Розы в кредит - Эльза Триоле

– Простите меня… – сказал доктор, перекрещивая большую шаль на груди у все еще спавшей Мартины, – но с чисто эстетической точки зрения… мне никогда не приходилось встречать женщину более совершенную… Еще раз простите мою нескромность, но… странно, что она не смогла вас удержать…

– Я нашел женщину менее совершенную, – ответил Даниель, – надо думать, что именно это мне и нужно. Нужно во что бы то ни стало.

Раздался звонок – прибыла карета скорой помощи.

XXIX. У разбитого корыта

Пока Мартина находилась в «доме отдыха», Даниель уехал в Калифорнию. Столько хлопот – адвокат, суд… А ему надо было ехать во что бы то ни стало; когда Мартина выйдет из лечебного заведения, с ней свяжется адвокат и все уладится и без Даниеля. Он испытывал денежные затруднения; расходы, связанные с разводом, плата за лечение Мартины… Даниель не хотел просить денег у отца, а социальное страхование возмещало только незначительную часть расходов на лечение. Не помещать же Мартину в больницу! В результате ему пришлось сесть на грузовое судно, как эмигранту, в этом помог Жан, хотя и сам едва выкручивался. Не то Даниель пошел бы пешком по водам океана, так невыносима ему была разлука с Марион.

Его поведение вызвало всеобщее осуждение. Донель старший и Доминика приняли известие о его намерении развестись с обычной сдержанностью, и только то, что будущая его жена – иностранка, вызвало хмурое удивление. Мартина давно уже перестала для них существовать, она не вошла в семью, не разделила их страсти к розам, но сообщение о ее болезни огорчило их. «Твое решение, как видно, бесповоротно, – сказал Даниелю отец, – однако столь необычная сила чувств Мартины накладывает на тебя известные обязательства…» Доминика молчала, но глаза ее наполнились слезами.

Что же касается мадам Донзер, Сесили и мсье Жоржа, то они все считали Даниеля чудовищем и убийцей… Даже Жинетта и та совалась со своим осуждением! К Даниелю подослали Пьера Женеска, чтобы тот поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Надо сказать, что выбор был не из удачных, ибо если, скажем, мсье Жорж действительно страдал за Мартину и с возмущением осуждал Даниеля, то Пьер Женеск, беседуя с Даниелем, скорее проявил мягкость и даже, пожалуй, принимал его сторону.

– Мартина все равно что родная сестра Сесили, и уже по одному этому она мне дорога, – говорил Женеск, сидя с Даниелем в кафе, где они условились встретиться. – Мне известны все ее достоинства, но в ее присутствии, представьте себе, я всегда ощущал какую-то неловкость… Она человек обстоятельный, серьезный, но я необычайно чувствителен ко всему, что может стать в женщине надоедливым для мужчины. Знаете, встречаются всякие психопатки: некоторые слишком уж эмоциональны… другие чрезмерно любят деньги или разного рода идеи… мораль… политику… принципы, убеждения, черт возьми! Я знавал одну такую… учительницу… она мне долго отравляла существование, даже в постели говорила о своих убеждениях! Да, с Сесилью мне необыкновенно повезло… Между нами, мой друг, я вас отлично понимаю. В Мартине всегда было нечто, внушающее тревогу… Не обижайтесь на меня, но, по-моему, она чем-то походит на ведьму, несмотря или даже, может быть, именно благодаря ее красоте… Я всегда относился к ней с опаской… Ни на чем не основанной, кроме естественного в мужчине чувства самосохранения…

Даниель молчал. Слушая Женеска и глядя в его голубые глаза навыкате, он чувствовал себя на стороне Мартины, что ничего не меняло и лишь усугубляло его горе. Так и не сказав ни слова, он проглотил виски и подозвал официанта:

– Извините, мсье Женеск, у меня столько дел перед отъездом…

– Тут ничего не попишешь, – рассказывал Пьер Женеск жене, нетерпеливо его поджидавшей, – стена! Мартине не на что надеяться, и уверяю тебя, мой цыпленочек, это даже к лучшему, что они расстаются… Добром все равно не кончилось бы.

Сесиль расплакалась, она очень сочувствовала Мартине. Ужасно, что не разрешают навестить ее, и кто знает, что они там с ней делают в этом «доме». Не позволяют ей даже сладостей принести, поболтать с ней, как с обычной больной. Может быть, Даниель нарочно засадил ее туда, чтобы она не мешала его похождениям.

– Зачем так говорить, моя милочка, – ты ведь отлично знаешь, что нам сказал доктор Морте – она в буквальном смысле слова сумасшедшая!

