Антология современной польской драматургии - Ксения Старосельская

УБОРЩИК. После того как я там убирал — я выходной взял.

РАБОЧИЙ. Кто же тебе может запретить раз у тебя столько денег чтоб выходные брать?

УБОРЩИК. Нет у меня денег — ни на что нет — мне просто необходим был выходной и я занял бабла.

РАБОЧИЙ. Я тоже а сейчас боюсь.

УБОРЩИК. А я не боюсь.

РАБОЧИЙ. А я блин парюсь — отдавать нечем.

УБОРЩИК. Но тогда я просто испугался — тогда я реально испугался — там такая дверка маленькая через которую надо было пройти — согнуться и пройти — а у меня сердце больное и я сразу его почувствовал как только наклоняться стал.

РАБОЧИЙ. Так все же выключено было.

УБОРЩИК. У меня руки затряслись — я старался не обращать внимания — а дверь эта — только что отштампованная дверь холодильника из серии Graffiti — на которой можно разные вещи записывать — вся была в крови — и в мозгах — и я подумал — как бы это в магазине выглядело — если бы кто-то не заметил и запаковал этот холодильник — а другой кто-нибудь взял бы да купил холодильник новейшей модели в кредит и повез домой — распаковал — снял пенопласт а на двери мозги и кровища — и я подумал — это же дверь на которой можно писать — и значит можно стирать — ну вот я и стал стирать сначала кровь эту а потом свою блевотину — и никак не мог остановиться — а он ухмыляется и спрашивает чего я такой бледный — привидение что ли увидел — ну тогда я пошел и занял у него денег.

РАБОЧИЙ. Ты же говорил что у него нельзя занимать — мог бы мне раньше сказать.

УБОРЩИК. А ты не спрашивал — короче я тут с пацанами из района договорился — и его же собственными деньгами им заплатил.

РАБОЧИЙ. А как отдавать будешь? — мне интересно — лично я не знаю как.

УБОРЩИК. А я не буду — когда его отмочат то он никаких денег назад не захочет — до смерти испугается и больше не будет смотреть на нас так как раньше — да вообще будет не на нас смотреть а на свои ботинки и первым кланяться будет.

РАБОЧИЙ. Так не делают.

УБОРЩИК. Это он так больше не будет делать.

РАБОЧИЙ. Я ему должен.

УБОРЩИК. Это он должен.

РАБОЧИЙ. Я лично боюсь.

УБОРЩИК. Я тоже немного.

РАБОЧИЙ. Я не немного.

УБОРЩИК. Да ладно — чего ты — он заслужил — ты знаешь почему он деньги взаймы дает?

РАБОЧИЙ. Знаю.

На фоне этой надписи ПОЛЬСКОГО УПРАВЛЯЮЩЕГО бьют.

РАБОЧИЙ. А моя жена — она и так вечно недовольна — когда я дома — а вот когда ухожу — у нее сразу настроение поднимается — и хрен ее знает что она там делает — говорит что больше меня зарабатывает — а я когда мы с ней по улице идем смотрю на мужиков — и думаю сколько ж они зарабатывают и сколько я — и чего бы ей с ними не пойти прогуляться — и с какой это радости она идет рядом со мной — что я на хрен могу — я блин старею — ну в кредит могу ей что-нибудь купить — и то если она сама будет его выплачивать — потому что у меня таких бабок нет — учиться уже поздно — я до конца жизни могу платить только за квартиру ну и еще за еду — «Польша наша ого-го — дает Европе баб и молоко — молоко пьют наши дети а бабы дают нам и нашим сыновьям».

ОНА. А может нужно метелить всех

кто умеет писать и читать и считать и запросто все объясняют

каждого кто хоть раз

надел на работу пиджак и галстук

и запросто это объяснил

может быть нужно их метелить

может это единственный способ

и надо это сделать

пока не поздно и пока не все забыто

может лучше метелить их день за днем

или неделю за неделей

чем так жить

чем это допускать

чем этого не допускать.

