Радость изнутри. Источник счастья, доступный каждому - Тан Чад-Мень

[117]

Поскольку сам я не считаю себя мастером випассаны, расскажу, как описывают эту территорию мои учителя. Насколько мне известно, не существует каких-то строгих определений мастерства випассаны, но я знаю по крайней мере основной критерий, который мастер Шинзен Янг описал так: «Открытие, что внутри меня никогда не было такой вещи, как “я”». Шинзен также любезно уточнил, что разные люди делают это открытие по-разному, в зависимости от индивидуальных духовных традиций. Например, буддисты склонны определять это как отсутствие себя. Даосы — описывают как единение со всем сущим. Мастера, воспитанные в духе авраамических религий (иудаизм, христианство, ислам), формулируют как воссоединение с божественным началом. Однако во всех вариантах общая черта — исчезновение ощущения маленького, неизменного и ограниченного «я». Мне доводилось слышать, как некоторые мастера описывают это же состояние как «реализацию, полностью разрушающую отождествление с собственным умом и телом», а также «реализацию отсутствия границ или разделений между “я” и другими».

Действительно, очень трудно описать такое состояние. Этот опыт недоступен в обычной жизни, поэтому заранее прошу вас считать любое описание грубым приближением. Авторы древних текстов сравнивают словесное описание глубинных медитативных прозрений с попыткой объяснить вкус меда тому, кто никогда в жизни не пробовал сладкого: ясно, что любые определения будут приблизительными.

На пали описанный выше уровень реализации называется «сотапатти» (буквально: «вступление в поток»), а на японском — «кэнсё» (видение [истинной] природы) или «сатори» (буквально: «понимание», чаще переводимое как «пробуждение»). Шинзен сравнивает это со сменой парадигм, периодически возникающей в нашей истории. Например, вспомним об открытии того, что фазы Луны зависят от падающей на нее тени Земли. Однажды узнав об этом, человек уже никогда не поверит (как это было в Древнем Китае), что в безлунных ночах виновен Небесный Пес, пытающийся пожрать Луну, а значит, не будет пытаться отпугнуть Небесного Пса (как делали наши предки). Парадигма, двигающая науку, постоянно меняет наши представления о мире, а значит, наш образ мыслей и поступки. Выходит, что с определенной стадии практики и вы будете воспринимать себя как процесс, а не объект. Продолжая метафору с лунными фазами: мы по-прежнему наблюдаем их в небе, и так же может показаться, что это монстр пожирает Луну, однако мы больше не интерпретируем их подобным образом. Тот, кто вступил в поток, по-прежнему имеет дело с ментальными образами, мысленным диалогом, эмоциональными ощущениями тела, только теперь уже не интерпретирует их как некий постоянный предмет под названием «я».

Отсюда напрашивается очередной вывод относительно наших страданий. Львиная их доля — производное от чувства «я», «меня», «моего», а все эти понятия основаны на ощущении прочного, неизменного «я». Значит, если мы научимся относиться к «я» как к процессу, полностью сгенерированному нашим умом, то избавимся от большинства страданий или хотя бы сумеем их ослабить. Я поинтересовался у Сорью Форалла: как сотапатти может ослабить страдания? Сорью ответил, что не сумеет точно описать это словами, но напомнил о древнем тексте. В нем говорится, что до сотапатти количество страданий бывает необъятно, как океан, а после сотапатти уменьшается до размера слезинки. Ничего себе!

