Вьетнамская жар-птица - Юлия Монакова

– Помнишь, в твоей школе преподавал некий мистер Бэнкс, учитель литературы?

Помнит ли она? Вера едва сдержалась, чтобы зло не расхохотаться от наивности вопроса. Перед глазами тут же возникло красивое тонкое лицо, светлые волосы, прозрачные голубые глаза… «Вера, выходит, что я – твоя сбывшаяся мечта?»

Она стряхнула наваждение и резко отозвалась:

– Конечно, помню, а что с ним?

– Он повесился в собственном гараже накануне моего отлёта, – вздохнул Громов.

Вера ошеломлённо притормозила и уставилась в лицо отцу, надеясь, что это всего лишь идиотская шутка. Однако тот был абсолютно серьёзен.

– Оставил записку, что это его выбор – уйти из жизни добровольно. И ещё написал, что так и не нашёл смысла в жизни… точно не помню. Для всех это было как гром среди ясного неба. Даже в газетах писали. Представляешь, в каком шоке его жена и дети? У него же их трое… А казалось, вполне благополучная, счастливая семья…

Вера молчала, уже не слыша, что продолжает объяснять ей отец. Она думала о мистере Бэнксе… О том человеке, которого полюбила с первого же дня своего пребывания в старшей школе имени Линкольна. Думала об их рождественских репетициях… О последней встрече перед её возвращением в Россию… О том, как горячи были его губы и как нежны глаза…

– Тебя сильно расстроила эта новость? – Отец дёрнул её за рукав.

Вера опомнилась.

– Да, я… просто не ожидала.

– Ты ведь, кажется, была влюблена в него, – вспомнил Громов. – Я помню, какими глазами ты на него всегда смотрела…

Вера лишь молча кивнула в ответ.

Бедный, бедный Джон… И пусть они были далеко друг от друга и не поддерживали связь – всё равно словно порвалась ниточка, соединяющая их сердца. Она потеряла ещё одного дорогого и близкого человека. Каждый раз при подобных потерях ей казалось, что сильнее боли больше не бывает.

Оказалось, бывает. Бывает и хуже, и сильней, и больней.

И нет предела человеческому терпению…

Эпилог

Москва, 2015 год

Вера смотрела в глаза человеку, который сидел напротив неё за столиком, и чувствовала, что совершенно по-идиотски стесняется его. Неловкость самых первых минут никуда не исчезла. Ей было неуютно, хотелось поскорее смыться домой. Тем более, она и так устала после съёмок новогодней программы… Однако Роман, похоже, был настроен на долгий и обстоятельный разговор.

– Почему ты не нашла меня, когда выросла? – спросил он с горечью, и в голосе его звучала застарелая обида.

– Сначала я несколько лет писала тебе письма… – помедлив, отозвалась Вера. – Ты так ни разу и не ответил. Я была уверена, что ты меня забыл, раз не отвечаешь. Что я тебе больше не нужна…

– Да я же не получал ничего! – воскликнул Роман, разволновавшись.

– Я в курсе, – вздохнула Вера. – Бабушка мне сказала. Она нарочно указывала на конверте неправильный адрес, и все письма уходили в никуда.

– А ты знала, что я звонил тебе?

– Да, бабушка призналась во всём перед смертью. Это у Громовых такая семейная традиция – исповедоваться на одре. – Она горько усмехнулась. – Дед, которого я так и не видела, перед тем, как отойти в мир иной, тоже признался, что оговорил мою мать…

– Я твою бабку… ну просто ненавидел тогда, – признался Роман. – Ведь чувствовал, что она мне врёт, говоря, что никакая Вера у них не проживает…

– Могу тебя понять. У бабушки был непростой характер. Она смело брала на себя право вершить судьбы других людей, сама определяя, что для них хорошо, а что плохо… – Вера помолчала. – Но, тем не менее, она очень меня любила. Как и я её, впрочем…

– И что же ты сделала, когда узнала о моих звонках? – нетерпеливо напомнил он.

Вера наморщила лоб, припоминая.

– Ну, сразу после похорон бабушки я рванула в Подмосковье, чтобы разыскать тебя… Но оказалось, что нашу коммуналку давно расселили и продали какому-то бизнесмену. Поначалу я решила было навести справки и всё-таки узнать, куда ты переехал, а потом… – Она замолчала.

– Что – потом? – жёстко спросил он.

– Потом поняла, что время уже безнадёжно упущено. Мы дружили сто лет назад, мы оба изменились до неузнаваемости. У нас разные интересы и цели в жизни. Ромка, у нас с тобой больше – ничего общего. Мы чужие.

– Я так не думаю… – глухо пробормотал он.

Было видно, что ему причинили боль её слова, но лукавить она не хотела.

– Ладно, – Вера нашла в себе силы улыбнуться, – давай не будем об этом. Расскажи-ка мне лучше, откуда ты раздобыл для меня жар-птицу? Я ведь так и не узнала этого, не успела спросить…

– Ах, это… Да Катька мне свою уступила, – смущённо объяснил Роман.