ДИРЕКТОР. В свете того что случилось — мы искренне сожалеем — мы просто не знаем как быть — все в страхе — после этого случая практически все стали бояться — мы вынуждены были увеличить расходы на технику безопасности — а теперь после этого избиения сами всего боимся — мне-то понятно что это не само собой получилось — что вы к этому приложили руку — так оно и есть поэтому мы пригласили вас для разговора — ведь наш долг заботиться о других и мы хотели бы подчеркнуть что на безопасности работников никогда не экономили и не экономим — но последние события — когда нападают на мирного человека — калечат его — конечно же понятно что это следствие чрезмерного общественного резонанса.

ОНА. Какой там чрезмерный резонанс.

ДИРЕКТОР. Это же практически терроризм.

ОНА. То ли еще будет.

ДИРЕКТОР. Я привык взвешивать свои слова — если б я этого не делал то не сидел бы тут.

ОНА. Я никого не осуждаю — ладно кто-то кому-то что-то сделал — но видать он кого-то сильно достал иначе ему б не сделали то что сделали.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Мы конечно приносим вам свои глубочайшие соболезнования — мы конечно тоже скорбим и сожалеем — особенно потому что до сих пор считались предприятием с безупречной репутацией — вы впрочем и сами знаете — верно?

СЕСТРА. А как так получилось что ему вроде бы увеличили зарплату а в бумагах это нигде не зафиксировано?

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Насколько я знаю ему действительно повысили зарплату.

СЕСТРА. На 20 грошей.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Такие у нас ставки — в соответствии с тарифной сеткой.

СЕСТРА. Мы хотели бы наконец узнать.

ДИРЕКТОР. Извините мы уже читали ваше заявление.

СЕСТРА. Мы хотели бы узнать — кто был тогда начальником смены.

ДИРЕКТОР. Так получилось что в тот день никого не было.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Так получилось что даже никого из директоров не было — а управляющего тем более.

СЕСТРА. То есть никого не было?

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Никого.

ОНА. Значит вы это заявление не подпишете.

ДИРЕКТОР. Послушайте этот человек был нам как брат — я помню как он играл с нами в футбол на корпоративном празднике.

ОНА. Он играл не в футбол а в волейбол.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Но на празднике он был — я помню.

ОНА. На празднике вы были — а когда это случилось никого не было?

ДИРЕКТОР. Я же вам объясняю — если вам нужна помощь например в организации похорон.

ОНА. Вы уже помогли в организации похорон.

ДИРЕКТОР. Что?

ОНА. Да уж в организации похорон вы помогли.

ДИРЕКТОР. Но сейчас мы говорим о деньгах.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Да давайте лучше о деньгах.

ДИРЕКТОР. Если вам сейчас понадобится машина — мы разумеется ее вам предоставим.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Вместе с водителем — я сам могу сесть за руль.

ОНА. Я хочу только одного — чтоб кто-нибудь признался.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Я с большим удовольствием буду вас возить.

ОНА. С удовольствием?

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. С большим удовольствием.

ОНА. И с удовольствием скажете мне кто виновен?

ДИРЕКТОР. Дело ведь и так на рассмотрении в суде.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Вот именно.

ОНА. Но у меня есть право сейчас.

ДИРЕКТОР. Дело должно пройти через суд и мы готовы к тому что это будет тянуться лет пять.

ОНА. Лет пять?

ИТАЛЬЯНСКИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ. Только кто об этом вспомнит через пять лет если сейчас уже никто не помнит.

ОНА. Я — выходит вы мне уже распланировали жизнь на пятилетку?

АДВОКАТ. Пятилетки были раньше — но их уже нет и мы должны этому радоваться.

ОНА. Вы радуетесь?

СЕСТРА. Скажите чтоб он вынул руки из карманов — нас это оскорбляет.

АДВОКАТ. Были проведены три экспертизы — ни одна их них не выявила причины.

СЕСТРА. Может у вас так принято — но нас это оскорбляет.

АДВОКАТ. И вы должны прислушаться к нашим словам — по крайней мере в этом вопросе — иначе это будет тянуться и тянуться.

СЕСТРА. Скажите чтоб он вынул руки из карманов.

ДИРЕКТОР. Чего она вообще хочет?

АДВОКАТ. Кто она?

ДИРЕКТОР. Она.

АДВОКАТ. Которая из них?