Древо тем. Книга замыслов - Георгий Гуревич

Зачем мне понадобилась эта пятерка, столько народа в левом углу? В романе просто представил бы и догадайтесь зачем. В замысле все приходится оправдать, обосновать.

Ребята эти не просто хотят карьеру сделать, переместиться из левого угла в правый (за исключением Паоло, пожалуй), им этот мир не нравится, они хотят его обновить.

На героическую личность уповает Джина. Явится некто мудрый, могучий, светозарный и всех поведет к счастью.

Люченцио верит в веру.

Теодоро — в облагораживающее искусство.

Уго — в разум, все понимающую науку, все создающую технику.

Карло — в единение.

А Клеонт отвечает им: «Было уже, было, было…»

И рассказывает Джине про Александра и про Августа…

Люченцио — историю христианства.

Теодоро — про времена Возрождения.

Итак далее…

Но хотя я пригласил эту пятерку на подсобную роль: задавать вопросы, получать от Клеонта ответы, молодцы эти уже зажили самостоятельно. Собираются после полуночи в траттории, когда Паоло полагается чистить котлы, кастрюли и сковородки, усаживаются в передней комнате, откуда ведет коридорчик мимо застекленной кухни к столикам (посетителям полагается видеть, как аккуратно для них готовят), жуют, пьют, чувствуют себя хозяевами, горланят, перекрикивая друг друга.

— Всех накормить можно, — твердит Уго, — только подойти научно…

— Наука без души ничто. Душу надо осветить красотой, — уверяет Теодоро. — Когда я гляжу на Мадонну Боттичелли…

— Не хлебом единым, — вставляет Люченцио. — Есть низменное, есть возвышенное.

— А каково без хлеба? — кричит Карло. — Где твой бог? — Карло тычет пальцем в грудь Люченцио. — Пусть накормит одним хлебцем пять миллионов голодных! Пусть накормит, потом потолкуем о душе. А пока что-то без сотни лир порцию не дадут.

— Деньги — все! — убежденно изрекает Паоло.

Карло кидается и на него:

— Ах, деньги — все? Хорошо, я при деньгах сегодня. Сколько я должен тебе за эту собачью отраву?

Паоло невозмутим:

— Отдашь через двадцать лет. И с процентами. У меня свой расчет, ребята. Ты, Люченцио, расплатишься, когда будешь кардиналом, ты, Уго, когда станешь профессором, Теодоро расплатится картинами, а ты, Карло, устроишь революцию, всем раздашь поровну, я тоже получу свою долю. Валяйте, ребята, приступайте. Кому добавить макароны?

— Думаешь, не забудут тебя эти профессора-кардиналы? — спрашивает Карло.

— Хоть один из четверых не забудет. Есть же один честный среди вас. Или ни одного?

И посматривает на Джину при этом. Все они посматривают на Джину. Чье остроумие она оценит?

Однако я боюсь, что эти обитатели левого угла не герои ее романа. Милые мальчики, хорошие товарищи. Нет среди них достойных восхищения.

А кто же в правом углу? Надо и правый угол заполнить.

Сильный мужчина, то есть сильный по европейскому критерию XX века — богатый делец, владелец земель в Сицилии, домов в Риме, виллы в Неаполе с видом на залив, чуть повыше старого замка, похожего на корабль, выброшенный на берег, там, где цена квартиры миллион лир в месяц (не пугайтесь, тысяча лир — это около рубля. Все равно дорого).

Не старик и не мальчик, зрелый мужчина лет под сорок в расцвете лет. Не урод собой, плечистый крепыш, среднего роста с густыми усами, густым голосом, привыкшим отдавать распоряжения, уверенный в себе человек. Я-то таких не люблю, с маслянистым голосом и маслянистой смуглой кожей, но боюсь, что он не противен Джине. С ним спокойно и интересно. И банкеты, и театры, и сплетни новейшие из мира знаменитостей. Этот не поведет тебя в захудалую тратторию, не посадит за шаткий столик у самой кухни. Отвезет в ресторан, домой привезет на собственной машине.

Тут еще напрашивается сюжетный ход. Когда грабители вырвали сумку у Клеонта, они лишили его возможности продолжать путешествие по векам. Вероятно, там было какое-то индийское средство, обеспечивающее засыпание. Как вернуть? И вот, пожалуй, синьор Правый угол, при его сицилийских владениях мог иметь какие-то связи с мафиози. И добыл сумку. Это же подвиг в глазах Джины. Возможно, она даже обещала ему выйти замуж, если такой подвиг совершится.

Как не выйти? Доказал же, что он настоящий мужчина. Все может.

Рассуждая трезво и скептически, я опасаюсь, что Джина выйдет за этого воротилу. Но мне, автору и болельщику юности, ужасно не хочется отдавать эту незаурядную, независимую, красивую и властную девушку (я сам в нее влюблен немножко) маслянистому богачу, еще с мафией связанному. Тоже мне Александр Македонский XX века!

Может быть, лучше сумку со снадобьем отыщет Карло, активный, шустрый парень с тысячью друзей. Не такой он талантливый, как Теодор или Уго, но он свойский парень, компанейский, надежный.

10. ВЫВОДЫ

И тут выясняется, что Клеонт вовсе не склонен переселяться в год 2080-й. Он стар, он разбит, он устал. Все труднее даются ему прыжки из века в век, все труднее приспособиться к новой эпохе. И от XX века голова идет кругом, в XXI вообще ничего не разберешь. На старости лет трудно перестраиваться. Хочется уже угомониться, дожить там, где приткнулся. Если его молодым друзьям хочется в будущее, он охотно отдаст им свое снадобье, обучит, подготовит.

Кто решится?

Кого отправили бы вы?

Мысленно опрашивал я своих героев. Уго — преданный поклонник науки, неужели он не захочет увидеть достижения XXI века? Нет! Оказывается, он сам хочет искать, исследовать. Теодоро? Теодоро влюблен в красоту сегодняшней земной природы, даже опасается, что через сто лет природы будет меньше, искусственности больше. Джина? Да не дурнушка же она, чтобы искать спутника жизни в чужом веке. И никого не привлекает перспектива ходить два года по музеям, чтобы разобраться в чужой жизни, а потом самому стать музейным экспонатом, ценным консультантом для режиссеров исторических фильмов:

«В наше время на Виз Вента пестро одетые девушки стояли вот так. И это означало, что…»

Джина говорит:

— Вас никто не может заменить, Клеонт. Вы очевидец двух тысячелетий. А мы кто? Кое-как будем пересказывать услышанное от вас.

— Через сто лет жизнь наладят, — подбадривает Уго. — Города станут чистыми, технику усмирят. А людей научатся омолаживать, вам вернут силы.

— Обещаю, наладим, — говорит Карло. — Но мы не хотим на готовенькое. Я знаю, нас, сицилийцев, упрекают, что мы бежим с родного острова. Не бежим. Уезжаем потому, что работы нет. Но, поправив дела, возвращаемся, такой мы народ. Конечно, женщины — другое дело. Я не буду презирать тебя, Джина, если ты выйдешь замуж за американского миллионера или даже за своего паразита. Девушка должна заботиться, чтобы дети были сыты. Презирать не буду, но не буду и уважать. А мужчины должны налаживать жизнь у себя дома. Если все сбегут в Америку или в XXI век, кто украсит Сицилию? Мы остаемся все. А ты, Клеонт, с чистой совестью продолжай свой маршрут. Там через сто лет расскажешь о нас правнукам.