Метафизика пола - Юлиус Эвола

Этот мотив, имеющий мистериальные корни, не был чужд и греческой патристике, из которой, скорее всего из Максима Исповедника, черпал сведения Иоанн Скот Эригена, оставивший формулировки, достойные упоминания. Эригена указывает, что "разделение сущностей промыслительно началось в Самом Боге и по нисхождению пришло к разделению на мужчину и женщину. Вот почему их восстановление должно начаться с человека, дабы он мог вернуться к Богу, в Котором нет никакого разделения, но все едино (мы находим здесь сходство с Единым Плотина, дальневосточным Великим Единством [266] и т.д. - Ю.Э.). Воссоединение творения начинается с самого человека. Как и у Плотина, у Эригены метафизические мотивы представлены в моральных терминах, то есть связаны с грехопадением [267] (мы уже видели,что в метафизике соответствует этой концепции: динамико-онтологическая ситуация, соответствующая фазе нисхождения). Так, Эригена указывает, что "если бы первый человек не согрешил, его природа затем не подверглась бы делению на полы", - половое деление есть следствие первородного греха. [268] Противоположная перспектива эсхатологична: "Для того, чтобы человеческие существа, разделенные на полы, составили единого человека, в котором нет ни мужеска пола, ни женска, должен пройти земной цикл, после которого не будет времени и наступит рай." [269] Христос предвосхитил это онтологическое восстановление - воссоединение бытия. Эригена повторяет сохранившиеся свидетельства древних мистерий и в то же время цитирует Максима Исповедника, согласно которому Христос соединил в себе природу разделенных полов и по воскресении уже "не является ни мужчиной ни женщиной, хотя жил и умер мужчиной". [270] В результате совершенного искупления творения человек в принципе также способен к этому. [271] Подход Скота Эригены носит характер чисто богослов- ско-эсхатологический. Об эросе как возможном способе восстановления и о какой-то конкретной практике он молчит. С другой стороны, есть основания полагать, что в христианском мире материя андрогина в ее оперативном аспекте существовала в герметико-алхимической среде, и то, что в эллинских текстах именовалось Великой работой соединения мужского и женского, в средневековой литературе, в том числе и относительно недавнего времени, изображалось символом Ребиса, или "двойной жизни", андрогина, соединяющего в себе две природы, мужскую и женскую, солнечную и лунную. Из самых поздних источников укажем на фигуру андрогина, относящуюся к XXXIII Эпиграмме из Scriptum Chymicum Михаила Майера, сопровожденную комментарием: "Гермафродит, похожий на смерть, простертый во тьме, нуждающийся в огне". [272] ‹…› Чтобы завершить это отступление, укажем, что ассоциации между Христом и андрогином, приведенные Скотом Эригеной, были возобновлены Кунрадом. На таблице II его Amphiteatrum Eternae Sapicutiae (1606) изображены возрожденные Адам и Ева под фигурой андрогина с комментарием: "Человек, отвергший бинарное, облекается во Христа и иод-, ражает Христу - Homo binarium repellens, Christo indutus, et eum imitans" [273].

В конце концов следует привести еще один пример - невозможно сомневаться в эзотеризме трудов Леонардо да Винчи. На его картинах тема гермафродита играет очень важную роль прежде всего в таких образах, как святой Иоанн и Вакх (Дионис). Кроме того, на многих его картинах повторяется изображение аквилегии, растения, которое считалось "андрогинным".

35. О демонизме женского. Символика перевернутого объятия

Известно, что в традициях многих народов женское начало связывалось не только с идеей "совращения", но и с "демоническим". Согласно Каббале, демоническое прямо вытекает из женского [274]: то же самое касается yin в даосизме; в египетской традиции противосолярные силы также женской природы, как и Изида, по легенде, - соблазнительница, обманом похищающая у Ра "могущественное Имя", дабы лишить его силы. [275] Очень легко перечислять упоминания этой стороны женского в других традициях, причем не в моральном, а в онтологическом смысле - в точном соответствии с тактическим началом, началом "материи" и "Воды", причем если обратиться именно к динамической и драматической картине мира, а не к образу простой "эманации" спинозовского типа.

