Слишком много колдунов - Цогто Валерьевич Жигмытов

мысль, что посещение светских мероприятий в мундире следует запретить законодательно.

5

В экипаже по дороге в театр временно исполняющий обязанности заведующего кафедрой археософии и капитан королевской службы эвакуации минут десять обсуждали современное искусство, и Жак поначалу не участвовал в разговоре по причине больной головы и большой корзины цветов у него на коленях. Но затем стали обсуждать светскую жизнь вообще, и тут свободный финансист проявил живой интерес. После недолгого обмена мнениями и воспоминаниями было решено, что время частных салонов кануло в небытие и тон задают исключительно ведомственные вечеринки. К примеру, Аслан поведал, что на их недавний весенний бал пригласительные кончились ещё до объявления даты. В ответ на это Жак сообщил, что на балы Торговой и финансовой гильдии приглашений нет в принципе, а есть список фамилий, утверждающийся после внутреннего конкурса примерно за два месяца до события. Питеру, представлявшему Королевскую Академию, в этом смысле похвастать было нечем, поэтому он сварливо усомнился в качестве, так сказать, человеческого материала, что представлен на данных мероприятиях. Если в случае Аслана всё более или менее понятно, сказал он – на балы эвакуаторов ломятся безобидные восторженные провинциалки, поддавшиеся очарованию мундира, то к торговцам, здесь тон Питера стал зловеще-обличающим, стремятся попасть в основном расчётливые и очень хитрые особи, мыслящие в терминах товарно-денежных отношений, что, разумеется, недопустимо в таких тонких вопросах, как брак и будущая семья.

– Почему это провинциалки? – обиделся Аслан.

– Почему это недопустимо? – обиделся и Жак.

Перед входом в театр была толпа. Друзья выбрались из экипажа.

– Дело новое, – заметил Аслан, – модное.

– А что это такое вообще – мюзикл? – спросил Питер, поправляя галстук и напуская на себя светски небрежный вид. Аслан пожал плечами, вопросительно посмотрел на Жака.

– Мюзикл, в общем, там ээээ… музыка, – сказал Жак.

– Так, – сказал Аслан.

– И там… ээээ… актёры.

– Я верю в тебя, друг мой, – сказал эвакуатор. – Продолжай.

– И актрисы, – помог Питер.

– И актрисы, – повторил Жак. Он смотрел на гигантскую афишу с названием мюзикла и смутным женским силуэтом.

– В общем, мюзикл, – сказал Аслан, – это когда актеры и актрисы на сцене что-то делают под музыку.

– Поют? – спросил Питер.

– Ммммм, – замотал головой Жак. – Она там не поёт, а как бы говорит.

– Танцуют?

Жак произвел сложное движение плечами.

– Месье Делакруа!

К ним приближался барон Дебатц, наряженный по последней моде. Узкие штаны в чёрно-серую полоску, сюртук с пышными рукавами, белые перчатки в чёрную стрелку, бежевый платок на шее, цилиндр и трость, подобранные в тон – настоящий герой нового времени, романтический отшельник и воплощение успеха. Жак, прищурившись презрительно, смотрел мимо него, внезапно осознав, что со вкусом подобранная одежда – вовсе не такое уж достоинство, как ему казалось раньше.

– Господин барон, – произнёс он, едва шевеля губами.

– Рад видеть вас всех среди поклонников таланта нашей Нони, – произнёс Дебатц как ни в чём не бывало. – Вы, надо полагать, капитан аль-Джазия. Наслышан. Я барон Дебатц, всегда к вашим услугам.

Аслан, ничего не понимая, коротко поклонился. Барон обратился к Жаку.

– Насколько я слышал, вы по-прежнему стоите на своём?

– О, господин барон, – светски усмехнулся свободный финансист. – Увольте меня от разговоров о делах. Предадимся же неге искусства сегодня вечером.

– Впрочем, – продолжил Жак неожиданно и совершенно другим голосом, – я действительно стою на своём, и если вам мало стряпчих нашей гильдии, то, возможно, сам господин министр Кокен в скором времени возымеет к вашему ведомству несколько вопросов.

– Вы, пожалуй, правы, – ответил барон Дебатц медленно и без улыбки. – Предадимся магии сцены и неге искусства. Всего хорошего, господа.

– Про что он говорил? – спросил Питер встревоженно. – Опять про дом?

– Не обращай внимания, – хмуро сказал Жак. – Сволочь, он сказал «нашей Нони».

– Куда он пошёл? – задумчиво произнёс Аслан, глядя вслед барону. – Вход же не там. Он что, так вырядился, чтобы с тобой поговорить?

– Он думает, что премьера провалится, – предположил Питер.

– Я нанял три дюжины клакёров, – мрачно сказал Жак. – Она не может провалиться.

– Это те, кто будет хлопать? – догадался Аслан. – А Нони знает?

– Да, – произнёс Жак в пространство. – Всё же не зря у вас, эвакуаторов, изображена молния на эмблеме. Ты регулярно поражаешь меня примерно с той же силой и неожиданностью.

– Это не молния, – начал было объяснять Аслан, но не успел. От толпы отделился невысокий полный человечек, чьи вертлявые манеры и некий налет сальности мгновенно выдавали в нем мелкого театрального деятеля. Человечек направлялся к ним; лицо Жака потемнело.

– Какая честь, какая честь! – закричал он еще издали. – Пройдемте со мной, пройдемте со мной! Вас уже ждут, вас уже ждут!

И, не добежав до друзей, он развернулся и помчался в толпу, расталкивая людей. Друзья поспешили за ним, Жак отстал, будто задумавшись.

– Интересно, он всегда всё два раза повторяет или это только для Аслана? – подумал Питер вслух. Эвакуатор ткнул его кулаком в спину.

Их долго вели какими-то коридорами, и чем дальше они шли, тем больше людей им встречалось, они с трудом следовали за вертлявым типом, фамилия которого была Равайи. Разумеется, буквально через три поворота тип потерялся. Исчез. Друзья встали, задумчиво разглядывая окружающую действительность, изредка поглядывая на Жака; и действительность, и Жак их игнорировали. Трудно придумать состояние глупее и беспомощнее, думал Питер, чем когда ты стоишь за кулисами, брошенный полузнакомым типом, который обещал тебя провести и всё устроить, но забыл на полпути. Они стояли спинами друг к другу, словно обороняясь – а вокруг них носились люди в масках, в гриме, в лёгких пестрых костюмах, а порой и почти без одежды – эти пробегали без тени смущения, более того, Питеру показалось, что они даже рады такой возможности.

Равайи вынырнул из обтекающего их людского потока совершенно неожиданно.

– Сюда, сюда, – его голос слегка сел, видимо, пришлось покричать.

Места оказались превосходными – второй ряд над партером, подъём амфитеатра. Именно сюда в любом театре садятся знатоки, желающие в полной мере насладиться спектаклем; билеты сюда не продавались, а доставались, причём порой с большим трудом. Здесь громкое звучит громко, а тихое – тихо; здесь собираются критики, здесь садятся инкогнито авторы из конкурирующих театров, здесь сажают серых кардиналов, меценатов мира искусства. Наши друзья не были ни знатоками, ни инкогнито, ни тем более серыми кардиналами, поэтому всё это им было совершенно безразлично. Равайи вручил Жаку, который упорно смотрел сквозь него, листочек цветной бумаги и исчез.

– …Значит, она уже шьёт шляпку для этого… как его, – шептал Жак через минуту, поглядывая то на сцену, то в листок. – Суть в том, что она смертельно больна.

– И ты