Асканио - Александр Дюма

— Ах, вот как! — воскликнула герцогиня: ее гордость была удовлетворена, и она смягчилась. — Что же ты ответила ему, Изабо?

— Что госпожа еще не одета и что я сейчас доложу.

— Превосходно!.. Как будто наш враг исправляется, — прибавила герцогиня, оборачиваясь к ошеломленному прево, — и начинает признавать наш вес и нашу силу. Все равно, пусть не воображает, что так дешево отделается. Я и не подумаю сразу же выслушивать его извинения. Пусть почувствует, кому он нанес оскорбление и что значит наш гнев!.. Изабо, скажи ему, что ты мне доложила и что я приказала подождать.

Изабо вышла.

— Итак, я говорила вам, виконт, — продолжала герцогиня, гнев которой несколько поутих, — что ваша затея — дело нешуточное и я не могу обещать вам помощи, ведь в конце концов это убийство из-за угла.

— Оскорбление всем бросилось в глаза, — отважился вставить прево.

— Извинение, надеюсь, тоже всем бросится в глаза, месье. Человек, внушающий всем страх, гордец, не повиновавшийся владыкам мира, ждет там, у меня в передней, когда я сменю гнев на милость, и два часа, проведенные в чистилище, право же, искупят его дерзость. Нельзя, однако, быть безжалостным! Простите его, как прощу его и я через два часа. Неужели же мое влияние на вас менее сильно, чем влияние короля на меня?

— Соблаговолите же позволить нам удалиться, мадам, — сказал прево, отвешивая поклон, — ибо мне не хотелось бы давать своей истинной повелительнице обещание, которое я не сдержу.

— Позволить вам удалиться? О нет! — воскликнула герцогиня, которая горела желанием удержать свидетелей своего торжества. — Я хочу, господин прево, чтобы вы видели, как унижен ваш враг, чтобы таким образом мы оба были отомщены. Я дарю вам и виконту эти два часа. Не благодарите… Говорят, вы выдаете дочь за графа д’Орбека? Право, прекрасная партия. Я сказала — «прекрасная», а должна была бы сказать — «выгодная». Присядьте же, месье. Знаете ли, чтобы свадьба состоялась, надобно мое согласие, а вы его еще не спросили. Но я даю это согласие. Д’Орбек мне так же предан, как и вы. Надеюсь, мы увидим вашу прелестную дочку и насладимся ее обществом. Я думаю, ваш зять будет благоразумен и представит ее ко двору. Как зовут вашу дочь?

— Коломба.

— Красивое и приятное имя. Говорят, что имена влияют на судьбу; если это так, у бедной девочки нежное сердце, и она будет страдать… Ну, что еще случилось? — обратилась герцогиня к вернувшейся служанке.

— Ничего, мадам. Он сказал, что подождет.

— Что ж, превосходно! А я о нем и забыла… Так вот повторяю: берегите Коломбу, мессир д’Эстурвиль! Ее будущий муж, граф д’Орбек, под стать моему: его честолюбие не уступает алчности герцога д’Этампа, и ему ничего не стоит променять жену на какое-нибудь герцогство. Да и мне следует остерегаться! Особенно, если она так хороша, как говорят. Вы мне представите дочь, не правда ли, месье? Ведь мне надо приготовиться к защите.

Герцогиня сияла от удовольствия в предвкушении победы над Бенвенуто и долго с каким-то самозабвением говорила в том же духе; в каждом ее движении сквозило радостное нетерпение.

— Ну, еще полчасика — и два часа истекут, — сказала она наконец, — и тогда бедный Бенвенуто избавится от пытки. Поставим себя на его место — должно быть, он ужасно мучается! Он не привык к такому обращению. Лувр для него всегда открыт, и король всегда доступен. По правде сказать, мне жаль его, хоть он этого и не заслуживает. Он, вероятно, вне себя, не правда ли? Нет, вообразите только, как он разъярен! Ха-ха-ха! Я буду долго это вспоминать и смеяться… Господи, что за шум? Крики, какой-то грохот…

— Уж не расшумелся ли проклятый Челлини, соскучившись в чистилище? — проговорил прево, воспрянув духом.

— Я хочу посмотреть, что там творится, — произнесла герцогиня, побледнев. — Пойдемте со мной, господа, пойдемте же!

Бенвенуто, решив, по соображениям, которые мы знаем, помириться со всемогущей фавориткой, на другой же день после разговора с Приматиччо взял небольшую позолоченную вазу — выкуп за свое спокойствие — и, подхватив под руку Асканио, очень бледного и ослабевшего после тревожной ночи, отправился во дворец Этамп. Сперва его встретили лакеи, отказавшиеся доложить о нем госпоже спозаранку, и он потерял добрых полчаса на переговоры. Это уже начало его раздражать. Наконец пришла Изабо и согласилась доложить о нем г-же д’Этамп. Она быстро вернулась и передала Бенвенуто, что герцогиня одевается и что ему придется немножко подождать. И он, запасшись терпением, уселся на скамью рядом с Асканио, который был истомлен ходьбой, жаром и своими мыслями и чувствовал легкую дурноту.

Так прошел час. Челлини принялся считать минуты. «Конечно, — раздумывал он, — туалет — самое важное занятие герцогини за весь день. Четвертью часа раньше, четвертью часа позже — да стоит ли из-за этого жертвовать той выгодой, которую принесут хлопоты!» Однако, невзирая на философские рассуждения, он начал считать секунды.

Асканио же тем временем становился все бледнее; он решил скрыть от учителя недомогание и мужественно пошел вместе с ним, не проронив ни слова; утром он не поел и чувствовал, хотя и не признавался себе, что силы его покидают. Бенвенуто же не мог усидеть на месте и стал большими шагами мерить прихожую.

Прошло еще четверть часа.

— Ты себя плохо чувствуешь, сынок? — спросил он Асканио.

— Нет. Право же, нет, учитель. Скорее вы себя плохо чувствуете. Запаситесь же терпением, умоляю вас, теперь уж недолго ждать.

В эту минуту снова появилась Изабо.

— Ваша госпожа порядком замешкалась, — буркнул Бенвенуто.

Насмешливая девица подошла к окну и посмотрела на часы, висевшие во дворе.

— Да вы всего полтора часа ждете, — проговорила она. — Чего же вы жалуетесь?

Челлини нахмурился, а она расхохоталась и убежала.

Бенвенуто и на этот раз сдержался, сделав над собой невероятное усилие. Он снова сел и, скрестив руки на груди, молча застыл в величественной позе. Казалось, ваятель был совсем спокоен, но в его душе закипал гнев. Двое слуг, неподвижно стоявших у дверей, смотрели на него с важностью, а ему казалось — с насмешкой.

Часы отбили четверть часа. Бенвенуто взглянул на Асканио и увидел, что тот необычайно бледен и вот-вот потеряет сознание.

— Ах, так! — воскликнул Челлини, не в силах больше сдерживаться. — Все это она подстроила, вот что! А я-то готов был поверить ее словам и подождать из учтивости! Но ей угодно нанести мне оскорбление, а я не догадался — ведь я не привык, чтобы меня оскорбляли! Да не на такого напали — я не из тех кто позволяет себя оскорблять даже женщине, и я ухожу! Пойдем, Асканио.