Царство призраков - А. Дж. Врана

– Так же, как и все остальные, – проскрежетал голос позади них.

Мейсон стремительно обернулся, а Лом испуганно вскрикнула. И вот спустя три долгих года перед доктором снова предстал старик из домика в секвойе. Его всклокоченные серебристо-черные волосы блестели, как нефтяное пятно, а огромные глаза лучились весельем, когда он одарил присутствующих жуткой безжизненной улыбкой.

– Какого хрена! – Лом отскочила назад.

Гавран растянул губы шире, обнажая острые, как битое стекло, зубы. Он указал на окно.

– Вошел через дверь.

Ворон закаркал, захлопал крыльями, затем скользнул к Гаврану и взгромоздился на его плечо.

– Это не дверь, Гавран, – раздался позади голос Амы. Она выглядела изможденной, под глазами залегли темные тени.

– Ты нашла человека, которого искала? – осторожно спросила бармен.

Ама не ответила, ее внимание было приковано к старику.

– Меня не найти, – буркнул Гавран и присел. – Я тот, кто находит. – Его тон смягчился, на последнем слоге превращаясь в низкий тревожный стон, напоминающий вой умирающего животного.

Безжизненная улыбка сменилась мучительной гримасой; на это было больно смотреть. Блеск чернильных глаз Гаврана померк, сменившись слабым мерцанием черных и серых искр. Ворон на его плече дернулся и издал душераздирающий крик.

– Она ушла, – проурчал Гавран, и Мейсон догадался, что этот тихий горловой звук выражает его горе, рвущееся наружу. Старик посмотрел на Аму. – Я должен ее найти.

– А ты можешь? – спросила Ама.

Гавран наклонил голову и щелкнул языком, затем задрожал и вновь повернулся к Мие. Он коснулся ее щек скрюченными, как когти, пальцами. Невзирая на грубые мозоли, покрывающие его жесткую обветренную кожу, он бережно, с трепетом любящего родителя обвел ее брови. На его вытянутом грозном, как лезвие клинка, лице пролегли глубокие борозды морщин. Они говорили о его возрасте и сладкой горечи воссоединения, произошедшего слишком поздно.

– Возможно, я не вернусь, – промолвил он наконец.

Впервые за все время их знакомства Мейсон увидел, как Ама дрогнула. Лицо волчицы побледнело, словно весь воздух разом покинул ее легкие. Он встречал это выражение раньше на лице каждого, кому он сообщал страшную весть о том, что их близкий умрет. Ама держалась получше многих, но если Мейсон в чем-то и разбирался, так это в бледных тонах истинной скорби.

– Нет, – возмутилась она, сперва сдержанно, а потом с вызовом. – Нет, не смей!

Пальцы Гаврана по-прежнему парили над лицом Мии. Он выглядел умиротворенно рядом с ней.

– Так много воспоминаний, – вздохнул старик. – Окна и врата для стольких страданий.

– Именно поэтому не смей… я не смогу. – Голос Амы сорвался, она прижала ладонь ко рту. Мейсон уловил легкую дрожь и сдавленный всхлип. Волчица изо всех сил пыталась подавить грозящую вырваться бурю. Ама была горда и никогда не раскрывала своих карт. Она шла наперекор себе, пытаясь удержать все под контролем. Доктору нестерпимо хотелось посоветовать ей прекратить игру и дать волю чувствам, пока не стало слишком поздно, пока она не пожалела о том, что впустую потратила драгоценное время, отпущенное на прощание. Хотелось, но он не посмел. Глубоко вздохнув, Ама взяла себя в руки и попыталась снова.

– Я всю жизнь была рядом с тобой. Мы найдем другой способ, как и всегда.

Лом схватила Мейсона за предплечье, сжимая пальцами то место, где остался шрам от метки Слуги. Краем глаза доктор заметил, что в ее глазах стояли слезы. Душили ли ее вопросы? А может, скорбь о предстоящей жертве бередила ее незажившие раны?

