Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник) - Рафаэль Сабатини

Просперо и Феруччо были при оружии и быстро выхватили мечи, прижавшись спиной к стене, готовые отразить любое покушение на их свободу. Феруччо, этот умелый моряк, когда-то был пиратом и сохранил свою шкуру в целости лишь благодаря умению ловко орудовать клинком. К тому же он обладал отвагой и легко впадал в бойцовский азарт. В схватке он чувствовал себя как рыба в воде.

Он с самого начала действовал умело и, даже припертый к стенке, ловко доставал всех нападавших. Клинок его едва не отсек руку одному из них.

– О мадонна! Вас слишком много, – глумливо посетовал он.

Проворство помогло ему ранить одного из противников. Тот вскрикнул и отпрянул назад, а все остальные, будто подчиняясь какому-то стадному чувству, ринулись на моряка.

Просперо услышал и узнал голос Ламбы, который бранил своих товарищей, и шагнул вперед, чтобы прикрыть Феруччо. Пригнувшись, Просперо пронзил мечом бок ближайшего к нему противника. Атакующих стало одним меньше.

Теперь шестеро мужчин ожесточенно бились над телом павшего. Просперо и Феруччо только защищались, но зорко следили, не появится ли какая-то возможность для атаки. Мечи и кинжалы скрещивались с молниеносной быстротой, сталь ударялась о сталь, клинки с лязгом сталкивались друг с другом в яростной борьбе, которая вряд ли могла бы продолжаться слишком долго. Задержка бесила Ламбу. Сражение шло совсем не так, как он рассчитывал. Ламба намеревался застать Просперо врасплох и убить, прежде чем тот поймет, что случилось. Однако он не сомневался, что и с троими оставшимися подручными сумеет одолеть двоих противников, измотав их. И тем не менее стычка затягивалась. Открывались двери домов, на улице слышались голоса, в окнах стал появляться свет, и четверо нападавших забеспокоились: ведь они явно были зачинщиками и те, кто придет разнимать драчунов, в первую очередь схватят их.

Ламба отскочил назад, чтобы напасть с другого фланга, и тут же сообразил, что продолжать драку опасно. Поклявшись не дать маху в следующий раз, он приказал отходить, и сторонники Дориа, включая и раненого, пятясь, отступили в темноту под натиском собравшейся толпы. Они скрылись в узком проулке и исчезли из виду. Тот из них, которого свалил Просперо, так и остался лежать на месте. При свете факелов Просперо узнал Флавио Дориа. Тот валялся в луже крови без чувств и, казалось, был при смерти. Но никто в толпе не испытывал сочувствия к нему.

– Поделом ему, – сердито сказал какой-то старик, выражая всеобщее мнение.

Просперо и Феруччо, спрятав оружие, перевели дух, смахнули пот со лба и, поблагодарив своих спасителей, вырвались из их дружеских объятий. Они бросились бежать.

Под назойливые излияния Феруччо Просперо спустился вместе с ним в порт и пошел вдоль борта «Гатты», его фелюги, пришвартованной за Коровьими воротами.

– Сегодня вечером я был как никогда близок к смерти, – возмущался Феруччо. – Так же как и вы, мой господин. Если мы допустим, чтобы синьор Ламба снова напал на нас, удача может нам изменить. Вы слышали, как он угрожал нам, убегая. Он жаждет крови, а смерть синьора Флавио еще больше ожесточит его. Остерегайтесь, мой господин, не лезьте на рожон.

В эту ночь Просперо из осторожности остался спать на борту фелюги. Утром, уже собираясь уходить, он узнал от одного из матросов, побывавшего на берегу, что в порту только и говорят о некоторых событиях, явно имеющих отношение к нему. Ночью в его дом вломились вооруженные люди во главе с Ламбой; не найдя Просперо там, Дориа атаковал вход во дворец кардинала. Потерпев неудачу и тут, Ламба ретировался. Его преосвященство пригрозил ему тяжелыми последствиями такого поведения, но Ламба громогласно заявил, что, где бы ни прятался Просперо, он его отовсюду выкурит.

Просперо сел и задумался. Он пришел к выводу, что нет смысла рисковать жизнью (ведь в Генуе его ничто не держит), затягивая приготовление к отплытию. Он понимал, что вызывать на дуэль такого человека, как Ламба Дориа, бессмысленно: он никогда не примет честный вызов. А еще одной стычки с шайкой наемных убийц Просперо вовсе не хотел.

