Иная сила - Вадим Сухачевский

— Ты, может, с собой и не брал, — предположил Бурмасов, — да в машкерадном костюме кто-то до тебя оставил. — Особой радости, впрочем, в голосе у него не было.

— Да нет, — ответил Христофор, — я помню, что карманы проверял – ничего такого в помине не было.

Помолчав немного, Никита вздохнул:

— Значит, похоже, снова кто-то с нами играется… Понять бы только, что у него за игры… Ну да как бы то ни было, ты, Христофор, пистолет заряжай.

— Да уже зарядил… И кремень, чувствую, на месте… И курок смазан хорошо – я-то, помнится, давно не смазывал… Это, что ли, комтур хотел, чтоб я застрелился со страху? Так не дождется такого, змей!

— Странные, странные игры… — пробормотал Бурмасов. — Ты, Карлуша, в Ордене своем не первогодка; тебе часом на сей счет ничего не приходит в голову?

— Нет, ни про что подобное я никогда не слыхал, — ответил фон Штраубе, занятый в эту минуту тем, что принюхивался к затхлому воздуху, наполнявшему темноту. И затем очень тихо добавил: – Могу с полной уверенностью сказать лишь одно – что комтур сейчас прячется где-то здесь. — Это его и самого премного удивляло, ибо касательно участия комтура Литты во всем этом деле он с недавних пор не разделял мнения своих друзей.

Бурмасов также перешел на шепот:

— Из чего ты заключил?

— Запах… — прошептал фон Штраубе. — Он пользуется особой кельнской водой, и сейчас я ее узнал.

— Надо обшарить помещение, — прошептал князь в ответ. — Благо мы теперь вооружены. Ну-ка, Христофор…

Тот сделал шаг, другой… Тут же раздался звук глухого удара, и он громко чертыхнулся. Потом проговорил:

— Балка какая-то. Чуть голову сам себе не снес, до сих пор искры сыплются…

— Да, — сказал князь, — так мы все себе башки поотшибаем… Может, того он и хочет, шельма?.. Что бы такое придумать?.. А ну-ка поищем получше у себя в карманах – вдруг еще подарок какой?

— Свечной огарок оставили, — после тщательных поисков отозвался Двоехоров, — да он бесполезен: огниво утянули. А так больше ничего.

— У меня тоже, — сказал фон Штраубе.

— А вот у меня… — проговорил Бурмасов. — Не пойму… Пыли какой-то полный карман. Как бы поглядеть?..

И вдруг в один крохотный миг полыхнуло так ярко, что ослепило хуже любой темноты. Двоехоров даже вскрикнул от неожиданности.

— Что это было?! — прошептал князь.

— Магниевый порошок, — догадался фон Штраубе. — От него происходит холодная вспышка при касании с воздухом.

— Ты что-нибудь успел разглядеть? — спросил Бурмасов у Двоехорова.

— Самое чуть, — ответил тот. — Кажись, в той стороне лицо чье-то с бородой.

— Вот и я – то же самое, — сказал князь. — И руку могу дать на отсекновение, что это шельма комтур при своей машкерадной бороде… Ну-ка, мы вот что сделаем. У меня еще небольшая щепоть этого порошка осталась; я ей сейчас полыхну – уж не так ярко выйдет, как в первый раз, — а ты, Христофоша, с маху пали прямо в эту бороду, да постарайся, мой друг, не промахнись.

Фон Штраубе не ожидал такой расторопности от своих друзей. Он воскликнул:

— Постойте! — Но в этот миг уже полыхнула вспышка.

Единственное, что барон успел сделать, это ударить Христофора по руке. Выстрел все-таки прогремел, но пуля ушла в другую сторону. И Христофор с досадой подтвердил:

— Мимо!

— Ты что! — разозлился князь. — Пуля ж единственная была! Сейчас бы он, шельмец, бездыханный лежал!.. И магния больше не осталось.

— Ничего, — сказал фон Штраубе. — В том и ловушка еще одна была, я не дал вам в нее попасть… Зато я дорогу успел высмотреть. За мной!

Друзья осторожно двинулись вслед за бароном. Наконец послышалось какое-то кряхтение. Рука фон Штраубе нащупала бороду и оторвала ее.

— Граф, это вы? — спросил он.

И вновь лишь кряхтение было ответом.

— У него кляп во рту, — сказал фон Штраубе. На ощупь он вытащил кляп и услышал после нескольких глубоких вдохов голос комтура:

— Слава Богу, сын мой! Вы меня спасли. Теперь, ради Господа, развяжите.

— Развязать мы еще погодим, — проговорил ничего не понимающий Никита. — Сперва я бы хотел услышать ответ кое на какие вопросы. Что вас подвигнуло очутиться в машкерадном наряде как раз в это время в Летнем саду?

— Газеты, — сказал комтур.

— Ага, все-таки газеты! — обрадовался Бурмасов. — С шифрованным посланием! Вот вы и попались, граф, в нашу ловушку! — Он как-то забыл, что тоже хорошо попался и сам находится в ловушке сейчас.

