Пляска смерти - Стивен Кинг

Хепберн в попытках спасти жизнь разбивает все лампы в квартире и прихожей, чтобы они со зрячим Аркином были на равных. Беда в том, что об одной лампочке она забывает – но, вероятно, мы с вами тоже о ней бы не вспомнили. Это лампочка в холодильнике.

В кинотеатрах прием заключался в том, что выключались все огни, за исключением надписи “ВЫХОД” над дверью. До того как я посмотрел финал “Дождись темноты”, мне и невдомек было, как много света в наших кинотеатрах, даже когда идет фильм. В новых кинотеатрах есть крошечные тусклые лампы под потолком, а в старых – грубоватые, но милые факелы на стенах. В случае необходимости всегда можно после посещения туалета найти свое место при свете самого экрана. Но на последних десяти минутах “Дождись темноты”, снятых в абсолютно темном помещении, это невозможно. В вашем распоряжении только слух, и вы слышите – слышите крик мисс Хепберн, учащенное дыхание Аркина (до того он был ранен, и мы можем слегка утешиться надеждой, что он мертв; но он тут же опять появляется, словно чертик из табакерки) – и все это не очень успокаивает. И вот вы сидите. Ваш “Боинг-747" – мозг скрипит, как подростковая развалюха с прижатой педалью, но никакой пищи для работы не получает. Вы сидите, потеете и надеетесь, что лампы зажгут, – и рано или поздно их зажигают. Майк Канталупо рассказывал, что смотрел “Дождись темноты” в таком запущенном кинотеатре, что даже надпись “ВЫХОД” в нем не горела.

Да, нехорошо, должно быть, было ему.

Мемуары Майка напомнили мне о другом фильме – картине Уильяма Касла “Приводящий в трепет” (The Tingler), в которой используется такой же (хотя в стилистике Касла гораздо более совершенный) прием. Касл, которого я уже упоминал в связи с “Макабром” (помните? Всем моим маленьким приятелям-уаспи note 142 известен этот “Макбар”), был королем трюков; например, именно он разработал “страховку ста тысяч”: если вы во время демонстрации фильма умрете, ваши наследники получат эту сумму. Еще был трюк “Во время сеанса в кинотеатре дежурит медсестра”, а также “Вы должны перед просмотром фильма измерить в фойе артериальное давление” (все это, как и множество других находок, использовалось в рекламной кампании “Дома на холме призраков” (The House on Haunted Hill)).

Сюжет “Приводящего в трепет”, фильма настолько малобюджетного, что он принес бы прибыль, даже если бы его просмотрела только тысяча зрителей, я не могу вспомнить, но помню, что в нем было чудовище (этот самый Приводящий в трепет), которое питалось страхами других. Когда его жертвы были так испуганы, что даже не могли кричать, оно присасывалось к их позвоночнику и.., ну, затрепетывало до смерти. Я знаю, что звучит это глупо, но в фильме действовало (хотя, вероятно, помогало то, что я смотрел картину в одиннадцать лет). К одной сексуальной мисс оно присосалось в ванне. Дурные новости.

Но нам сюжет не нужен; нас интересует трюк, В одном месте Приводящий в трепет проникает в кинотеатр, убивает киномеханика и каким-то образом устраивает короткое замыкание. В этот момент в кинотеатре, в котором вы смотрите фильм, все огни гаснут и экран темнеет. В таком случае единственное, что может заставить Приводящего в трепет отцепиться от вашего позвоночника, это громкий крик: он меняет качество адреналина, которым питается чудовище. И в этот момент рассказчик со звуковой дорожки восклицает: “Приводящий в трепет сейчас в этом кинотеатре! Он может быть под вашим креслом! Поэтому кричите! Кричите! Кричите ради спасения вашей жизни!” Публика, конечно, с радостью повинуется, и в следующей сцене мы видим, как Приводящий в трепет спасается бегством, на время изгнанный воплями зрителями. И это еще не все. Если верить Деннису Этчисону, во время первого проката “Приводящего в трепет” Касл использовал еще один трюк (но только на показательных сеансах). Во время таких сеансов, говорит Деннис, “к сиденьям прикрепляли в определенных местах гудящие устройства, так что в нужный момент вы слышали – и чувствовали, – что Приводящий в трепет ползет по вашему ряду!” note 143.

Почти все фильмы из небольшого списка, который я привел выше, основательно эксплуатируют страх темноты и помимо использования в названии слов “ночь” или “тьма”. Действие всего фильма Джона Карпентера “Хэллоуин”, за исключением примерно восемнадцати минут, происходит после захода солнца. В картине “В поисках мистера Гудбара”, в страшном заключительном эпизоде (моя жена с криком убежала в туалет: она испугалась, что ее сейчас стошнит), когда Том Беренжер убивает Дайану Китон, действие происходит в ее квартире, освещаемой лишь стробоскопом. О постоянном мотиве темноты в “Чужом” вряд ли стоит напоминать. “В космосе никто не услышит ваш крик”, – говорится в рекламной листовке. Можно было бы добавить: “В космосе всегда минута после полуночи”. В Лавкрафтовой пропасти меж звездами никогда не наступает рассвет.