Мы подходим, таким образом, к эзотерическим указаниям, очень близким к метафизике пола вообще. Демонические тенденции женского прежде всего в

"распылении", раз воплощении трансцендентной и магической мужественности, всего того, что в мужском есть сверхприродного, первозданного по отношению к диаде, способного возвышаться над текущим и текучим, достигать космических уровней. В буддизме это именуется viiya; и можно увидеть здесь единый корень с латинским vir: это указание на вирильность, мужественность, трансцендентную направленность духовного восхождения, превозмогающего становление, "самсару", текучесть вещей. В многосмыслии оперативно-практического словаря тантры и хатха-йоги, слово virya означает также мужское семя, в котором, согласно этим взглядам на человека, содержится зерно мужества - purushamStra sambandhibhih - и соответственно зерно будущего сверхприродного раскрытия самого себя. [276] В самой природе женского таится распад, рассеяние, разложение неделимо-мужского - это в равной степени касается поглощения семени в материнской (деметрической) функции женщины и в ее функции афродической (любовницы), то есть равно и в деторождении и в страстном желании, как, собственно, и в области оккультного. Так проявляет себя сущностный демонизм, противоборство творению, то, что гностики в соответствии со своим дуалистическим мировоззрением называли "миром демиурга" (в самом широком смысле - природы, противоположной духу) [277]. Это та самая "сосущая смерть" которая приходит к мужчине вместе с женщиной и лишает его viiya, магической мужественности, утрачиваемой им при соприкосновении с сотканной из желаний субстанцией женского, в результате чего мужчина оказывается "вычеркнутым из книги жизни" - жизни, понимаемой в высшем, оформленном, посвятительном смысле. Перед нами - "неумолимость" женского.начала в "войне полов" как на низшем, так и на высшем плане, борьба его за господство, в том числе в самых простых профанических и социальных отношениях людей.

Густав Майринк раскрыл этот круг проблем и конкретизировал их в связи с древними Мистериями, практиковавшимися на берегах Средиземного моря, в честь одной и той же Великой Богини Исаис (хотя и почитаемой под разными именами). [278] Не будет ошибкой усмотрение того же смысла и в Мистериях Кибелы. "Священная оргия", совершаемая в ее имя, завершалась экстатическим опьянением, несущим утрату мужественности, а выродившиеся поздние формы этого культа были вообще связаны с тем, что мистов, служивших богине, лишали мужественности в самом прямом смысле - через кастрацию или переодевание в женские одежды. Равно и в других культах этого круга (Мистерии Гекаты, Аштарот, Астарты Гелиопольской, Артемиды Эфесской и так далее) участвовали переодетые в женские одежды жрецы.

Впрочем, в до-орфическом демонизме, отмеченном господством женского начала, содержащем, помимо общественных культов, также и Мистерии, в которых (как и в римских Вакханалиях) только женщины - и никогда мужчины! - получали посвящение, превосходство и верховенство дионисической женщины заключалось в ее поведении в отношении фаллоса, который она возбуждала, а затем отсекала и поедала, что означало повреждение и слом "космического мужского" - вот подлинное свидетельство двусмысленности эроса как такового [279]

Однако "демоническая" природа женского может проявляться не только в "инфернальных", но и в "небесных" формах, придающих ей "космическое" измерение. Если женщина способна даровать жизнь, то она в принципе может восходить за ее пределы. Эта тема присутствует в мире легенд и героических мифов. Например, в шаманизме есть миф о небесной женщине, которая, если помогает шаману или оберегает его, способна содействовать его восхождению на седьмое небо, но не двигаться дальше, то есть не дает уйти совсем. [280] В героических легендах женская любовь, имеющая сверхприродные черты, есть скорее помощь, чем преграда для главного действующего лица.

В связи с указанным важно провести различие между двумя типами Мистерий, Великими и Малыми, или, иначе, Мистериями Аммона и Мистериями Исиды, определяющими в древней истории жесткое различие между сакральными институтами и морфологическими формами вообще. Малые Мистерии могут быть определены как Мистерии Женщины, цель которых - развоплощение внутренней личности, ее слияние с женской субстанцией, движущей силой мира проявлений. Эти мистерии носят скорее "светоносный", люциферический, нежели демонический характер, в соответствии с тем, что там совершается: "демоническое" участвует в конкретных ситуациях, в то время как все вместе ведет к "абсолютизации" женского начала, активного в своем сопротивлении сверх-космическому. Но, как мы уже видели, есть и противоположная тенденция - когда женское начало преображается в Божественную Мать - мотив, встречаемый нами в эгейской древности и даже в культе Исиды, изображаемой в виде богини с младенцем, - это как бы "предвидение" христианской Juana Coeli, но в очень ограниченных пределах.