Топоры, вода и хвост (СИ) - Смирягин Владимир Леонидович

Скорее всего, он упомянул название реки.

- А чего это за зеленые с тобой? - подозрительно покосился в нашу сторону длинноволосый. - Не переметнулся ли ты к врагам? Изменяешь родине, Дарен?

Белоглазый непонимающе уставился на него.

- Тирт, ты что несешь? Эти ребята мне помогли свалить из Фастарата. И на моей памяти это первый такой случай. Так что они скорее друзья нам, чем враги.

- Так ты не знаешь? - искренне удивился собеседник нашего проводника. – Хотя, тебя долго не было, а потому немудрено. Война у нас с зелеными.

Не скажу, что для меня и Рката это стало новостью. Что-то подобное мы и предполагали еще после разговора с господином Атереем Самрутом. Однако остальные орки стояли как пришибленные.

- И давно? - спросил Ркат.

- Так в конце лета и началась, - хмыкнул Тирт. - В Лередии всех зеленых давно похватали. Думал, что вы в курсе. Раз ты с этими сбег.

- Да нет, - хмуро сказал Ркат. - Нас еще до этого всего… похватали.

- А, ну тогда ясно. Ну так ненадолго это. Вскорости вас назад и вернут. Если раньше не зарубят.

- Слушай, давай мы помоемся, сядем за стол, а после обо всем поговорим? - не выдержал Дарен. - А то жрать охота как псу бездомному, да так, что аж наизнанку выворачивает.

- Да и выглядишь ты будто только с рудника далекого прибыл, - хохотнул Тирт. – Ладно, идите за мной.

Первым делом нас провели в шатер, который разбойники использовали вроде бани, где мы и принялись соскабливать с себя накопившуюся на телах грязь. И даже побрились. Все, кроме Белоглазого. Он лишь слегка подровнял себе бороду, представ перед нами эдаким флибустьером с аккуратно уложенными назад черными волосами и пышными усами.

После нас накормили ухой из местной костистой рыбки и жареной олениной.

Во время еды Ркат то и дело расспрашивал длинноволосого о том, что тот знает о войне. Сказать по чести – знал разбойник не особенно много, даже почти ничего. Но то, что знал – рассказал.

Летом начались бои на границе. Перед этим Бастарик приказал всем людям покинуть земли орков. Вроде пока иные государства, кроме Лередии, официально в войну не вступили, лишь наемники, да те, что по своему желанию подраться хотели, в эти края ехали. О том, как обстоят дела на землях орков сейчас, разбойник не знал. Говорил только, что пару раз видели они подводы с ранеными, которых через лес в Дроал везли, да тела для похорон на родине.

- А чего вас так мало? - поинтересовался Дарен у Тирта после того, как мы чистые и сытые принялись попивать предложенное разбойниками кисловатое вино несомненно местного приготовления. - Неужто переловили всех?

- Да не, - ухмыльнулся длинноволосый, - на промысле ребята. К проливу пошли.

- Дело нужное, - с пониманием кивнул Дарен. - Давно?

- В полночь отбыли, - Тирт понизил голос и заговорщицки прошептал: - Намекнули тут добрые люди, что баржа должна пройти там богатая. А охраны нет почти, потому как тишком проскочить хотят. Да и не опасаются ничего - военные патрули кругом. Наши как о том прослышали, так сразу кого покрепче прихватили и туда. Решили последний куш сорвать перед уходом.

- Перед уходом? - вскинулся Белоглазый. - Это кто ж вам разрешил покидать лагерь?

- Ну, тебя забрали, - как-то сразу сник Тирт. - Главным теперь Солан. Он решил, что не стоит больше оставаться здесь. Опасно. В округе полно солдат. И с каждым днём их все больше. Со всех стран Аркатара прибывают воины. Того и гляди – какой другой король, кроме Бастарика, с регулярной армией своей подойдет. Тогда уже совсем будет не проскочить. Солан сказал, что лучше нам двинуться на север. Там сейчас спокойно и можно отсидеться в какой-нибудь деревушке.

"А мы уйдём на север! А мы уйдём на север!", - всплыл из глубин памяти образ шакала с противным голосом.

Этот Тирт с его рыбьими глазами и редкими длинными волосами вызывал, отчего-то, стойкое чувство отвращения.

- Никто никуда не пойдет, пока я не скажу, - твердо заявил Дарен. – Ты меня понял? А с Соланом я сам поговорю.

Лицо длинноволосого помрачнело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Нам бы тоже к проливу, - вмешался в их беседу Ркат.