– Ну что ты, Пьер, этого он не говорил никогда! Он сказал, что у нее нервное потрясение и все обязательно пройдет…

– Не будем спорить! Нервное потрясение, от которого она сошла с ума, но которое вместе с тем обязательно пройдет, я совершенно с тобой согласен…

Они пошли вместе взглянуть на ребенка. Он, вернее, она, девочка, была такая же перламутровая, как мать, нельзя и представить себе что-либо более нежное и трогательное…

– Несчастная моя Мартина! Не повезло ей на этом свете…

Сесиль плакала, стоя над колыбелью и склонив голову на плечо мужа.

Мартина вернулась на работу. Она была так спокойна, уравновешенна и исполнительна, что распространившиеся было слухи о характере ее болезни быстро прекратились. Нелепые сплетни! Ее муж? Ну да, он уехал по делам в Америку, что же тут такого? Таинственная болезнь? Да просто выкидыш! Мартина, вечно склоненная над женскими руками, усердно работала, а когда глаза клиентки встречались с ее глазами, она разговор заменяла мельканием улыбки.

Она безропотно и как будто без сожаления рассталась с машиной, взносы за которую не выплачивались уже в течение нескольких месяцев. Настроение Мартины, казалось, можно было бы охарактеризовать так: «Чем хуже – тем лучше!» Даже против развода она не протестовала, просила только одного: чтобы до поры до времени об этом никому не сообщалось. Когда Даниель вернется во Францию с новой женой, тогда видно будет. Она спокойно изложила все это своему адвокату и отказалась наотрез принять от Даниеля деньги. При таких условиях развод мог быть осуществлен с максимальной быстротой.

Мартина вновь начала играть в бридж, но теперь гораздо реже, и никогда не приглашала игроков к себе. Внешне она, казалось, не переменилась – по-прежнему холеная, надушенная, и никто не мог себе представить, в какую клоаку обратилась ее квартира, куда она никого не впускала. Мусора она не выбрасывала, посуду не мыла, простынь не меняла… Такова была ее месть. Но кому же она мстила? Ведь никто не знал, что у нее творится? Однако это доставляло ей удовлетворение, злорадствуя и наслаждаясь все более усиливавшимся вокруг нее хаосом, она воображала, что может кому-то всем этим досадить. Мартина тешилась самообманом, думая, будто кому-либо есть до всего этого дело! Целые вечера она просиживала, ничего не делая и чувствуя себя таинственной заговорщицей…

Она получила письмо из деревни как раз в тот день, когда ее известили, что бракоразводный процесс окончен: и года не прошло, а Даниель уже добился развода и был вправе жениться на той, другой. Письмо из деревни поджидало Мартину у консьержки. Поднимаясь в лифте, Мартина распечатала его: нотариус метр Валат извещал ее о смерти матери и приглашал приехать к нему в контору, чтобы урегулировать дела по наследству. Наследство… Старая лачуга, сжечь ее, и все тут… Она подумала сначала о лачуге и только потом уже о покойнице. Десять лет она ничего не слышала о своей семье. Что сталось с ребятишками? А старшая сестра? Поехать туда, повидаться… Что же…

В тот вечер она собиралась обедать у мадам Донзер. Не зажигая света, Мартина сидела на кровати и жевала шоколад, ожидая наступления обеденного часа. Она способна была теперь есть сколько угодно и в любое время. Комод в спальне был битком набит сладостями, печеньем, она вставала по ночам, чтобы съесть кусочек хлеба, сахару, сыру или сардинку… Висевшие на стене в гостиной часы пробили семь – это были те самые часы в плетеном футляре, что сменили картину с голой грешницей, которую Даниель разбил о плиточный пол в кухне. Настало время идти к мадам Донзер.

Там Мартину ждали – на столе стояли цветы, были приготовлены ее любимые блюда… Она так редко теперь у них бывает, настоящий праздник, когда она приходит! – говорил мсье Жорж. – Жалко, что Сесиль и Пьер сегодня как раз заняты, Пьер только что подписал важный для него договор с одной заграничной фирмой, и ему пришлось пригласить ее представителей на обед… Мама Донзер беспрестанно целовала Мартину и старалась казаться веселой.

– Мама Донзер, если кому-либо охота поплакать, есть подходящий повод сказала Мартина, с аппетитом уплетая горячие сосиски и картофельный салат. Она вынула из сумочки письмо нотариуса и протянула его мсье Жоржу.

Мсье Жорж отложил вилку и прочел письмо вслух. Мартина продолжала есть. Мадам Донзер хлопотала у нее за спиной, поджаривая пончики с яблоками, и, не снимая очков, вытирала глаза.

– Да будет земля ей пухом, – сказал мсье Жорж, доставая белоснежный платок и вытирая лысину. – Я не был с ней знаком, и, как мне говорили, покойница не мало грешила на своем веку, но перед лицом всевышнего…