Дух, брат мой - Андрей Грешнов

Разблокирование дороги Джелалабад-Кабул также как и блокада принесло свои проблемы. В колоннах грузовиков, двигавшихся в афганскую столицу с востока, все чаще под мешками с сильно пахнущими овощами — луком и чесноком, стали находить в больших количествах взрывчатку, взрывные устройства с часовыми механизмами, мины и даже целые фугасы. Все, что не перехватывалось силами безопасности, благополучно взрывалось у городских объектов, вызывая панику среди мирного населения. Министерство госбезопасности Афганистана работало на износ — и днем и ночью сотрудники МГБ арестовывали просочившихся в город врагов, изымали у них мины, взрывчатку, реактивные снаряды. Причем реактивные снаряды изымали десятками, но отголоски взрывов все равно продолжали сотрясать афганскую столицу.

Я жил на вилле уже не один. Из Петушков, где располагается «подземный» ТАСС (на случай ядерной войны), в Кабул приехал инженер Виктор, а вскоре подтянулся и мой друг Андрей Семенов, которого я после службы в армии, тоже в Афганистане, где он служил переводчиком, переманил в ТАСС. Жить стало весело, жить стало хорошо. Я готовил, Андрюха мыл посуду, а Виктору поручали делать генеральные уборки помещения. Каждый день мы очень обстоятельно обедали и ужинали. Так как в Москве таможня уже не зверствовала, а смотрела на нас, летящих в Афган, как на сумасшедших, то провозить можно было буквально все. В результате мы навезли в Кабул гору мяса. Переводить «на сухую» столь ценные продукты было кощунством. Приходилось все сдабривать любимой советской приправой.

Отчетливо помню наше меню. На обед обычно был полноценный суп на мясном бульоне и макароны с мясом из супа. На троих уходила одна бутылка водки. Потом шел компот или арбуз. К ужину мы подходили значительно более щепетильно. Готовилась большая бадья салата из кандагарских помидоров, лука, огурцов и разносчицы желтухи — зелени. Жарились (непременно на сале) две сковороды картошки. А там по выбору — или антрекоты, или курочка. Под эту нехитрую снедь обычно уходило две бутылки 38-градусной монгольской водки «Архи» с синей этикеткой, которой Кабул был буквально завален. По давно заведенной хорошей традиции ехали еще за одной к «кругу», где располагался «Трафик» (афганская ГАИ). Брали всегда в одном месте: запуганный дед-продавец очень боялся, что если продаст нам отравленное вино, то один из нас (который выживет) непременно его порешит. В один из жарких летних вечеров инженер Витя ни с того, ни с сего вдруг заартачился и наотрез отказался пить водку, мотивируя это тем, что у него гастрит. Он демонстративно поставил свою тарелку на огромный обеденный стол и сел напротив нее, как фиджийский истукан. Глядя на этого ренегата, и Андрей Семенов что-то обмяк и, борясь с самим собой, стал делать робкие попытки убедить меня, а заодно и себя, в невозможном — поужинать под чай. Цитаты из состоявшегося разговора приводить не буду, скажу лишь, что через 15 минут мы уже катились в нашей маленькой серенькой «Дайхатсу» в сторону «Трафика».

Когда дуканщик заворачивал нам монгольскую «Архи» в грязную старую «Хакикате инкилабе Саур» («Правда Апрельской революции»), вокруг загрохотало. Духи, отмолившись, начали вечерний обстрел района совпосольства, рядом с которым мы и проживали. Ухало и гремело без перерыва минут двадцать. Разрывы раздавались со стороны нашей виллы. Завывая сиренами, в сторону посольства по Дарульаману помчались пожарные машины. Мы бросились за ними вдогонку. Метрах в пятидесяти от нашей виллы дымились руины дувала, оттуда неслись крики — по кому-то заехали. Стоять рядом и смотреть, как из-под завала вытаскивают убитых и раненых, не хотелось — решили, что будет безопасней укрыться от разгневанных кабульцев за высокими каменными стенами нашего обиталища. Открыв ворота, мы застыли с разинутыми ртами. Наш дом выглядел совсем не так, как полчаса назад. Сам то он стоял на месте, но в нем напрочь отсутствовали окна, двери были распахнуты. Осколки и деревянное крошево влетели в дом, и подобно урагану, сокрушили внутри все, что только можно было сокрушить. Один из РСов влетел к нам под толстенную мраморную плиту, которая составляла «представительскую» часть чамана. Внутри, на обеденном столе вместо Витькиной тарелки в куче стекла лежали пол-рамы и кирпич. Под горой поваленной на пол посуды нашли железную кружку. Ничего говорить не стали. Без слов молча и со смаком по очереди выпили. Ужинать что-то расхотелось…

В доме напротив поселились «дружественные бандиты». Так мы называли договорные банды, заключившие перемирие с народной властью или воюющие за нее за определенную мзду. Живописная группа наших вчерашних противников установила прямо на дувале пулемет ДШК. Новые «друзья» иногда упражнялись в стрельбе вечером, посылая очередь за очередью в небо. У нас воленс-ноленс сложились хорошие отношения. Когда мы выходили на улицу, вчерашние противники народной власти что-то нам громко кричали и дружественно махали руками. В конце-концов мы познакомились и иногда эта «дикая дивизия» подсылала к нам гонцов за солью или спичками. Мы всегда делились, чем могли. В ответ эти ребята однажды помогли нам разобраться с не в меру ретивыми солдатами афганской армии, которые поймали нашего нафара-хазарейца Яхью, и не взирая на выданный ему советским посольством документ, намеревались забрать его в армию прямо у ворот нашей виллы. Подобный «призыв» был не редкостью в Афганистане. В основном, народ в армию отлавливали на улицах. Обычно я вытаскивал наших людей-афганцев, выискивая их в КПЗ царандоя, куда их свозили как на призывные пункты, но в этот раз все произошло иначе. У «призывной комиссии», члены которой были с нами совсем не дружелюбны в наличии было три автомата, у нас на двоих с Андреем — всего один автомат и один пистолет. Пока мы бодались с несговорчивыми солдатами, пытаясь их убедить в неправоте, к нам с виллы напротив подошли ребята из договорной банды. Они были увешаны оружием как герои голливудских боевиков. Солдаты оторопели. А когда в нашу сторону был развернут ДШК, они покинули «поле боя» очень резво, растворившись среди дувалов близлежащей улочки.

Время стирает негативные воспоминания о тех далеких годах, в памяти остается почему-то только хорошее. Вот и 1989 год вспоминается с особой теплотой, и даже трепетом. Это был год решительных перемен в жизни афганского общества, год проверки на прочность режима доктора Наджибуллы, год подведения итогов девятилетней советской военной кампании. Оставшиеся в Афганистане советские граждане стали свидетелями грандиозных битв за выживание и свидетелями победы, которую одержал демократический Афганистан над силами оппозиции, которым помогали все капиталистические страны. Но далось это отнюдь не легко. Страшные следы той тяжелой битвы хранят разрозненные листочки блокнота, всего 25 страниц написанного скорописью текста.