Собрание сочинений: В 6 т. Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист - Астрид Линдгрен

— Он жил у меня с тех пор, как был маленьким щенком, — глухим голосом объяснил им Сикстен.

Ведь ребята должны понять, что если пес жил у тебя с тех пор, как был маленьким щенком, то когда он исчезает, ты имеешь право на красные от слез глаза.

— И знаете, что он сделал однажды, — продолжал Сикстен, словно сознательно мучая себя. — Это случилось, когда я вернулся из больницы после операции аппендицита. Беппо встретил меня возле калитки и так радовался, что толкал меня со всех сторон и швы разошлись…

Все были тронуты таким рассказом. Может ли быть большее доказательство преданности пса своему хозяину? Ведь он так толкал его, что швы разошлись!

— Да, собаки — славные животные, — еще раз подтвердил свои слова Юнте.

— В особенности Беппо, — сказал Сикстен и высморкался.

Никогда потом Калле не мог понять, что на него нашло, что заставило его пойти заглянуть, в дровяной сарай почтмейстера. Он и сам думал, что это получилось по-дурацки, потому что, если бы Беппо угораздило очутиться взаперти, он лаял бы до тех пор, пока кто-нибудь не пришел и не открыл ему дверь.

И все-таки, несмотря на то что никакой разумной причины заглядывать в сарай не было, Калле это сделал. Он широко распахнул дверь — так, что свет проник в сарай. И там, в дальнем углу, лежал Беппо. Он лежал совсем тихо, и в какой-то момент крайнего отчаяния Калле уверился в том, что пес мертв. Но когда Калле подошел ближе, пес, с трудом приподняв голову, тихонько заскулил. Тогда Калле выскочил из сарая и закричал во всю силу легких:

— Сикстен! Сикстен! Он здесь! Он лежит в сарае!

— Мой Беппо! Мой бедный маленький Беппо! — дрожащим голосом говорил Сикстен.

Он стоял на коленях рядом с песиком, и Беппо смотрел на него, словно желая спросить, почему хозяин не пришел к нему раньше. Ведь он лежал тут так бесконечно долго и был так болен, что не в силах был даже лаять. О, как он был болен! Он пытался обо всем рассказать хозяину, и рассказ его был неописуемо жалобным.

— Послушайте, ведь он плачет, — сказала Ева Лотта и сама заплакала.

Да, Беппо был болен, ошибиться в этом было невозможно. Он лежал в целом море рвоты и экскрементов — такой слабый, что не мог шевельнуться. Он только тихонько лизал руку Сикстена. Он словно благодарил за то, что его не оставили одного в беде.

— Я должен бежать за ветеринаром, и немедленно, — заявил Сикстен.

Но когда он поднялся, Беппо затявкал — отчаянно и вместе с тем боязливо.

— Он боится, что ты уйдешь от него, — сказал Калле. — Я сбегаю вместо тебя.

— Скажи ему, чтобы шел поскорее, — попросил Сикстен. — И скажи, что речь идет о собаке, которая отравилась крысиным ядом.

— Откуда ты знаешь? — спросил Бенка.

— Знаю, — ответил Сикстен. — Я это вижу. Это все та самая дьявольская бойня, которая разбрасывает повсюду морской лук, чтобы уничтожить всех крыс. Беппо обычно бегает туда, чтобы подцепить иногда косточку.

— А Беппо может… а может собака умереть от крысиного яда? — спросил Андерс.

Глаза его были широко открыты от ужаса.

— Заткнись! — зло воскликнул Сикстен. — Только не Беппо! Беппо не умрет! Он жил у меня с тех пор, как был маленьким щенком. О Беппо, зачем ты бегал на бойню и нюхал крысиный яд?

Беппо преданно лизнул руку, но не ответил.

13

Ночью Калле спал беспокойно. Ему снилось, что он снова рыщет по городу в поисках Беппо. Он бродил в одиночестве по мрачным пустынным дорогам, расстилавшимся перед ним в жуткой бесконечности и пугающей темноте далеко-далеко вдали. Он ждал, что встретит кого-нибудь, у кого можно будет спросить о Беппо, но никто не появлялся. Весь мир был безлюден, мрачен и совершенно пустынен. И внезапно оказалось, что ищет он вовсе не Беппо, а нечто совсем иное, нечто гораздо более важное, но что — он так и не мог вспомнить. Он чувствовал, что необходимо воскресить это в памяти, казалось, от этого зависит вся его жизнь. Оно было где-то в темноте, перед ним, но найти его он не мог. И он так мучился во сне, что проснулся.

