Гоминиды - Роберт Дж. Сойер

– Тишина, – гаркнула Сард; её низкий голос заметался между стенами зала, и некоторые зрители ахнули от неожиданности. – Учёный Халд, за все сотни месяцев моей работы арбитром я никогда не слышала настолько слабой отговорки. Вы считаете, что те, кто не посещал вашу хвалёную Академию наук, – невежды, которым можно запудрить мозги непонятными словами?

– Достойный арбитр, я…

– Замолчите, – сказала Сард. – Просто замолчите и сядьте.

Адекор глубоко вдохнул и задержал дыхание – так, как его учили тогда, 250 месяцев назад, когда он лечился после нападения на Понтера. Он медленно выпустил воздух, представляя себе, что вместе с ним из него вытекает ярость.

– Я сказала сядьте! – рыкнула Сард.

Адекор подчинился.

– Жасмель Кет! – обратила арбитр свой пылающий взор на дочь Понтера.

– Да, арбитр, – ответила Жасмель.

Сард тоже сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Дитя, – сказала она уже более спокойным тоном, – я знаю, что недавно от лейкемии умерла твоя мать. Я могу лишь вообразить, насколько несправедливым это казалось тебе и маленькой Мегамег. – Она улыбнулась сестре Жасмель, и на её лице прибавилось морщин. – Теперь, возможно, и ваш отец тоже мёртв, и снова то была не та неизбежная смерть, что ждёт в конце пути каждого из нас, но смерть, наступившая неожиданно, без предупреждения, в цветущем возрасте. Я могу понять, почему тебе так не хочется смириться с этим, что ты готова поверить любой чепухе…

– Это не так, арбитр.

– Не так? Ты в отчаянии ищешь что-то, за что можно держаться, последнюю призрачную надежду. Разве не так?

– Я… я так не думаю.

Сард кивнула.

– Потребуется время, чтобы принять то, что случилось с твоим отцом. Я знаю это. – Она оглядела зал, и её взгляд остановился на Адекоре. – Хорошо, – сказала она. Потом сделала паузу, видимо, размышляя. – Хорошо, – повторила она. – Я готова вынести решение. Я считаю, что будет справедливым и приемлемым признать, что у нас имеется дело об убийстве, основанное на косвенных уликах, и посему приказываю вынести его на рассмотрение коллегии трёх арбитров, если только обвинитель не откажется от продолжения дела. – Теперь она смотрела на Болбай. – Вы желаете продолжить преследование обвиняемого от имени своей подопечной, малолетней Мегамег Бек?

Болбай кивнула.

– Да.

У Адекора упало сердце.

– Очень хорошо, – сказала Сард, заглядывая в свой планшет. – Трибунал будет созван в этом же зале через пять дней, 148/119/03. Вы, учёный Халд, останетесь до этого времени под судебным надзором. Вам понятно?

– Да, арбитр. Но если бы я мог спуститься в…

– Никаких «но», – оборвала его Сард. – И ещё одна вещь, учёный Халд. Я буду председательствовать на вашем процессе, и я буду инструктировать двух других арбитров. То, что от вашего имени говорит дочь Понтера Боддета, – это удачный ход, он добавил делу драматизма, но во второй раз такого эффекта вы не добьётесь. Поэтому искренне советую вам найти кого-то более подходящего, чтобы говорить за вас на трибунале.

Глава 29

К середине дня Рубен смог озвучить хорошие новости. Всё утро он общался по телефону и электронной почте с экспертами в Оттаве, Атланте и Виннипеге.

– Вы, должно быть, заметили, что Понтер не любит хлеб и молочные продукты, – сказал он, сидя в своей гостиной и прихлёбывая крепчайший эфиопский кофе, который, как обнаружила Мэри, он обожал.

– Да, – согласилась Мэри, которая после душа чувствовала себя куда как комфортнее, несмотря даже на то, что пришлось одеться во вчерашнее. – Он любит мясо и свежие фрукты. Но к овощам, молоку и хлебу интереса не проявляет.

– Именно. И люди, с которым я общался, сказали, что это очень хорошо для нас.

– Почему? – спросила Мэри. Она терпеть не могла кофе, которым наслаждался Рубен; они заказали «Максвелл Хаус»[49] и даже шоколадное молоко, но их доставят только к вечеру, вместе со свежей одеждой. Пока же она получала свою дозу кофеина из банки колы.

– Потому что, – ответил Рубен, – это говорит о том, что народ Понтера не занимается сельским хозяйством. То, что мне удалось узнать от Хак, это более-менее подтверждает. Население той версии Земли, похоже, значительно меньше, чем нашей. Как следствие, они не практикуют земледелие или скотоводство, по крайней мере, не в таких масштабах, в каких ими занимаемся мы в последние несколько тысяч лет.

– Я считала, что без этого невозможно поддерживать высокий уровень цивилизации, независимо от численности населения.

Рубен кивнул.

– Жду не дождусь, когда Понтер сможет развёрнуто ответить на наши вопросы по этой теме. Так вот, мне сказали, что наши самые опасные болезни впервые появились у домашних животных, которые потом перешли на человека. Корь, туберкулёз и оспа происходят от коров, грипп – от свиней и уток, коклюш – от свиней и собак.

Мэри нахмурилась. Заметила пролетающий за окном вертолёт – опять репортёры.

– Ну, если подумать, то так оно и есть.

– Более того, – продолжил Рубен, – болезни наподобие чумы развиваются в основном в местах с высокой плотностью населения, где много потенциальных жертв. В малонаселённых местностях такие болезни, по-видимому, эволюционно нежизнеспособны: они убивают носителя прежде, чем он успевает заразить кого-то ещё.

– Да, думаю, это тоже верно, – сказала Мэри.

– Наверное, будет слишком радикальным упрощением считать, что раз общество Понтера не сельскохозяйственное, то это общество охотников и собирателей. Но это самый близкий известный нам аналог тому, что пытается описывать Хак. Общества охотников и собирателей действительно имеют значительно меньшую плотность населения, и в них и правда гораздо меньше болезней.

Мэри кивнула. Рубен продолжал:

– Как мне сказали, тот же самый принцип работал, когда в Америку явились первые европейцы. Первооткрыватели прибыли из густонаселённых аграрных обществ и кишели болезнетворными микробами. Местные жили не так плотно, и животноводство у них практически отсутствовало; они не знали чумы или других болезней, которые передавались от животных к человеку. Именно поэтому от контакта пострадала в основном одна сторона.

– Я считала, что сифилис попал в Старый Свет из Нового, – сказала Мэри.

– Да, есть некоторые свидетельства в пользу такой версии, – согласился Рубен. – Но хотя сифилис и правда впервые возник в Северной Америке, здесь он никогда не передавался половым путём. Лишь попав в Европу, он приспособился к такому способу распространения и стал одной из основных причин смертности. На самом деле эндемичная, невенерическая форма сифилиса встречается до сих пор, правда, в основном среди кочевников-бедуинов[50].

– Надо же!

– Истинная правда. Так что сифилис не опровергает картину одностороннего распространения эпидемических заболеваний, наоборот, его пример подтверждает тезис о том, что для эпидемий требуются социальные условия, типичные