Тисдейл наконец-то объявился. Представляю, какое это для вас облегчение. Он что, болен?

— Нет. У него была простуда и, конечно, нервное истощение. Но думаю, с ним все будет в порядке.

— В Йорке я купил дневной выпуск, и там дается душераздирающее описание пережитых им страданий. Я тогда же подумал, что вряд ли в этой заметке есть хоть одно слово правды.

— Вы правы. Ни единого. Это все воображение Джемми Хопкинса.

— Кто такой Джемми Хопкинс?

— Кто такой Джемми Хопкинс?! — Грант с изумлением поглядел на Чампни и с завистью сказал: — Теперь я понимаю, зачем некоторые предпочитают родной Англии отдаленные уголки планеты.

26

Месяцем позже Герберт Готобед покинул родину, чтобы удовлетворить любопытство полиции Нэшвилла, штат Теннесси, по поводу того, что он сделал с двумя миллионами, которые ему дала старая миссис Кинслей на постройку церкви. А как раз в день его отплытия — хотя ни одна из заинтересованных сторон об этом и не подозревала — Эрика давала обед в Стейнсе, с тем чтобы, как она прямо выразилась, убрать неприятный привкус от предыдущего обеда. Единственным дополнением к предыдущему составу участников был Робин Тисдейл. Что касается Гранта, то он — как это ни глупо — вздохнул с облегчением, когда увидел, что ее маленький носик, как и раньше, напудрен небрежно и платьице все то же — школьное. Втайне он опасался, что контакт с красивым, да еще и безвинно пострадавшим Робином мог поселить в сердце Эрики некие романтические мечты и положить конец ее детской непосредственности. Однако было похоже, что Эрику ничто не способно заставить измениться. Она обращалась с Тисдейлом все так же по-товарищески просто, как и тогда, когда сказала, что он носит слишком тесные воротнички. Грант заметил, что Джордж тоже исподтишка посматривает то на Тисдейла, то на Эрику и довольно посмеивается. Их взгляды встретились, и, не сговариваясь, они подняли свои бокалы в молчаливом приветствии.

— За что вы пьете? — спросила Эрика. — У меня есть тост — за успехи Робина в Калифорнии.

Все с готовностью за это выпили.

— Если вам на ранчо не понравится, подождите, пока мне исполнится двадцать один, и я его у вас куплю.