Однако, приняв решение, Просперо почувствовал, что необходимость сойти на берег стала еще острее. Надо готовиться к плаванию, и если продовольствие можно поручить Феруччо, то о золоте придется позаботиться самому. Просперо ступил на берег в жаркий полдень, во время послеобеденного отдыха. В эти часы порт пустует, если не считать тех, кто там спит. Он шел, закутавшись в плащ, прикрыв лицо широкополой шляпой. Его сопровождали двое слуг. Шатаясь, они тащили тяжелый сундук из банка Святого Георгия. Однако, несмотря на все предосторожности, Просперо выследили на берегу: Ламба пообещал пятьдесят дукатов любому, кто сообщит ему сведения о Просперо Адорно, и нищие зеваки смотрели во все глаза.

Негодяй, который шпионил за ним, не мешкал. Он быстро принес весть о местонахождении Просперо, но Ламбы не было дома. Он вышел на охоту и, по словам челяди, отправился в сторону Кариньяно. Встревоженный этим, шпион неблагоразумно выдал себя, надеясь таким образом вынудить людей Ламбы признаться, где их хозяин. Те, в свою очередь, не смогли удержать языки за зубами, и еще до захода солнца четверть населения Генуи знала, что господин Просперо Адорно, за которым так неистово охотился Ламба Дориа, укрылся на борту своей фелюги. Но никто не знал, что фелюга, спешно снаряженная для плавания, уже поднимала паруса.

Эта весть наконец дошла до Ламбы, когда он вернулся домой, устав от бесплодных поисков и опоздав к обеду. Примерно в то же время эти слухи дошли и до дворца Фассуоло, так взволновав герцогиню, что она уже была готова отправить посланника на фелюгу. Ее племянница, встревоженная еще больше, чем монна Перетта, но внешне сохранявшая самообладание, решила, что отправится туда сама.

– Это я не могу доверить никому, – ответила она на протесты тетушки. – Дело не только в предупреждении об угрозах этих драчунов. Надо уговорить его покинуть Геную. Тут он в опасности.

Монна Перетта задумчиво посмотрела на нее:

– Я понимаю, моя дорогая. Бог желает скорейшей развязки этого запутанного дела. Ну что ж, иди, Джанна, и добейся, чтобы он уехал, по крайней мере, до возвращения моего мужа. Тогда, я надеюсь, мир наконец восторжествует.

И вот, на закате солнца, запряженная мулом крытая повозка выехала из Коровьих ворот и прогромыхала по гальке мола. Она проехала мимо стоявшей под разгрузкой триремы, пришвартованной к пирсу, миновала рыбацкую лодку, команда которой с песней вытягивала сети, и остановилась у широкой фелюги, которая выделялась золоченой кошачьей головой на носу. Один из лакеев, сопровождавших Джанну, подал ей руку и помог сойти на причал. Над городом уже сгустились сумерки, небо почернело, и на востоке слышались отдаленные раскаты грома. Вскоре на камни упали первые капли дождя, оставляя мокрые пятна размером с дукат. Дождь заставил Джанну поспешить. Она быстро зашагала по сходням, в конце которых ее ждал матрос. Как только она раздраженно ответила на его вопрос: «Кто идет?» – из шатра на палубе выглянул сам Просперо. Он помог ей спуститься на палубу и увлек в кормовую надстройку, оберегая от усиливающегося дождя.

У обоих захватило дух от волнения.

– Какое чудо привело тебя сюда, Джанна?

Причиной был страх за него, и она почти бессознательно бросилась в его объятия. Они ничего не сказали друг другу. Он ни словом не выразил обиды, она же не произнесла ни слова в свое оправдание. Как будто ничто и никогда не омрачало их отношений. Джанна сдержанно высказала свою просьбу. Он должен немедленно уехать. Он должен исчезнуть из Генуи.

Он улыбнулся, заметив ее страх.

– Ваша тревога так льстит мне, что я почти готов благодарить синьора Ламбу, ставшего ее причиной.

Просперо подвел ее к дивану. Он смотрел на Джанну и, судя по блеску темных глаз, меньше всего думал сейчас о грозящей ему опасности. Его волнение еще больше оттеняло внешнее спокойствие Джанны, которое, как он знал, всегда было ей присуще.

– Позвольте мне вновь увидеть вас спокойной, – сказал он. – Такой же спокойной, как моя чудесная Дама из сада.

– Могу ли я быть спокойной, Просперо, когда вам угрожает гибель? Если вы не думаете о себе, то хотя бы обо мне подумайте.

Он сел рядом с ней и пробормотал:

– Любовь моя.

– Вы уедете? – спросила Джанна. – Если вы любите меня, то не станете мучить, заставляя переживать за вас.

Он немного поколебался, прежде чем ответить. Его глаза, заглядывавшие в бездну ее глаз, выражали нежность и затаенное желание.

– Я думал об этом, – признался он и услышал, как она облегченно вздохнула. – Я действительно подготовился к отъезду и планирую отплыть в Испанию, где у меня не будет недостатка в друзьях.