Шемяка - Александр Вячеславович Башибузук

семинариста или на молодого монаха, чем, собственно, на гонца.

— Шел с отрядом в полтора десятка всадников, — доложился десятник из моей личной дружины. — Сей пытался прошмыгнуть, как мы их перехватили. С ним вот это было... — Тяпа бережно передал мне кожаный футляр скрепленный восковой печатью.

Я сорвал печать и достал несколько листов бумаги скрученных в трубочку, но, как очень скоро выяснилось, что все были все написаны на латыни, которой никто в моем отряде не знал.

Из-за деревьев плеснулся сдвоенный утробный вой. Гонец беспокойно завертел башкой и молящим взглядом уставился на меня.

— Русский язык знаешь?

— Знаю! — парень охотно закивал.

— Жить хочешь?

— Хочу! — последовала целая серия бодрых кивков.

— Куда следовал?

— В Крево! — гонец крутнул головой, показывая направление. — Письма к каштеляну* и воеводе.

каштелян (польск. Kasztelan, из лат. castellanus, от castellum — «замок») — должность в Польше и Великом княжестве Литовском. Первоначально управляющий замка, в дальнейшем вторая должность после воеводы.

— А чего этой дорогой ехали?

— Не знали... — парень пожал плечами. — Думали, что вы от Ковно назад к Вилькомиру ушли.

Я мысленно себя похвалил. Все верно, но только обратный уход изображал Федька Пестрый и Изяслав со своими. Каждый по своему маршруту. А я махнул в сторону Трок и меня с моим отрядом литвины опять прохлопали. Ничего удивительного, местные, конечно, уже засекли, но доложиться в Вильно не успели, радиосвязи еще несколько сотен лет не видать. А с гонцами и голубями всякое разное может случится.

— Как тебя зовут?

— Андриус, господин.

— Читай вслух письма, Андриус.

— Там ничего такого! — быстро выкрикнул парень. — Обманные. Все главное на словах велено было передать. Но... — он опять жалобно уставился на меня. — Я не хочу умирать. Я вам пригожусь, господин!

Я усмехнулся и важно заявил.

— Ты не умрешь, обещаю. А теперь говори...

Тот обрадованно затараторил.

— Каштеляну приказано срочно собирать бояр с евоными людьми ратными. Тевтонцы выдвинулись к границам княжества уже не только с Ливонии, но и со стороны Пруссии. Князь Сигизмунд собирает большое войско, считает, что сейчас главная опасность не от вас, а от немцев. А вы, мол, скоро уйдете назад в земли Свидригайлы, ибо слишком много взяли и много людей потеряли. Про то, что часть ваших уже здесь, он пока не знает. Круль Владислав Ягеллон, тоже срочно отбыл из Вильно в Варшаву, объявлять посполитое рушение*, потому что немцы из Пруссии и к Польше подошли.

посполитое рушение — сбор всех наличных сил на войну.

— Когда ушел круль? — услышав про Ягайлу, я схватил гонца за рясу и дернул к себе.

Сам от себя того не ожидая, видимо сработали эмоции настоящего Шемяки.

— С-сегодня утром... — парень смертельно побледнел.

— Какой дорогой?

— Так, на Варшаву дорога известная... — он быстро и подробно растолковал маршрут.

— Сколько с ним людей?

— Полторы сотни лыцарей и прочих, да еще столько же проводить его до границы дал наш князь...

В голове завертелся бешеный хоровод мыслей.

Твою же мать, Ягайло — это просто шикарный приз! Если его угробить — Польша сразу выйдет из игры — там начнется битва за престол, а претендентов просто куча. И будут грызть друг друга до последнего! А с Жигимонтом без поляков сладить будет нетрудно. С пшеком три сотни, пусть три с половиной, а со мной четыре с половиной! Дорога тоже известная. Он к вечеру доберется до Ковно, там переночует, а завтра махнет в сторону Гродно, а дальше на Варшаву. Круль старенький, везут его в карете, слишком большую скорость не разовьешь. А я же вот, между Ковно и Троками! Если сейчас выйду, как раз успею. Ну, решайся!

Благоразумие отчаянно бунтовало, но авантюрная натура победила.

— Вакула, командуй сбор!

А сам принялся подробно допрашивать гонца, используя весь свой немалый оперский опыт, проверяя, не засланный тот казачок. И пришел к выводу — что нет. Литвин просто очень хотел жить.

Через полтора часа отряд снялся с места. Обоз бросил к чертовой матери, все самое нужное и ценное навьючили на лошадей.

Гонца взял с собой, как проводника.

Вечер и ночь прошли в бешеной гонке, а к утру мы выскочили к подходящему месту — гонец Андрейка очень хотел жить и вывел к точке словно по спутниковой навигации. Отряд я разделил на две части, одну спрятал поодаль от дороги в глубокой лощине, вторую отправил на другую сторону, а в придорожных зарослях разместил арбалетчиков и лучников.

— Если обманул, сама вспорю брюхо, — ласково стращала гонца Зарина. — Но сначала выколю глаза и отрежу яйца. Лучше признайся...

Тот обильно потел и жалобно блеял в ответ:

— Госпожа, помилуйте, я жить хочу. Не обманул, как есть не обманул. Будет круль. Дайте мне саблюку, тоже буду сражаться, только не пугайте, ведь страшно уже...

Я по-прежнему не верил в то, что он засланный казачок, но в то же время просто места себе не находил, гадая пропустили круля или нет.

Наконец, через час на дороге замаячил передовой отряд королевской процессии.

Первыми проскочили люди Сигизмунда, два десятка всадников, но их мы не тронули. Затем перли уже отборные польские лыцари, мать их так растак. Тоже около двух десятков, попарно в колонне. На громадных, закованных в железо конях, сами тоже в латах по западному образцу, с плюмажами и нарядными флажками на копьях.

Самой процессии Ягайлы еще не было видно.

— Ну, ну, давай!!! — жарко шептала Зарка в ухо. — Ну, милый....

«Вот же бешеная девка...» — весело подумал я и дал отмашку.

Звонко тренькнул лук аманатки — левый пшек в передней паре опрокинулся в седле со стрелой в глазнице.

Защелкали арбалеты, залязгали наконечники болтов об железо. Половина поляков сразу вылетела из седел, остальные попытались развернуться, но вылетевшие словно волки из подлеска ратники уже стаскивали их с коней и добивали топорами.

Через несколько мгновений все было кончено.

— Выходим, живо!

На дорогу выскакивали всадники и сразу строились в боевой порядок.

Я вскочил в седло и крикнул Вакуле.

— Ты со своими иди навстречу крулю, ударь в лоб, просто свяжи боем поляков и оттяни на себя, а я пройду лесом и ударю сбоку...

Крутившийся рядом литвин Андрейка закивал:

— Да, да, есть просека,