Как и полагается уважающему себя первопроходцу, мне не терпится поделиться с вами описанием ничтожно малой территории, исследованной лично мною на предмет отсутствия «я». В чем-то оно близко к описаниям, которые мы находим у почтенных мастеров прошлого, но раз мое исследование все же ближе к привычному нам опыту, то оно может оказаться для вас более понятным и полезным. Я обнаружил по меньшей мере два вкуса отсутствия «я»: один сильнее, другой слабее. Слабый вкус — это опыт того, что есть только наблюдатель и этот наблюдатель не имеет идентичности. Объяснить этот вид отсутствия «я» немного проще, и он понятнее, особенно тем, кто уже развил сильные саматху и випассану. Засыпая, мы некоторое время пребываем в грезах. И в этих грезах становимся совершенно другими, нежели в реальной жизни. Иными словами, в наших грезах мы обладаем совершенно иной идентичностью, нежели бодрствуя. В момент засыпания и погружения в грезы наш ум отказывается от привычной идентичности и принимает какую-то другую. Мой первый опыт ощущения отсутствия «я» протекал именно так. Я погрузился в глубокую медитацию, ум стал довольно тонким, чтобы войти в состояние, подобное сну, оставаясь при этом бодрствующим, и оказался в промежутке между тем, когда уже отказался от одной идентичности, но еще не принял другую. На этой стадии остается только наблюдатель, и этот наблюдатель не имеет идентичности вообще. Это уже не Менг; тот Менг совершенно исчез. Остался лишь наблюдатель. Мне удалось задержаться в этом состоянии почти на 40 минут, и это был опыт, изменивший мою жизнь. До тех пор большая часть моих страданий всегда порождалась причинами, связанными с самоидентификацией («Да как им не стыдно так со мной обращаться?», «За кого они меня принимают?», «Почему я не любим?», «Почему они относятся ко мне как к неудачнику?»). Но когда у наблюдателя нет идентичности, то он приходит к выводу, что идентичность — исключительно порождение нашего ума. Идентичность не имеет под собой ничего неизменного и прочного — это не более чем умственное построение.

Когда человек, сделав такое открытие, возвращается в обычную жизнь, то проблемы, связанные с идентичностью («Почему меня не ценят и не уважают?»), все еще причиняют ему боль, однако ум его уже знает, что идентичность не имеет под собой неизменной и прочной основы, и боль ослабевает.

Более сильный вкус отсутствия «я», который мне удалось исследовать, я определяю так: нет наблюдателя — есть только наблюдение. Для меня это совершенно новая территория (значит, не пройдет и ста лет, как я напишу следующую книгу!). Всего лишь несколько раз я достигал такого состояния и еще не укрепил навыка его удерживать. Мое первое переживание сильного вкуса отсутствия «я» было связано с сосредоточением на звуке. Мне говорили, что как раз по этой причине многие мастера дзена делают объектом для медитаций именно звук. Преимущество в медитации на звуке относительно медитации на дыхании или теле в том, что ум не воспринимает звук как внутрителесное ощущение. Напротив, он воспринимает его как ощущение «снаружи». А поскольку нет привязки к телу, гораздо легче воспринимать звук без возникновения наблюдателя в ходе переживания. В этом переживании отсутствия «я» ум воспринимает звук, но не воспринимает присутствия наблюдателя, и тогда в следующий момент ум создает наблюдателя, чтобы распознать отсутствие наблюдателя на предыдущем этапе. Я понимаю, это может показаться диким. На данном этапе мне известны только слова моих учителей о том, что способность воспринимать отсутствие наблюдателя, будучи освоенной и закрепленной, ведет прямиком к сотапатти. Я непременно постараюсь рассказать вам об этом подробнее, когда узнаю больше (и, надеюсь, вы меня простите, но «я», которое вам об этом расскажет, будет наблюдателем без всякой идентичности).

Когда ваша практика брахмавихары достигнет зрелости, вы сможете в ходе формальной медитации породить любящую доброту, сострадание или альтруистическую радость по своему желанию и удерживать их сколь угодно долго. В обычной жизни, при нормальных условиях, когда никто на вас не кричит и никто вас не обижает, вы будете способны ощутить любящую доброту в отношении 95–100 % людей, попадающихся вам на глаза. И даже в трудной ситуации, когда кто-то обходится с вами плохо, вы сможете взглянуть на этого человека с добротой и состраданием. Вы сумеете увидеть его страдания и то, как они приводят его к неправильным поступкам. А поскольку вы будете на это способны, то во многих случаях сможете решать проблемы с помощью любящей доброты и сострадания.