Маг при дворе Ее Величества - Кристофер Сташеф

Голова у него слегка закружилась, потому что под ним понеслось пространство голой земли. Когда он обернулся, черное пятно, обозначающее волка, было далеко позади.

«Перелет, — со вздохом подумал Мэт. — Надо быть поточнее». Может, на этот раз получится лучше?

Я-должен-встретить-на-этом-торфянике волка.Я-должен-встать-так-чтобы-ему не уйти.Пусть-мой-путь-будет-совсем-недолгим,Пусть-я-окажусь-сейчас ярдов-на семь впереди!

И он оказался там, где пожелал. Завидя его, волк замедлил свой бег и остановился, ворча, в шести футах от Мэта. Мэт согнулся, держа кинжал наготове.

Волк прыгнул. Мэт увернулся, взмахнул кинжалом, но промахнулся на какой-то дюйм. Приземлившись, волк закружил вокруг Мэта, примеряясь.

Мэт оказался в трудном положении. Он прекрасно понимал, кто такой на самом деле этот волк, и не хотел его убивать. Но понимал и то, что нельзя позволить волку ускользнуть.

Зверь кружил, то наскакивая, то отскакивая. Его рык поднимался каждый раз на октаву выше, и волк то и дело цапал Мэта за руки, пуская ему кровь. «Этакая прыть на трех ногах», — думал Мэт. И еще он думал, что недооценил человека, скрывающегося под волчьей шерстью. Стоило Мэту сделать выпад своим серебряным кинжалом, как волк увертывался и продолжал свой танец.

Так могло тянуться всю ночь. И даже если Мэт был не слабак, то все же — смертный. Надо было кончать с этим, и немедля.

Боковым зрением он заметил высокую кучу валунов, отбрасывающую чернильную тень на посеребренный луной ландшафт. Он начал отступать шаг за шагом, заманивая волка в тень. И когда волк прыгнул вслед за ним, переступая ее границу, Мэт выкрикнул:

Тень, тень, целый деньС нами быть тебе не лень.Твоя сила, твоя мощьПод луной в лихую ночьПревращениям помочьСможет. —Волк свалился с возу —Совершил метаморфозу!

Волк грянул с воем оземь. Очертания его тела стали расплываться, удлиняться, утончаться — и вот уже на вереске вместо волка лежал голый человек.

Он перекатился на живот, встал на колени и уставился на Мэта в ужасе, сгорая от стыда.

Мэт нахмурился, ощущая недоброту ночи.

— Здравствуйте, святой отец!

Священник низко опустил голову, спрятав лицо в ладони.

— Отвернись! Не смотри на меня! Слишком мерзопакостное зрелище для человеческого взора!

Мэт отвернулся. Надо было постараться избавить его от срама.

Хорошо быть кисою, хорошо собакою —Ни штанишек плисовых, ни рубашек байковых;Если же шерсть в эволюции слезла —Хоть расшибись, но прикрой свои чресла!

Патер Брюнел отнял руки от лица, глаза его изумленно расширились. Он опустил на себя взгляд и увидел на должном месте набедренную повязку.

— Благодарю, — тихо сказал он Мэту. — Но это не избавит меня от срама великого.

— Если тебе так стыдно, — озадаченно возразил Мэт, — почему не принял меры, чтобы этого не случилось?

Священник медленно поднялся, качая головой.

— Это не так-то легко. Я обычно запираюсь в своей комнате, когда выходит луна, — а тут мне негде было запереться.

— Нет, я не это имею в виду — зачем вообще было становиться оборотнем? Неужели это нельзя никак исправить?

Священник саркастически усмехнулся.

— Можно, надо только полностью освободиться от всех греховных желаний. А стоит хоть чуть-чуть дать слабину — тут же превращаешься в волка.

— Ну да, когда Саесса рядом...

— Вот-вот. — Горечь была в голосе патера Брюнела. — А принцесса взяла и приказала мне ехать с вами.

— О'кей, значит, вам волей-неволей пришлось влезть в звериную шкуру. Но почему же вы в таком виде не отправились просто прогуляться по полю, поохотиться на кроликов?

Патер Брюнел качнул головой.

— Когда я волк, во мне не остается ни совести, ни жалости. Один только волчий аппетит.

Мэт призадумался.

— При таком обороте дел... не кажется ли вам, что ваш выбор профессии несколько... э...

— Несколько ошибочен? — помог ему патер Брюнел. — Видите ли, господин маг, я обратился в лоно церкви очищения ради. Я хотел исправить свою порочную натуру, ведь это силы Зла делают из меня бездушного зверя. Я твердо знал, что самоубийство — грех.

Только церковь помогла бы мне очистить душу и навсегда закрепиться в человеческом обличье. Поэтому, когда я понял, что я такое, я ушел в монастырь.

— Когда вы поняли? — едко спросил Мэт. — А вы что, разве не знали об этом с детства?

Священник сдвинул брови, потом его лоб разгладился, и со смиренной улыбкой он ответил:

— Вы думаете, я таким родился? Нет. Во всяком случае, в детстве это не проявлялось. Я рос в обычной крестьянской семье, играл с товарищами и делал, что положено ребенку. Я не боялся полной луны, пока не вступил в пору отрочества.

— Лет в тринадцать? — уточнил Мэт.

— В моем случае это случилось в двенадцать, когда при виде соседской девочки кровь во мне взыграла и пожар охватил чресла. Но я был воспитан Церковью и Писанием, поэтому, поймав себя на мысли о том, что кроется у нее под лифом платья, я скрутил эту мысль и попытался отбросить ее от себя. Борьба оказалась неравной, и я почти не спал в ту ночь, то грезя, то думая, что же мне делать.

— В ту ночь было полнолуние? — предположил Мэт. Патер Брюнел кивнул.

— Я внезапно очнулся в лунном свете. Дом показался мне чужим и пугающим. Я вылез из кровати и выпрыгнул в окно.

Тут я заметил, что оброс шерстью и что у меня четыре ноги. Но ни капли не удивился. Меня занимало одно: как бы мне схватить соседскую девочку, попробовать ее плоть, пройтись языком по ее дивному телу и... нет!

Он взъерошил пальцами волосы, ушел лицом в ладони.

— Сейчас вы в тени. — Мэт потряс священника за плечо. — Только лунный свет для вас опасен, не так ли?

— Так. А утренняя заря снова превращает меня в человека... Когда настало утро и солнце коснулось меня своим благословенным, целительным лучом, я стал собой и ужаснулся тому, что собирался сделать.

— Собирался? — переспросил Мэт. — Значит, не повезло?

Патер покачал головой.

— Ее отец, честь ему и хвала, оберегал свой дом — все двери и ставни были крепко закрыты. Под утро я вернулся к себе, встал на колени у своей постели, заплакал мужскими слезами и поклялся, что никогда больше не стану скверным похотливым животным.

Мэт задумчиво кивнул.

— И, чтобы не брать грех на душу, вы обратились к Церкви.

— Не только для этого. Я решил посвятить жизнь добру и благочестию, я решил уйти под сень Божьей милости и всеми своими помыслами устремиться к вечным небесам — так, чтобы даже на дне души не осталось ни малейшей тяги к греху.