Сладкое наказание - Рина Фиори

Игорь Евгеньевич и Мария Алексеевна сидят друг напротив друга, мужчина неторопливо поглаживает её руку, так удобно расположившуюся на столе. Они любовно смотрят друг другу в глаза и о чём-то беседуют.

Вот так номер.

— Это что же получается, — не могу удержаться от комментария, — наша классная теперь Светке вроде как мачеха?

— Получается, так, — отзывается подруга, а у меня непроизвольно вырывается нервный смешок.

Следующие пятнадцать минут мы нетерпеливо елозим в креслах, ожидая, когда Гронский изволит покинуть заведение.

Нам и так все уже понятно, чего расселся?

Дома что ли поесть не может?

Миронова понемногу успокаивается, а я наоборот места себе найти не могу. Причём, даже не сразу понимаю причину охватившей меня нервозности.

Впрочем, длится такое состояние недолго, потому что буквально в следующую минуту в ресторан грациозной походкой входит Карина. Я её запомнила: мы в клубе познакомились в тот единственный раз, когда меня угораздило посетить это злачное место.

Девушка скрывается за дверью, и почти сразу возникает перед Гронским.

Я так залипаю на эту картину, что, кажется, даже забываю дышать.

Рука Карины бесцеремонно располагается на плече Гронского, а губы девушки расплываются в кокетливой улыбке.

Парень, в отличие от неё, особой радости от встречи не демонстрирует. Но судя по взмаху руки, присесть напротив всё же предлагает.

Девушка спешит устроиться на свободном месте, усаживая поудобнее свою пятую точку.

Нет, ну что за наглость, что больше мест свободных во всём ресторане не осталось? Прямо злость берёт, когда вижу, как эта фифа изображает веселье.

Хочется немедленно пойти и вмешаться в их дружескую беседу. Устроили тут непонятно что, у всех на виду.

— Кто что устроил? — неожиданный вопрос заставляет вздрогнуть.

— А?

— Ну, ты говоришь, что устроили у всех на виду…

Катя смотрит вопросительно, а до меня доходит, что я вслух своё возмущение высказала.

Вот дела…

— Так, хватит, — командую, хлопая ладонями по коленям, — пойдём отсюда. Нечего нам тут сидеть.

Протягиваю руку, чтобы дверь открыть, но боковым зрением замечаю, как Гронский берёт счёт из рук подошедшей официантки. А спустя минуту и вовсе поднимается с места.

Карина тоже резко вскакивает и виснет у парня на руке, усердно шевеля при этом губами. Естественно узнать, что она там говорит, мы не можем. Гронский пытается стряхнуть цепкую руку, но она словно приклеилась.

Они ещё с минуту спорят, а потом Карина наконец-то садится на место.

Девушка недовольно дует губы, так как больше ей ничего не остаётся. А я вдруг чувствую невероятное облегчение, Гронский ведь ей даже ни разу не улыбнулся в ответ.

Внутри становится тепло, нервозность отступает.

Но из машины мы с Катей всё-таки выходим.

— Вы куда намылились? — Гронский выскакивает из дверей ресторана.

— Домой, — пожимаю плечами.

— Может лучше на машине? — предлагает неуверенно. — Вечер уже, нечего молодым девушкам по городу одним разгуливать.

Миронова сначала отказывается, но потом вдруг резко меняет своё мнение и уговаривает меня поехать.

Парень распахивает дверь, и я робко сажусь обратно на сиденье.

Однако то, что происходит в следующую секунду, не поддаётся никаким объяснениям.

Гронский захлопывает дверь, и, по всей видимости, нажимает на кнопку блокировки. Я пытаюсь дёрнуть ручку, но безуспешно.

Они с Катей ещё с минуту проводят снаружи, а потом подруга разворачивается и уходит.

Ну, а наглец в машину запрыгивает.

— Ты что творишь? — оглушаю мерзавца криком.

— Считай это похищением, — бросает небрежно и заводит машину.

— В своём уме вообще? — продолжаю возмущаться.

— А ты? — отвечает вопросом на вопрос парень.

В какое-то мгновение я теряюсь от такой наглости. Но это состояние быстро сменяет новая волна гнева.

— Да ты сумасшедший! Ну-ка немедленно останови машину! — напрягаю связки до предела.

Удивительно, но парень меня слушается и останавливает тачку на обочине. Потом разворачивается ко мне и произносит с укором:

— Я просто хотел поговорить. Ты обещала подумать, когда я просил прощения…

Гронский выглядит довольно растерянным.

— А уже прошло больше двух недель, и… — виновато опускает голову, — извини, что напугал.

Салон машины наполняет густая тишина, но вскоре её рушит глухой щелчок. Гронский снимает блокировку с двери, а значит, я могу быть свободна.

Но меня вдруг накрывает осознание того, что парень прав. Я ведь так и не ответила ему ничего. И нельзя сказать, что не размышлял на эту тему.

Я долго думала, и поняла, что давно перестала злиться на Гронского. Но признаться в этом вслух так и не смогла. Как и ответить на его звонки и сообщения.

Понимаю, что глупо себя повела, но по-другому не получалось.

И вот теперь пришло время, наконец, набраться смелости и облечь в словесную оболочку то, что давно живёт в моих мыслях.

— Ты прав, — говорю, обращаясь к парню, — я давно должна была это сказать.

Мне кажется, что меня в жизни никто и никогда так внимательно не слушал, как сейчас Гронский. Его тёмный пристальный взгляд вынуждает отвернуться.

— Я долго думала и поняла, что простила тебя, — произношу, тщательно подбирая слова. — И возможно со временем даже смогу забыть то, что между нами произошло.

Лицо Гронского озаряется какой-то странной улыбкой. Я понимаю, что он рад слышать от меня такие слова.

И всё же у меня складывается стойкое ощущение недосказанности, словно мы что-то невидимое упускаем.

Наверное, только я это чувствую, потому что парень сразу расслабляется.

— Значит, мир? — он протягивает мне ладонь для рукопожатия.

Безусловно, я должна ответить тем же, но мои колебания занимают целую минуту.

Всё же протягиваю руку и касаюсь его горячей ладони.

Вряд ли у парня жар, но меня словно огнём опаляет от этого прикосновения.

Именно такой реакции я и боялась.

— Мир, — легонько улыбаюсь, ожидая, что же будет дальше.

Но ничего не происходит, парень с довольной улыбкой разворачивается, и всё своё внимание переключает на дорогу.

Он обещает отвезти меня домой, и больше мы не разговариваем.

В салоне играет иностранная ритмичная мелодия, но звук достаточно тихий, поэтому басы не ударяют по перепонкам.

Только когда мы оказываемся во дворе дома моей тёти, Гронский пытается заговорить.

— Янчик, у меня есть к тебе просьба.

Он внимательно заглядывает в мои глаза.

— Какая? — отвечаю, не в силах терпеть эту пытку.

— Называй меня, пожалуйста, просто по имени. Не подумай, я не стесняюсь своей фамилии, скорее даже наоборот. Но это твоё бесконечное «Гронский»… — морщится.

— Хорошо, — усмехаюсь, — я тебя услышала. Постараюсь исправиться.

Хочется ещё что-нибудь сказать, но слова застревают в горле. Я коротко прощаюсь и покидаю салон его автомобиля.

Не знаю, какого итога я ждала. Может быть, мне хотелось, чтобы Стас