Красный сокол - Владимир Шморгун

— А где же твой Железный крест? — не скрывая зависти и чувств мнимого превосходства, благодаря агентурной осведомленности, спросил с ухмылкой чекист.

— А вот он! — не без злорадства задрал ногу Иван, показывая не в меру любопытному дознавателю помеченный каблук. «Что, выкусил?» — в свою очередь мысленно улыбнулся испытатель, стараясь не хромать.

До начала войны оставалось ровно четыре дня.

Часть 4

Великая Отечественная

Глава 1

Вотчина Мао-Дзедуна

Сдав отчеты и технические характеристики на испытанные самолеты в Германии своему руководителю по командировке милейшему «профессору», Иван Евграфович решил лично отнести похищенные в библиотеке Люфтваффе карточки заместителю наркома обороны Рычагову, чтобы тот пристроил их куда следует.

Прежде всего, для изучения и, может быть, для иллюстрации на курсах подготовки командиров в авиационной академии. Но того на месте не оказалось. Тут же, на проходной, он позвонил в кабинет Смушкевичу.

Яков Владимирович обрадовался звонку и с ходу выпалил:

— Слушай меня внимательно. Тебя разыскивает наркомат иностранных дел. Командировка в Китай. Я дал согласие. Зайди в отдел межправительственных связей. И поторопись. Тобой интересуются контрразведчики. У тебя все в порядке? Что это за связи с Галландом?

— Шапочное знакомство. Какое еще может быть? Летчик он, думается, то, что надо, — как-то сразу закашлявшись упал духом самодеятельный разведчик секретных материалов Люфтваффе, закашлявшись.

— Добро. Будь здоров. Не кашляй. Желаю удачи, — положил трубку помощник начальника генерального штаба.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день — чесал затылок себе по дороге Иван — Какой тебе отдых, когда на пятки наступают сыщики по ловле блох? Галланд, несомненно, тот еще летчик. Но и я, кажется, не лыком шит. Пусть они попробуют придраться. Впрочем, придраться можно и к телеграфному столбу. За стыковку с иностранным агентом. Вон Григорий Михайлович Штерн. Герой Советского Союза, генерал, член ЦК партии, а все-таки взят в наручники. За что? Неумело руководил армией или неумело исполнял дурацкие предписания сверху? За это снимают с должности, но не отдают под суд специалистам по экзекуции. Эти любого могут превратить в козла отпущения. Главное — не сорваться. В игре с шулерами на ярмарки тщеславия надо быть осторожным. Чем дальше от политических интриг, тем лучше».

Постояв на мосту Москвы-реки, глядя на воду, он невольно вспомнил чье-то изречение, что все течет и все меняется, как вон те девчонки, брызгая друг на друга у кромки воды. Хорошо бы искупаться, очиститься от наносной золотистой пыли германского рейха, отдаться естественным радостям бытия, как те подростки, барахтающиеся на отмели. АН нет. Время поджимает.

Упустишь — потеряешь то, что имеешь. По большому счету, ясно. Дома Аня показала телефонограмму из наркомата иностранных дел, не скрывая недовольства слишком кратковременным свиданием с вечно улетающим куда-то мужем.

Спрятав подальше карандаш Геринга, Железный крест, золотую монету и карточки с изображением самолетов, Федоров отправился на Смоленскую площадь за документами на выезд в Китай.

Через два дня он был уже в Алма-Ате, откуда на перекладных, где железкой, где на машинах, добрался в Кульджу.

Известие о нападении Германии на СССР он услышал по пути от Талды-Кургана до границы из уст попутчиков. И первым нестерпимым желанием его было немедленно вернуться в Москву.

Туда, где, считал он, необходимо быть ему по долгу службы, по праву боевого летчика. По зову сердца, наконец. Однако здравомыслие одержало верх. Подумал: а вдруг это широкомасштабная провокация перед броском через Ла-Манш. Ведь сколько раз писали об этом, говорили на совещаниях, предупреждали по телефону — не поддаваться на провокации. Да и нельзя ему по личному усмотрению ослушаться, отказаться от правительственного поручения. Его ждут в Кульдже. Если дело с Германией без дураков, надобно действовать по уставу, по форме, а не с кондачка.

Генеральное консульство Советского Союза располагалось в Урумчи — столице Синьцзян-Уйгурского района. Недалеко, но и не близко от провинциального городишка, где надлежало наладить сборку самолетов, поступающих из Казахстана. Федоров значился военным советником, отвечал за качество выпускаемой продукции наравне с директором завода по сборке самолетов.

Кроме консультаций по летно-тактическим вопросам при штабе военно-воздушных сил Китая, в его обязанности входила завершающая проверка самолета после «обкатки» заводскими пилотами. Работа не ахти тяжелая, но скучная. Контрольный полет, подпись на сопровождающих документах, инструктаж, участие в совещаниях: изо дня в день, из недели в неделю — одно и то же. От одной жары можно с ума сойти, не то что от однообразия застывшего времени в глуши.

А вести из Москвы все тревожнее и мрачнее. Немцы захватили Киев, подошли к Смоленску. Что же их никто не может остановить? От генерального консула на его рапорт — ни ответа, ни привета. Не выдержал военный советник, улетел в Урумчи.

Разговор с главным военным представителем консульства был коротким.

«Понимаем, сочувствуем, но помочь не можем: здесь тоже фронт». И вот на стол главному консулу в Китае положили лист бумаги, источающий крик души отчаянного патриота сталинской державы.

«Командующему ВВС Красной Армии.

Копия Генеральному консулу СССР

в Синьцзянской провинции Китая г. Урумчи,

И. Н. Бакулину

от летчика-испытателя И. Е. Федорова.

27.07.1941 г.

Рапорт

Прошу Вашего распоряжения об откомандирования меня с Западного Китая, объекта-600 в Советский Союз — действующую армию, так как свою основную работу я окончил, а то, что осталось на сегодняшний день — то ее может любой рядовой летчик-испытатель выполнить успешно и без меня.

Считаю, что мне как командиру ИАП и окончившему ЛВАКУ (Липецкие высшие авиационные курсы управления) в 1939 г. дважды краснознаменцу в такой период отсиживаться в таком глубоком тылу и почивать на лаврах не пристало. Но, несмотря на мою бесконечную просьбу по месту службы, где яи по сей день продолжаю обивать пороги по всем инстанциям, желаемых результатов все нет, как нет.

И только это обстоятельство заставило меня обратиться лично к Вам с полным горячих чувств и желания как можно побыстрей попасть на советскую землю и в первых рядах с нашими бесстрашными соколами уничтожать стервятников, тем самым, очищая небо нашей любимой Родины от всякого мусора и нечисти, тем более что мне немецкая тактика войны уже давно известна по ПИРЕНЕЯМ: я их еще там с 1937 по 1938 г. основательно лупил и теперь только буду рад, если мне Вы предоставите снова возможность чувствительно пощекотать их, да так, чтобы ни один не воскресал обратно. Только удовлетворите мою просьбу, и все случится так, как быстрее нельзя.