Принц Крови - Елена Прокофьева

Сутана священника — это просто одежда. Священные предметы — что ж, полукровки чувствуют их силу и видят, как они светятся. Но это светлая сила и она не причиняет полукровкам боли. А вот звон церковных колоколов причиняет боль. Но можно привыкнуть. Притерпеться. Потому что это не яд холодного железа, это просто усиленный во много раз, грохочущий голос иной силы, воцарившейся на земле. Силы, которая сделала людей способными противостоять фэйри. Когда пришла эта сила — на земле сменилась власть. И начался исход фэйри…

Только брауни притерпелись к колоколам. Потому что не могут жить без людей, потому что суть их жизни — служение семьям, и если брауни обитает в добром доме, где хозяева любят друг друга, чтут стариков и ласкают детей, где уважают самих брауни, не забывая оставлять им угощение — плошку сливок или кусок хлеба с медом — там они с легкостью претерпеваются к чему угодно. Ну, а если в доме скверно, так и безо всяких колоколов брауни страдает и сходит с ума. Хотя колокола усугубляют дело. Кстати, здесь, во Франции, брауни называют не брауни, а эспри фолле… Но это не меняет дела. На самом деле они те же брауни — невысокие, хрупкие, с темной кожей, длинными шелковистыми темными волосами, с огромными прекрасными золотистыми глазами, со странными личиками без носа и губ: нечеловеческими, но удивительным образом привлекательными. Брауни, от которых чудесно пахнет свежим хлебом, яблоками, медом и летним днем. Брауни, которые служат не только людям, но прежде всего — высшим фэйри. Семьям любых высших фэйри. Хлопочут по хозяйству и нянчат детей. Нет лучших нянек, чем брауни! Особенно если ты — сирота… А тем более — сирота-полукровка. Рожденный от союза человека и фэйри. Выросший в Яблоневом Приюте.

Сидхэ отбыли на Авалон. Морские уплыли на глубину. Все остальные фэйри укрылись в полых ситхенах: так называли незримые для смертных изгибы, лакуны вселенной… Простой холм, внутри которого — целое царство. Гору, под которой — страна. Дерево, в дупле которого таится часть огромного древнего леса, населенного крылатыми феями.

Некоторые фэйри остались в этом мире, но держатся подальше от городов и от церквей. Некоторые — перемещаются между мирами. Но даже гордые сидхэ не против навестить оставленный ими мир. И все фэйри любят посмеяться над смертными и соблазнить их женщин… А в результате покидают в этом мире свое дитя.

Женщины-фэйри тоже любят соблазнять смертных мужчин. Но они своих детей редко оставляют. А если оставляют, то находят хорошую семью и подменяют новорожденного — своим ребенком. Судьба похищенного человеческого младенца зависит от того, кем была мать подменыша. Если из гоблинской породы — он будет убит и съеден. Если кто-то менее жестокий — заберут с собой, воспитают себе слугу. Быть слугой в ситхене — не худшая участь.

И оказаться в Яблоневом Приюте — тоже.

Хуже всего тем полукровкам, которого примет обычная суеверная повитуха, рядом с которым не окажется священника, знающего о сидхэ и их детях, и которого отвергнет его мать… Такого ребенка могли бросить в костер или живьем зарыть в землю. Даже сейчас. В просвещенные времена.

Люди привыкли защищаться от демонов крестом и святой водой… В большинстве своем они забыли, как защищаться от чар фэйри. Забыли, что красноплодная рябина, ясень и зверобой не позволят околдовать вас, а четырехлистный клевер разрушает гламор, с помощью которого фэйри притворяются людьми или как-либо еще обманывают смертных. И про холодное железо, про то, что прикосновение его для фэйри — яд, а оружие из него почти всегда — смертельно, — про это люди не забыли, хоть и забыли обо всем остальном… Ангелы и демоны подчинили себе их мысли, надежды и страхи.

— Уведите эту женщину. Она безумна. Это случается с беременными и после родов. Я не раз видел такое, — спокойно сказал Лазар. — Возможно, через месяц она придет в себя. И тогда ей будет стыдно за свое злое безумие. А вам всем должно быть стыдно уже сейчас. Падите на колени и покайтесь перед вашим добрым и мудрым падре, который не допустил детоубийства. Дитя мы забираем в приют.

В его голосе было столько успокаивающей, нежной силы, что Ортанс почувствовала, будто прохладный голубой туман опускается на пылающие головы селян, принося покой, облегчение и легкую сонливость… Уже никто не хотел крушить и убивать. Никто, кроме Бланш, которая с воем кинулась на Лазара, но он схватил ее, завернул руки ей за спину, ловко связал ее же фартуком — и оставил лежать на земле, визжащую, проклинающую, богохульствующую, на вид — совершенно безумную. Ортанс знала, что Лазар мог успокоить Бланш одним прикосновением. Но Лазар был разгневан на нее. На мать, отвергнувшую свое дитя.

Когда-то его мать, родившая его от сидхэ, хотела бросить его в огонь, и спасла его оказавшаяся в толпе монашка… Непосвященная, ничего не знавшая о сидхэ и полукровках, но считавшая, что младенцы невинны.

— Заберите свою дочь, — сказал он мужчине с топором.

А сам шагнул на порог дома священника.

Дверь открылась.

Священник смотрел затравленно и прижимал к себе крохотный сверток: малютка Мари-Анжель размерами была поменьше обычного младенца. Полуникса, они все в детстве миниатюрны.

Рядом со священником стояла его служанка. У нее в руках был старинный мушкет. Заряженный.

— Благодарю вас, падре Лазар, за то, что приехали так быстро. Возьмите дитя и увезите ее. А я усмирю свою паству. Теперь, когда девочки не будет, они, полагаю, смогут меня услышать, — пробормотал священник.

— Они будут вас слушать, — уверенно ответил Лазар. — Прикажите звонарю бить в колокол и пусть все пойдут в церковь. В доме Господа они избавятся от остатков зла. И выйдут очищенными.

Ортанс взяла малютку. Какое хорошенькое личико, прямо куколка! Конечно, человеческие детки редко бывают такими хорошенькими…

Когда они покидали деревеньку Мадо, послышались удары колокола. Малышка проснулась и принялась кричать, выгибаясь всем тельцем, сжимая кулачки. А Ортанс и Лазар просто терпели эту боль. Ортанс — привычно. Лазар — с наслаждением. Это был голос его Бога. И он с радостью принимал страдания, получаемые от него.

В Яблоневый Приют они приехали поздно ночью.

По пути за ними увязался Пэдфут: тоже фэйри, но не из тех, которые принимают человеческий облик. Пэдфут предстает в обличье лохматой черной собаки с горящими глазами. Или просто комка шерсти, катящегося по дороге. Обычно Пэдфуты увязываются за смертными путниками, если те припозднились. Смертные знали, что встреча с Пэдфутом предвещает грядущее несчастье. Но даже они не слишком боялись этих мохнатых фэйри. Знали: если не обращать на Пэдфута внимания, на рассвете он растает. Если бросить ему кусок хлеба — он тут же исчезнет, а добрый путник на неделю будет обеспечен удачей. Если же попытаться отогнать его или ударить — Пэдфут исчезнет, но его обидчика постигнет тяжелая, неизлечимая хворь.