"Хиллхауз” страшен на всем своем протяжении, но лучшие эффекты – лицо в стене, выгибающиеся двери, гулкие звуки, нечто, которое держит Элеанору за руку (она считает, что это Тео, но.., бр-р-р.., совсем не он) – режиссер приберегает для сумерек. Другой редактор “Эверест Хаус” Билл Томпсон (он мой редактор уже тысячу лет; может быть, в прошлой жизни я был его редактором, и теперь он мне мстит) напомнил мне о “Ночи охотника” (The Night of the Hunter) – mea culpa, что я нуждался в напоминании – и рассказал о кадрах, которые с тех пор его преследуют: волосы Шелли Уинтерс, плывущие по воде, после того как убийца-проповедник утопил ее в реке. Естественно, он сделал это после захода солнца note 144.

Существует любопытное сходство между сценой, в которой маленькая девочка убивает мать садовой лопатой в “Ночи живых мертвецов”, и кульминацией “Птиц”, где Типпи Хедрен на чердаке попадает в западню и на нее накидываются вороны, воробьи и чайки. Обе сцены – классический пример того, как можно избирательно использовать тьму и свет. Мы все – или большинство из нас – с детства помним, что яркий свет обладает способностью прогонять воображаемые страхи и зло, но иногда приглушенный свет только их множит. Именно свет уличных фонарей за окном делает ветви соседних деревьев похожими на пальцы ведьмы или лунный свет, пробивающийся в окно, превращает груду игрушек, затолканных в шкаф, в затаившуюся Тварь, готовую напасть в любой момент.

Во время сцены убийства матери в “Ночи живых мертвецов” (эта сцена, как и эпизод в душе из “Психо”, кажется взгляду шокированного зрителя бесконечной) девочка рукой задевает висящую лампу, и подвал превращается в калейдоскоп движущихся, меняющихся теней – что-то показывающих, скрывающих, снова показывающих. В “Птицах” такой же эффект создает большой фонарь, который принесла с собой миссис Хедрен (стробоэффект мы упоминали в разговоре о “В поисках мистера Гудбара”; он используется – только более раздражающе и бессмысленно – во время бессвязного монолога Марлона Брандо в конце “Апокалипсиса наших дней” – Apocalypse Now), он придает сцене ритм: вначале луч движется быстро – миссис Хедрен лампой отбивается от птиц.., но постепенно она теряет силы и впадает вначале в шок, а потом теряет сознание, и свет движется все медленнее и медленнее, опускается на пол… И наступает полная тьма.., и в этой тьме слышится мрачный шелест множества крыльев.

Не стану перегружать разговор анализом роли темноты во всех этих фильмах, но хочу напоследок отметить, что даже в тех немногих картинах, основанных на “ужасе при свете дня”, встречаются страшные моменты, связанные с темнотой: Женевьева Бужольд поднимается по служебной лестнице и проходит над операционной в “Коме” (Coma) в темноте, точно так же как во тьме Эд (Джон Войт) карабкается по утесу в конце “Избавления” (Deliverance).., не говоря уже о раскопках могилы в “Предзнаменовании” (Omen) и открытия Луаной Андерс подводного “памятника” давно умершей маленькой сестре в первом ифовом фильме Фрэнсиса Копполы (снятом для АИП) “Помешательство-13” (Dementia-13).

И прежде чем окончательно оставить эту тему, приведу еще несколько названий: “Ночь должна наступить” (Night Must Fall), “Ночь зайца” (Night of the Lepus), “Дракула, князь тьмы” (Dracula, Prince of Darkness), “Черная яма доктора М.” (The Black Pit of Dr. М.), “Черный сон” (The Black Sleep), “Черное воскресенье” (Black Sunday), “Темная комната” (The Black Room), “Черный шабаш” (Black Sabbath), “Темные глаза Лондона” (Dark Eyes of London), “Тьма” (The Dark), “Середина ночи” (Dead of Night), “Ночь ужаса” (Night of Terror), “Ночь демона” (Night of the Demon), “Крыло ночи” (Nightwing), “Ночь орла” (Night of the Eagle)…

Ну вот. Если бы темноты не существовало, создатели фильмов ужасов должны были бы ее придумать.

До сих пор об одном из фильмов списка я сознательно не говорил – отчасти потому, что он представляет противоположность тех картин, которые мы обсудили: создавая ужас, он опирается не на тьму, а на свет, – а еще потому, что, разговаривая о нем, нельзя не упомянуть кое-что другое, помимо того действия, которое оказывают на нас (если могут) мистические, “волшебные” фильмы ужасов. Все знают, что такое “излишняя впечатлительность”, – понять это достаточно легко note 145, но только в фильмах ужасов излишняя впечатлительность – самый детский из эмоциональных импульсов – иногда достигает уровня искусства. Вы можете возразить, что нет ничего артистичного в том, чтобы, например, продемонстрировать соседу непрожеванный кусок мяса у себя во рту, но как же тогда офорты Гойи? Или коробочки и консервные банки Энди Уорхола note 146?