Дым и зеркала - Таня Хафф

Генри ценил иронию.

— Господи. — Грэхем запрокинул голову и уставился на позолоченных граций и ангелочков, украшающих потолок. — Это уже перебор, а?

— Ну, если уж тратишь государственные деньги, почему бы не потратить их на барокко?

— Что?

— Неважно. — Лампы, освещающие лестницу, которая шла к балконам, были погашены. Поэтому логично было предположить, что балкон использовать не планировалось, и они могли найти там необходимое уединение. Генри потащил Грэхема через фойе. — Пойдем.

— Но туда же нельзя.

— Просто надо, чтобы нас не поймали.

Грэхема это не особо успокоило. Нахмурившись, он посмотрел на первую ступеньку.

— Свет не горит.

— Вы разговариваете с мертвыми, но боитесь темноты.

— Да не в этом… Ладно, неважно. — Он нервно обернулся, высвободил руку и рванул на второй этаж. Приглушенный ковром топот его ботинок потонул в музыке с нового диска «Радиограммы», доносящегося из звуковой системы.

Генри встретил его уже на верху лестницы.

— Ну конечно… обогнали… старика… — Он, тяжело дыша, привалился к стене, оклеенной велюровыми обоями.

— Вам надо больше тренироваться.

— А вам… не лезть… в чужие дела. — Выпрямившись, Грэхем направился к главному балкону. — Если мы… будем это делать… я хочу… сесть.

На балконе было пусто, но Генри обратил внимания на провода, идущие к пустому месту — где должна находиться опаздывающая камера номер два.

Внизу примерно полдюжины человек из команды носились, улаживая последние проблемы. На сцене пара незнакомых Генри актеров — хотя Тони и уверял его, что в эти дни они очень популярны — проверяли расстановку. Места были заполнены примерно на три четверти. Публика еще не начала волноваться, но уже шумела.

Шум был им на руку. Шум поможет им скрыть разговор Грэхема Бруммеля и призрака.

— Ну?

Сидение, обитое красным бархатом — как в начале двадцатого века, скрипнуло под весом опустившегося в него смотрителя.

— Ну что?

— Он здесь?

— Конечно. Но это неправильный вопрос. Вопрос в том, захочет ли он говорить. Вернее… — Грэхем задумчиво провел рукой по залысине, — вопрос в том, скажет ли он что-нибудь, что я смогу понять. Мертвые обычно не особенно разговорчивы. Правда теперь их не заткнуть, но со Стивеном и Кассандрой мне пришлось работать пару недель, чтобы что-нибудь из них вытянуть. А у нас с ними кровная связь.

— А здесь есть я.

— Да, за это и за тридцать два бакса мне продадут упаковку пива. — Он вздохнул. — Пива хочу.

— Вы его уже достаточно выпили. Зовите. Или концентрируйтесь. Делайте, что должны.

— Вы же ни хрена об этом не знаете… — Обернувшись, он посмотрел на Генри и замер. — Да. Значит, я просто… ээ…

Хотя ему не очень этого хотелось, Генри заставил себя успокоиться. Отозвал Охотника. Смерть этого раздражающего человечишки не поможет освободить Тони и остальных. Надо сконцентрироваться на жалости. Ухватившись за спинку кресла Грэхема, он стал ждать.

— И все же, мне бы хотелось знать, почему я?

— Вы притягиваетесь, потому что похожи. Слушай, про тебя чертова уйма легенд. Ну, не прям про тебя, но про твой вид. И оно все окружает тебя… — Тони развел руками, — как сверхъестественный туман. Наверняка это и привлекает призрака. Тянет к тебе.

Теория Тони, сформулированная между посещениями последнего призрака, с которым пришлось столкнуться Генри, звучала довольно логично.

За исключением того, что обычно притягиваются противоположности.

Это не помогало.

Ткань под пальцами Генри начала рваться, и он тихо раздраженно рыкнул.

Температура на балконе резко упала.

— Он здесь, — довольно возвестил Грэхем.

— Я догадался.

На месте, где должна была быть вторая камера, начала материализовываться высокая фигура. Тьма на балконе мешала как следует рассмотреть ее очертания, темнота сливалась с темнотой. Казалось, что бледное хмурое лицо и высокий воротник, модный в начале века, витали в воздухе сами по себя.

— Он жалуется насчет театра. Вроде не насчет самого здания, а насчет… — Грэхем махнул рукой в сторону сцены, — вот этого всего.

— А почему я его не слышу?

— Потому что среднестатический человек не может это услышать, — ухмыльнулся Грэхем. — А вы с вашими габаритами и на мелкостатистического не потянете. Что?

Призрак нахмурился.

— Кажется, он считает, что я смелый, потому что так разговариваю с тем, кто ходит во тьмы. Господи, а кто не ходит? Свет-то выключен.

Алистер МакКолл, выходивший пять раз на поклон за роль Фауста, и Генри Фицрой, некогда герцог Ричмондский и Сомерсетский, обменялись одинаковыми взглядами.

— Да, да, Ходящий в ночи. Что за… — Побледневший Грэхем медленно повернулся и посмотрел на Генри. — О боже, о боже, я с первого взгляда понял, что вы странный, но чтоб вампир?

Генри улыбнулся, даже не стараясь казаться обаятельным.

— Спрашивайте насчет Крейтона Каулфилда. У нас нет времени.

— Хартли пропал? — Глаза Бренды болезненно расширились, и она обеими руками сжала руку Ли. — Дом! Это все дом! — взвизгнула она. Ли накрыл ее ладони своей — не для того, чтобы успокоить, а что постараться заставить ее ослабить хватку. Тони стоял достаточно близко, чтобы это заметить. — Он его съел!

— Не съел! — рявкнула Эми, а потом нахмурилась и повернулась к Тони. — Или съел?

Тот пожал плечами и взглянул на Стивена и Кэсси, которые наконец к ним вернулись. Кэсси все еще вздрагивала — и хотя это казалось логично, учитывая плач Карла, которому аккомпанировала танцевальная музыка, но она была мертва. И Тони искренне считал, что дергаться уже не из-за чего.

— Дом никого не ест, он использует энергию, высвобождаемую во время смерти, — сообщила ему Кэсси, разглаживая юбку, забрызганную кровью, и глядя на Бренду как на идиотку.

Тони повторил слова Кэсси, стараясь не имитировать ее взгляд.

— И, поскольку никто не умер, — добавил он, — Хартли тоже жив. С самого начала сначала шло убийство, а потом самоубийство.

— Наверно, пошел искать чего-нибудь выпить, — вздохнул Питер.

Кейт скрестила руки и переминулась с ноги на ногу:

— Или пошел искать кого-нибудь, кого можно убить!

— Кого? — не выдержала Эми. — Мы все здесь.

— Значит, он хочет, чтобы мы стали его искать. И когда мы разделимся, он кого-нибудь убьет.

Люди согласно закивали.

— Да… — Эми поджала губы, признавая поражение. — Звучит логично.

— Том никого не убивал, — скорбно пробормотал Маус.