Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов

Делосскому за десять золотых монет. Отныне она становится собственностью лучезарного Феба и будет находиться под его защитой, где бы ни находилась. Хрисонета не может быть снова обращена в рабство на законных основаниях. Батт обязуется быть гарантом заключенного с богом договора. Хрисонета обязуется ни при каких обстоятельствах не покидать Батта, пока он жив — это единственное условие продавца. В случае его смерти она останется свободной без дополнительного выкупа. Ее дети не будут считаться гиеродулами Аполлона... Такова воля бога!

Заключив притворную сделку, жрец убрал кошель с золотом в сундук. Клещи громко клацнули, перерубая бронзовое кольцо на шее бывшей фракки. Долонка сжимала его в руке до самой Священной рощи.

Когда Хрисонета повесила символ рабства на ветку лавра, Батт положил руку ей на живот:

— Теперь наш сын вырастет свободным, — непривычно мягким тоном сказал он...

Геродот с Тимофеем вернулись на Хиос на корабле архонта. Пропуском на борт триаконтеры послужила подорожная, выданная проксеном Хиоса. Услышав, что эфебы возвращаются в расположение афинского таксиса, капитан уважительно цыкнул.

В Карфасе друзья наняли повозку, которая довезла их до учебного лагеря. Когда сосны расступились, на холме открылась засека. С вымпела над казармой зорко смотрела афинская сова. На сторожевой вышке отсвечивал шлем часового.

Демонакт потребовал от эфебов детального отчета о случившемся. Рассказав о жизни на руднике и бегстве на Делос после восстания рабов, Геродот протянул командиру футляр.

После того как таксиарх прочитал дифтеру, его взгляд потеплел.

— Ладно, — примирительным тоном сказал он. — Будем считать, что вы загладили вину перед Экклесией... Но до новолуния отхожая яма — ваша, — Демонакт повысил голос: — Чтобы бревно блестело, как надраенное острие сариссы! Ведра и лопаты возьмете у эпистата...

Для задержания эфесского капитана Демонакт выслал два лоха.

Сначала ангелиофоры выяснили, что добыча орихалка на острове не прекратилась. Архонт Хиоса назначил нового управляющего копями, а также выделил средства на строительство бараков и найм рудокопов.

Наученное горьким опытом Народное собрание Хиоса приняло решение больше не покупать рабов. Наемные рудокопы хоть и обходились недешево, но били их меньше, а кормили лучше, потому что управляющему приходилось за каждый труп выплачивать компенсацию хозяину раба. Надсмотрщиками теперь служили эфебы Демонакта.

Снова застучали кирки забойщиков. Снова на просеке замелькали топоры лесорубов. Над плавильной печью закурился дым, а к Медной пристани потянулись волокуши с чушками. Штабели бревен возле эмпория росли с каждым днем...

Гоплиты прятались за соснами, ожидая, пока эфесский гиппос пришвартуется. Когда с борта упали сходни, афиняне ворвались на корабль. Моряки не смогли оказать должного сопротивления хорошо вооруженным воинам.

Связанную команду вывели на берег. Демонакт лично зарубил капитана, после чего хладнокровно спихнул его труп с пристани. Затем эфессцев подвели к штабелю.

Таксиарх предложил пленникам выбор: мучительная смерть или рабство на руднике. Двое гоплитов, стоя на верхушке штабеля, приготовились баграми столкнуть замковое бревно.

Эфессцы долго не раздумывали. Вскоре по просеке потянулась вереница понурых людей.

5

Спустя два года приехал Ликс.

Когда он обнимал Дрио, она плакала от радости, а Геродот с Феодором сначала смущенно стояли в стороне, потом не выдержали, бросились к отцу. Так они и застыли все вместе, тесно прижавшись друг к другу, словно высеченная из камня скульптурная группа.

— Семья, — многозначительно и с явным уважением в голосе сказал Херил...

Ему пришлось отработать гиеродулом в храме Аполлона Делосского целый год. За это время он совершил необходимые искупительные и очистительные ритуалы.

Выйдя с теменоса, теперь уже свободный саммеот сразу направился на агору. Херил не искал работу поденщика, а примкнул к ватаге моряков. Домой вернулся с деньгами, хотя, где и с кем плавал, родным не рассказывал.

Так что трапезит, из-за алчности которого он стал рудокопом, получил свой долг с процентами. Каменный столб-ипотеку перед домом выкапывали всей большой дружной общиной вместе с родней Геродота. Долговой календарь Поликрита сожгла в очаге.

Геродот после года военной учебы на Хиосе был отправлен еще на год во фракийскую область Эннеагодой для несения пограничной службы. Галикарнасец отличился в битве с апсинтами на Стримоне, был легко ранен в ногу, а после истечения положенного срока призыва вернулся на Самос. Все еще ограниченным в правах метеком, но уже взрослым двадцатилетним мужчиной...

Формиона послали в Герайон за матерью. Вскоре Иола торопливо вошла в перистиль, кутаясь в белый жреческий пеплос. Ее лицо просветлело, когда она увидела Ликса.

Вечером женщины накрывали стол. Младшая сестра Поликриты помогала хозяйкам. Из сада доносились смех и звонкий голос Феодора, выкрикивающего считалку — он водил, а соседская малышня пряталась.

Совершив тройное возлияние богам, сотрапезники выпили за возвращение героя. Потом утолили первый голод. Наконец, набросились с расспросами на Ликса, который сначала подробно рассказал о жизни с Евтерпой в Минде.

О том, что Лигдамид мертв, знали уже все, но каждый понимал: беседа на эту тему требует особого настроя. Поэтому родственники ждали, когда Ликс сам заговорит о казни галикарнасского эсимнета.

После того как Поликрита принесла еще одну ойнохою с вином, за столом внезапно воцарилось молчание.

Ликс нахмурился, потом вздохнул.

— Я к десмотириону часто приходил, — начал он серьезно и печально. — Конечно, опасался, что меня узнают, поэтому выбирал сумерки, а голову заматывал гиматием. У меня будто сердце засохло после того, как увидел окровавленного Паниасида в порту... Он ведь мне как сын был. Ничего больше не чувствовал — ни запаха цветущего миндаля, ни сладости соловьиного пения, ни красоты заката над морем... Сижу у надгробия и думаю только об одном: как мне эту