— Так это было ваше послание? — удивился Литта. — А я как раз хотел выследить, кто это так лихо пользуется изобретенным мною же шифром. Думал, какая-то глупая шутка, оттого и не предпринял всех мер предосторожности.

— Ничего себе шутка, — сказал Бурмасов, явно недовольный таким поворотом дела. — Вы лакея с перерезанным горлом, надеюсь, видели?

— Да, — с отвращением произнес Литта, — страшно смотрелось… Это было последним, что я увидел, пока меня не ударили по голове. Очнулся лишь здесь, связанный, с таким кляпом во рту, что дышать толком не мог.

— Так и к пожару в лавке вы непричастны?

— Разумеется, нет. Но я сразу догадался, что пожар – это известная хитрость: светом отвлечь от темноты. Потому сразу бросился к статуе ангела.

— Да он и не мог поджечь, — вставил фон Штраубе. — До самого пожара он был у нас на виду.

— Ну не знаю… — никак не желал сдаваться Бурмасов. — Может, какие-нибудь его подручные подожгли.

— Хороши подручные! — несмотря на свое жалкое состояние, иронически сказал комтур. — Они же мне, выходит, и по голове стукнули, и, засунув кляп, к креслу привязали! И под вашу пулю хотели подставить!

— Да, не вполне сходится, — с недовольством вынужден был признать Никита. — Но тот, кто это сделал – откуда ж он знал, что Христофор станет в вас палить?

Вопрос был обращен к комтуру, но за него ответил фон Штраубе:

— Все с тем и было задумано. Когда Христофор снаряжение для пистолета обнаружил, сразу надо было догадаться, что кто-то нас подряжает на убийство. Он, этот кто-то, знал, что мы подозреваем графа. Ему надо было, чтобы граф не смог ничего объяснить, — затем и кляп у него во рту. Нам также этот кто-то не желал оставить времени на размышления. Магний для того – лучшая находка. Вспышка на одно мгновение; выстрелить, пожалуй, успеешь, а вот подумать о том, надобно ли стрелять – едва ли. Я только в последний миг сообразил, что из нас хотят сделать бездумных убийц.

— И уж не думаете ли вы, — продолжал иронизировать граф, — что это я сам предуготовил для себя такое хитроумное убиение?

Несколько подумавши, Бурмасов сказал:

— Да, похоже, вы правы, граф. Развяжи-ка его, Христофор – он такая же мышь в мышеловке, как и мы. Спасибо, Карлуша, что уберег от греха.

Двоехоров распутал графа, и было слышно, как тот, разминая ладони, щелкает пальцами.

— Однако теперь мы снова безоружны, — со вздохом произнес Христофор, — и оттого я, признаться, чувствую себя как голый – с заряженным пистолетом оно все же было как-то теплей на душе.

— Во всякой позиции, друг мой, — бодро отозвался Бурмасов, — надобно отыскивать свои преимущества. Во-первых, слава Господу да спасибо Карлуше, что мы не убили безвинного и тем не сыграли на руку своему незримому врагу, а всякое противоборство ему – во благо. Во-вторых, перестав подозревать комтура, мы ушли с ложного пути, а стало быть, продвинулись к истине, знание которой само по себе вооружает. Наконец, четыре ума – это лучше, чем три, и потому возрастает надежда, что мы что-нибудь придумаем.

— А все ж с заряженным пистолетом было бы, право, надежнее, — возразил Двоехоров. — С ним я бы врага даже в темноте близко не подпустил.

— Смотря по тому, кто наш враг, — задумчиво сказал Никита. — Пистолет хорош при обычных обстоятельствах и против обычных злодеев.

— Но не сатана же он, супостат наш, — произнес Харитон, без особой, впрочем, уверенности.

— Во всяком случае, — отозвался Бурмасов, — кем бы он ни был, а действует он более чем странно для простого злодея. Что ему стоило убить нас всех там же, в Летнем саду, когда мы от сонного зелья были совершенно беззащитны? Он, однако, этого почему-то не сделал. И господина комтура не убил, а вместо того подстроил дьявольски сложную ловушку с тем, чтобы убили его мы. Даже если он просто не хотел сам марать рук, то у него достаточно подручных, чтобы они это сотворили, не перекладывая грех на нас.

— С чего ты взял, что у него были подручные? — заинтересованно спросил фон Штраубе, поскольку это разрушало промелькнувшее у него самого подозрение.

— А как же! — объяснил Бурмасов. — Кто-то ведь поджег лавку. Это не мог быть тот же, кто зарезал лакея в Летнем саду, он просто не успел бы туда добежать. Потом, почти потеряв сознание, я все-таки что-то ощущал и готов поклясться, что несли меня, держа за руки и за ноги, а на это надобно не менее двоих. А Христофора сразу уложили в карету поверх меня; значит, уже не менее четверых имеем. Думаю, и тебя, Карлуша, вместе с нами приволокли – было бы опасно оставлять тебя в Летнем саду и возвращаться туда за тобой. Итого выходит уже по крайней мере шестеро. Но полагаю, их было и того больше… Однако ж, мне кажется, тебя какие-то сомнения гложут? Изволь, объяснись.