Слава Богу, это был только сон! Он посмотрел на часы. Было не больше пяти утра. Тогда лучше заснуть снова. Зарывшись головой в подушку, он попытался это сделать. Но странно, увиденный сон не желал покидать его. Даже бодрствуя, он чувствовал необходимость что-то вспомнить. Где-то в глубине его мозга притаилось нечто, ждавшее своего часа, чтобы выйти наружу. В каком-то маленьком-премаленьком уголке, в самой глубине его мозга было известно то, что ему необходимо вспомнить. Задумчиво шлепнув себя по лбу, он гневно пробормотал:

— Ну, давай выкладывай, что там такое!

Но ничего так и не всплыло в его памяти, и Калле устал. Ему хотелось спать.

И вот мало-помалу он почувствовал, как подкрадывается к нему приятная дурманящая сонливость, означавшая, что он вот-вот уснет.

Но тут, как раз когда он уже наполовину заснул, крошечный уголок его мозга выпустил наконец то, что бесконечно перемалывал в своей глубине. И это было всего лишь одно-единственное предложение. А произнесли его голосом Андерса:

— Не дай я Беппо шоколад, я бы пропал!

Калле уселся на кровати. Внезапно он совершенно проснулся.

— Не дай я Беппо шоколад, я бы пропал! — тихонько повторил он.

Что удивительного было в этой фразе? Почему так необходимо было ее вспомнить?

Да потому… потому что… существовала ужасающая возможность…

Зайдя так далеко в своих мыслях, он лег и тщательно натянул одеяло на голову.

— Калле Блумквист, — сказал он, как бы предупреждая самого себя, — не начинай все сначала! Не возникай еще раз со своими детективными причудами! Полагаю, мы пришли к согласию в том, что… с такого рода глупостями мы уже распрощались!

А теперь он уснет! Он должен уснуть!

— Я — жертва отварной трески!

Он снова услышал голос Андерса. Черт побери, почему его не оставят в покое? Почему появляется Андерс и долдонит, долдонит? Что он, не может лежать дома и развлекать самого себя, если он так отчаянно болтлив?

Но теперь уже ничем не поможешь. Эти ужасные мысли прорвались наружу. И их невозможно удержать.

Подумать только, а что, если Андерса рвало не из-за рыбы?! Отварная треска — невкусно, в этом Калле был согласен с Андерсом, но разве от нее может рвать всю ночь? И подумать только: а что, если Беппо отравился не морским луком? Подумать только, а что, если это был… подумать только, если это был… отравленный шоколад!

Калле снова попытался остановить самого себя.

— Заметно, что суперсыщик начитался газет, — иронизировал он. — И мне кажется, именно о преступлениях последних лет! Но если раньше случалось, что кого-то уничтожали с помощью отравленного шоколада, то это не значит, что каждая чертовская плитка шоколада битком набита мышьяком.

Некоторое время он тихо лежал и думал. И мысли его внушали ему страх.

«Но ведь не только я читал газеты и изучал разные преступные версии, — думал он. — Это мог сделать кто-то еще. Например, некто в зеленых габардиновых брюках. Тот, кто боится. Он тоже мог прочитать статью о Еве Лотте, где говорится о том, как много шоколада и карамелек она получила по почте. Ту самую статью, где написано, что, быть может, Ева Лотта Лисандер станет тем орудием, которое приведет наглого убийцу, или как там его, к заслуженной каре. О ты, великий Навуходоносор, подумать только, если бы это было так!»

Калле выскочил из кровати. Ведь вторая половина плитки шоколада досталась ему! Он совершенно забыл о ней. Где же она?

Конечно, она по-прежнему лежала в кармане брюк. Тех самых, в которых он был в тот день. Он не надевал их с тех пор. Какая удача, какая сказочная удача, если все в самом, деле так, как он подозревал.

Но когда лежишь в кровати и бодрствуешь в предрассветные часы, можно внушить себе все что угодно. Самое невероятное становится вероятным.

Калле поднялся на ноги и стоял в одной пижаме в гардеробной, и когда солнце проникло сквозь окошко, он снова подумал, что смешон.

Разумеется, все это он внушил себе — точь-в-точь как всегда.

— Хотя, во всяком случае, — сказал он, 1— маленькое рутинное исследование никогда не помешает!

Его воображаемый собеседник, который столько времени держался в тени, явно ждал этого решающего слова. Он поспешно подбежал, чтобы увидеть, чем занимается сейчас великий сыщик.

— Что вы собираетесь делать, господин Блумквист? — затаив дыхание, спросил он.

— Как я уже говорил — маленькое исследование.

Ничего не поделаешь! Калле снова внезапно стал суперсыщиком. Ведь он так давно им не был, да и желание быть им у него пропало. Когда дело действительно приобретало серьезный характер, быть сыщиком ему не хотелось. Но ведь именно сейчас он сам довольно сильно заколебался: есть ли какие-либо основания у его подозрений, если он, Калле, в беспомощности своей не устоял перед искушением вернуться к старому.