Чувство потери витало в воздухе, как нависшая угроза, страшная и неумолимая.

Гавран протянул дрожащую руку и сжал пальцы Амы, его глаза потускнели, как асфальт, покрытый туманом.

– Не волнуйся. Я всегда рядом. – Старик улыбнулся, как призрак на затихшем поле боя, без следа присущего ему веселья и озорства, которые запомнились Мейсону. Затем он произнес: – Ничто в мире не имеет конца, маленькая волчица. Все лишь меняется, как вода превращается в туман, а кости – становятся пылью.

Ама сжала его руку и кивнула. Ее это не убедило, но старый ворон в своей мягкой манере лишил ее решимости вести борьбу. Ама разжала дрожащие пальцы, выпустила руку Гаврана и отступила назад, словно расстояние могло заглушить ее боль.

Волчица ссутулила плечи и опустила взгляд, густые серебристые локоны скрыли ее лицо. Словно ребенок, брошенный на произвол судьбы, она вздрагивала и изредка всхлипывала, тихонько сглатывая слезы. Все слова были сказаны, Гавран медленно и неуклюже опустился на пол.

Он повернулся к Мие, его шея скрипнула, как ржавая петля.

– Я пришел исполнить свое обещание, Сновидица. Но сперва тебя снова нужно найти.

В комнате воцарилась тишина. Глаза Гаврана – черные дыры в иные измерения – медленно закрылись. Старик замер, приоткрыв рот. Легкие вздохи то срывались с его губ, то вновь затихали, как догорают угольки жизни. И все же они тлели, тихо и неизменно.

Гавран спустился в мир грез.

– Это все ее вина, – прорычала Ама, выводя Мейсона и Лом из ступора. Гнев вытеснил печаль из ее сердца. – Ничего этого не случилось бы, если бы она не сунулась к Каю… – Волчица замолчала, выстроенная ею броня трещала по швам. Она отчаянно старалась найти виновного. – И если бы не я… Мое высокомерие… Мой эгоизм…

Лом трясло так сильно, что через ее руку дрожь передавалась Мейсону, создавая вибрации. Похоже, врать не придется – никакой полуправды и искусно завуалированных ответов.

– О ком ты говоришь? – спросила Лом, и Ама наконец подняла взгляд, ее глаза полыхали, как адское пламя.

– Русалка, – прошипела волчица имя, которое, несомненно, ни о чем не говорило бармену.

– А не сварить ли мне кофе? – Лом отпустила руку Мейсона и направилась на кухню. – Судя по всему, ночка будет долгая.

Как только двери за ней захлопнулись, Мейсон перешагнул через спящих.

– Ама, Русалка вовсе не та, кем кажется.

На лице волчицы поселилось отстраненное тоскливое выражение, но доктор сумел привлечь ее внимание.

– О чем ты?

– Я видел ее, – выпалил Мейсон, стараясь выложить все до возвращения Лом. – Я знаю… все.

Ама заинтересовалась. Искра солнечного света вернулась в ее взгляд, мгновенно поймавший в ловушку внимание доктора.

– Она напала на меня, пытаясь добраться до Слуги – демона Истины. Ей нужна была информация. Но Слуга ничего не отдает даром.

Ама расправила плечи.

– То есть она отдала часть своей правды в обмен на ту, которая была нужна ей.

– Да! И поскольку я был связан с этим паразитом, все, что он взял от нее, перешло ко мне. – Отчаяние и ужас осели у него на языке. – Я знаю все о ее прошлом. Знаю, чего она хочет.

– И чего же?

– Возмездия. Она хочет отомстить человеку, который причинил ей боль, но не может, потому что он мертв. Поэтому она продолжает разыгрывать один и тот же сценарий, используя людей в качестве своих марионеток – влюбленных, которые убеждены, что между ними царит полное доверие. Она пробирается к мужчинам в головы и, манипулируя их неуверенностью в себе, заставляет совершать