- Так за чем дело стало? - губы Тирта вновь скривились в гадкой усмешке. - Вот вернутся ребятки и в следующий раз заберут вас с собой.

- Долго, - отрицательно мотнул головой орк. - Сегодня надо.

- Сегодня не получится. Они не раньше, чем через два дня будут.

- Но лебедя же они с собой не брали? - спросил Дарен. - Отдадим им и пусть плывут к проливу. Самая на то подходящая посудина.

- Лебедя? - зло ощерился длинноволосый. - Это за какие такие заслуги? Они твои родственники что ли? Так что-то не похожи. Или у них золота полно?

- Тирт, - вкрадчиво начал Белоглазый, - ты хочешь оспорить моё решение?

И будто ненароком поправил кистень за поясом.

Разбойник взглянул на бывшего, а теперь вернувшегося, атамана и опустил глаза.

- Они меня из каменного мешка вытащили, где веревка мне была обещана - продолжал цедить сквозь зубы Дарен. - Почитай жизнь спасли. А тебе для них лодки жалко? Ты считаешь, что командир твой не стоит лодки?

- Нет, Белоглазый, что ты, - пробормотал он, - я ж не против. Только лебедь...

- Да на кой он тебе сейчас? - взорвался Дарен. - Ты его на север на горбу тащить собрался? На месте новый сколотим.

Я с орками глядел на эту сцену с изумлением, не совсем понимая, о чем идёт речь.

- Прости, Белоглазый, не подумав сказал, - наконец тихо произнес Тирт. – Отдавай, если считаешь, что есть за что.

- Есть, - подтвердил атаман. – И хватит об этом.

Спор разбойники окончили. А чуть позже показали нам его предмет.

Им оказался старый, небольшой четырехвесельный кораблик с невысокими бортами и квадратным парусом, замаскированный у берега среди склоненных к воде деревьев. На борту было выведено черной краской подзатершееся незамысловатое название - «Быстрый лебедь».

- Ты хочешь, чтобы мы поплыли на этом? - спросил Ркат. - Думаешь, выдержит нас всех?

- Выдержит, выдержит, - уверил Дарен. - И я с вами поплыву. Без меня вам пороги никак не пройти.

- И ты с ними? - удивился Тирт. - А нам что делать?

- Ждать, - отрезал Белоглазый. - Все равно до прибытия парней никто из вас с места не сдвинется. Пейте, жрите. Шанку, вон, потискайте.

Стоящая среди мужиков единственная баба, имевшая грязные волосы, бесформенное тело и широкое, круглое лицо, заулыбалась, обнажив наполовину сгнившие зубы. Осознав для каких целей она присутствует в этом мужском коллективе, я содрогнулся. Это ж как изголодаться надо, чтобы... Ну да ладно, не моё дело.

Не откладывая отъезд в долгий ящик, мы принялись грузить на корабль то, что могло понадобиться в непродолжительном речном путешествии. Попрощались быстро. Люди были нам незнакомые, так что никаких проявлений чувств не присутствовало. Лишь атаман оставил Тирту какие-то только им двоим понятные поручения.

Ркат, Барг, Дрок и Гларро сели за весла и принялись уверенно грести, слушаясь советов Белоглазого. Сам он взялся за ручку руля и правил, делая это привычно умело. Мне же работы не нашлось и я взгромоздился на лежавший на носу тюк какого-то тряпья и внимательно вглядывался в молочно-белый туман.

- Сколько займет дорога к проливу? – поинтересовался Ркат у разбойника.

- Не более суток, - ответил тот, плавно поворачивая руль. – Ветер попутный, так что сейчас до середины реки догребете, парус поставим – передохнёте.

Неправильно разбойник их понял. Уверен, что орки, при желании, способны вот так грести неделями. Рката беспокоило только то, как скоро они попадут домой. Но он довольствовался ответом и притих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Некоторое время мы плыли молча. Скрипели весла в уключинах, слышались синхронные их удары о водную гладь. Ветер, гулявший над рекой, будто стал крепче. Я поёжился, кутаясь в выданную мне в лагере Белоглазого куртку из сыромятной кожи.

После последних событий и разговоров в разбойничьем стане мысли невольно стремились на земли орков. Интересно, как там все изменилось? Война она ведь меняет многое. Живы ли там те, с кем я успел познакомиться в то время как там находился? Асартэ, Гварг, Дирг и Эгран? Суровый Сатр и его дочь Дженна. И Малита. От мысли, что ее могли убить, мне становилось плохо.