Вера ахнула:

– Как это она сподобилась? Она же не то что подарить – даже прикасаться к птичке запрещала!

– Кто сказал, что она мне брелок подарила? Нет, всё было далеко не так бескорыстно.

– И что же она попросила взамен?

– Да я фактически поступил к ней в «рабство» на все оставшиеся школьные годы. – Он усмехнулся. – Таскал после школы её портфель, провожал до дома, приглашал на «медляки» на дискотеках… Понимаешь, до этого Катька считалась не очень-то популярной девчонкой в школе. А моё внимание как бы автоматически повышало её акции.

– Настолько, что аж сам на ней в конце концов и женился? – Вера не удержалась от подколки.

Роман пожал плечами без тени смущения.

– А что в этом плохого? Я привык к ней за эти годы. У нас было довольно много тем для разговора. С ней было забавно и весело.

– Что ж разошлись тогда? – спросила Вера без издёвки, а действительно заинтересованно.

– Да просто у меня никогда не было к ней настоящей любви, вот и всё. И ей, в конце концов, это надоело…

Роман не стал уточнять, что годы брака стали для него настоящей пыткой. Жена-то была ещё ничего. Но жили они вместе с тёщей – поварихой из заводской столовой. Она была грузной, неряшливой и истеричной бабой, которая постоянно вмешивалась в жизнь молодых, а также в воспитание ребёнка. Роман терпел изо всех сил – жалко было Катьку, она ведь и в самом деле любила его. Он как-то держался, старался… но, когда узнал о том, что Вера возвратилась в Москву, сразу как-то угас. Его запала больше не хватало на то, чтобы поддерживать огонь семейного очага. Катька видела, что муж мается, скучает по старой подруге… Конечно, она ревновала. И из ревности постоянно зло и обидно подшучивала над Романом.

– Ты прямо как подросток тринадцатилетний, – говорила она мужу, когда он с трепетом выискивал в Интернете любую информацию о Верочке. – Чисто фанат! Ещё футболку с её изображением купи, значок нацепи и спальню плакатами увешай. Может, ты на её фото и мастурбируешь тайком, а? Или во время секса на моём месте Верку представляешь?

– Перестань, Катя, – морщился он. Его коробили эти сальные подколки.

Едва же он узнал, что Вера разошлась с мужем, то не смог больше притворяться и предложил Катьке тихо-мирно развестись. Он продолжал общаться с сыном, виделся с ним каждые выходные, и сердце его замирало от любви к этому высоченному, долговязому, вихрастому пареньку – невозможно было поверить в то, что у него такой взрослый сын. Славке уже исполнилось четырнадцать. Он тоже тянулся к отцу, подражал ему во всём – в поведении, разговорах, походке…

– А знаешь, – сказала вдруг Вера, – моя жар-птица до сих пор цела. Она успела побывать со мной в Америке, а сейчас снова вернулась домой.

Роман улыбнулся. Стало вдруг смешно, что она говорит об игрушке как о самостоятельном и независимом существе.

– У меня тоже сохранилась такая птичка, – сказал он. – Только не розовая, а зелёная. Мне её Хьен Ван Ха, он же Хрен Блоха, подарил… помнишь его?

– Ещё бы не помнить. – Вера фыркнула. – Ведь это было страшным сном – а ну как он станет моим папой!

– Он действительно любил тётю Нину, – сказал Роман. – Когда тебя увезли в Москву, он очень переживал, что я даже не знаю твоего адреса. На следующий день принёс мне жар-птицу и сказал: «Если когда-нибудь найдёшь дочку этой бедной женщины, подари ей». Кстати, ты знаешь, что он погиб?

– Откуда же я знаю… А что случилось?

– Да скинхеды его убили. Их же в девяностые расплодилось, как грязи… Страна рухнула, наши вьетнамцы с фабрики были страшно растеряны – что им теперь делать? Куда податься? Далеко не всех ведь ждали дома… Некоторые женились на русских девушках, чтобы не уезжать. Но многие остались нелегально… Подрабатывали где придётся и чем придётся. Бомжевали даже…

– Да… – Вера покачала головой в такт своим мыслям. – Время тогда было дикое.

– Я иногда приезжаю на кладбище, ухаживаю за его могилой, – несмело признался Роман. – Он, конечно, не христианин, и его душе, возможно, всего этого совершенно не нужно… Но всё равно же у него в России нет родственников.

Они немного помолчали.

– Так странно получилось… – произнесла наконец Вера. – У меня в жизни было три больших мечты. Все они сбылись, но слишком поздно. Сначала я мечтала о жар-птице. Затем – чтобы ты меня нашёл. А в Америке я мечтала, чтобы учитель литературы обратил на меня внимание. Я всё это, в конце концов, получила. Но… всегда, когда это осуществлялось, мне почему-то было не радостно, а горько…