Чёрный караван - Клыч Кулиев

Эмир сильно затянулся чилимом, жадно вдыхая густой дым, и снова заговорил:

— Меня, господин полковник, удивляет одно: угроза нависла не только над нашими головами. Не только вокруг нас бушует буря. Весь мир трещит по швам. По какой причине все это происходит?

Я постарался объяснить эмиру положение:

— Жизнь, ваше величество, это огромное море. Оно то бушует, наступает, то успокаивается и отступает назад. Прошлый год был тяжел. Особенно тяжел он был для союзников. В результате мятежа большевиков Россия вышла из войны. Восточный фронт распался. Румыния была разгромлена немцами. Италия потерпела крупное поражение. Французская армия почти вышла из строя. В результате и нам стало трудно. Вы говорите, мир трещит по швам. В этом виноваты мы сами. Виноваты политики, стоящие у власти. Вы говорите — «дело не в трусости». Отчасти вы правы: одной храбрости не всегда бывает достаточно. Прежде всего нужна дальновидность. Нужна мудрая политика. Но многое зависит и от того, насколько настойчиво, твердо осуществляется эта политика.

Эмир, неторопливо затягиваясь дымом, не сводил с меня глаз. Но в лице его не изменилось ни черточки, и невозможно было определить — подействовали мои слова или нет. Он сидел неподвижно, как зачарованный.

Я продолжал:

— Вот вы говорили о белом царе. По-моему, Россию погубила именно нерешительность белого царя. Ведь большевики родились не в один день. В свое время надо было действовать решительно. Потом уже стало поздно.

— Нет, нет, господин полковник! — Эмир поставил свой чилим на соседний столик и горячо заговорил: — Белый царь преследовал большевиков, как волков. Загонял их в Сибирь. Да зачем далеко ходить… Вот и мы преследуем большевиков, как нечистого духа. Я лично дал указание всем бекам казнить на месте любого бунтаря, сочувствующего большевикам. Сотни людей выслеживают их. Мои ширбача[68] ничем другим не занимаются. В зинданах свободного места не осталось. Кое-где мы построили даже новые зинданы. Все равно не хватает. Как еще действовать смелее?

Я умышленно молчал. Эмир заговорил еще более горячо:

— Моих подданных насчитывается около трех миллионов человек. Будь я уверен, что избавлюсь этим от большевиков, я половину населения согласился бы загнать за колючую проволоку.

Улыбнувшись, я слегка поддразнил эмира:

— Вряд ли это удастся. Лучше уж загнать за колючую проволоку большевиков. Надо решительнее бороться против них.

— Каким образом? — Упершись обеими руками в подлокотники кресла, эмир подался вперед. — Однажды я уже сломал меч. И теперь, поверьте, не знаю, что делать. Если бы я был уверен в удаче, я ни минуты не выжидал бы!

Я начал издалека. Сказал эмиру, что большевики на смертном одре, что они окружены со всех сторон. Затем заговорил о положении в Туркестане, изложил ему стратегический план, составленный нами совместно с представителями «Туркестанской военной организации». И под конец поставил вопрос ребром: какой вклад может внести Бухара в дело борьбы против большевизма?

Эмир долго молчал, размышляя, затем ответил вопросом же:

— Речь, видимо, идет о живой силе, о войсках. Так?

— Да… О войсках, которые можно послать в бой.

Сколько людей Бухара может двинуть на Чарджуй, скажем, самое большее через месяц?

Эмир снова задумался. Он или не знал положения, или не хотел высказываться определенно. Казалось, он ищет выхода, чтобы уйти от прямого ответа. Мое предположение подтвердилось. Он ответил неопределенно:

— Люди — это еще не все. Можно двинуть и десять тысяч, п пятьдесят тысяч… Способных владеть оружием — много. Оружия нет! От вас мы получили всего два каравана — сто тридцать верблюдов — с оружием. А этого слишком мало! Мы обращались к эмиру Хабибулле-хану. «Поможем, не оставим без поддержки братьев мусульман», — ответил он. Обещал прислать винтовки, патроны, порох, десятки опытных офицеров, даже добровольцев. А пока что прислал только несколько человек.

Я постарался вызвать эмира па большую откровенность:

— Допустим, мы возьмем на себя помощь оружием… Какую армию сможет выставить Бухара через месяц?

— Если будет оружие, можно двинуть всех бухарцев.

— Я говорю о кадровых солдатах, настоящих бойцах.

— Кадровые солдаты… Это вопрос трудный. Бухара — государство, которое, в сущности, жило без солдат. Никогда у нас не было большой армии. И месяц, вообще-то говоря, срок небольшой. Но все же, если мои расчеты правильны, можно будет выставить до тридцати тысяч человек. Впрочем, давайте вызовем топчи-баши [69]… Он скажет точно.

Эмир взмахнул колокольчиком. Старик с козлиной бородой распахнул дверь и склонился перед эмиром. Эмир приказал:

— Позови топчи-баши!

Спустя немного времени появился топчи-баши. Эмир посмотрел на него издали суровым взглядом и строго спросил:

— Если у тебя не будет затруднений с оружием, сколько людей сможешь собрать за месяц?

Я встречался уже с командующим, и его мнение мне было известно. Что-то он теперь скажет? Переводя взгляд то на эмира, то на меня, он некоторое время колебался. Затем осторожно начал:

— Если не будет затруднений с оружием, можно будет подготовить тридцать — сорок тысяч человек.

— Тридцать — сорок тысяч?

— Да.

— Слышите, господин полковник? Он говорит: тридцать — сорок тысяч…

Командующий в разговоре со мной называл пятьдесят тысяч человек. Поэтому я заметил, как бы подсказывая ему:

— Может быть, можно будет подготовить и пятьдесят тысяч?

— Если срок будет немного удлинен, можно будет подготовить и пятьдесят тысяч.

Эмир строго спросил:

— Какой срок нужен?

— Хотя бы полтора месяца.

— Чтобы через полтора месяца была готова пятидесятитысячная армия! Ступай!

Топчи-баши молча удалился. Эмир повернулся ко мне:

— Этот вопрос решен. Но об оружии позаботьтесь сами. Да, кстати… Я весьма признателен господину генералу и вам лично за то, что вы поддержали нашу просьбу о постройке в Бухаре заводов по изготовлению пороха и патронов. Надеюсь, Лондон не откажет нам в этой помощи. Эти заводы крайне необходимы. Лучше было бы, конечно, построить настоящий оружейный завод. Но, как говорится, пока не достал палку, бей кулаком. Даже и такие заводы намного облегчат наше положение.

Я многозначительно улыбнулся:

— Можно, конечно, построить и оружейный завод. Но, признаться, мы боимся одного: пока эти заводы будут построены, не зальет ли поток большевизма всю Среднюю Азию?

Эмир понял мой намек. Он долго сидел опустив голову, как бы готовясь к ответу. Затем медленно поднял свои опухшие веки и задумчиво заговорил:

— Я вас понимаю, господин полковник. Вы вернулись к тому же больному для вас вопросу. Поверьте: мы глубоко сознаем опасность большевизма. Всей душой мы желаем, чтобы он был сокрушен. Больше того — истреблен. Неужели вы думаете, что мы в какой-то мере симпатизируем большевикам?

— Нет! Я далек от таких мыслей. Но согласитесь, что на нынешнем этапе нет разницы между равнодушием и симпатией к большевизму. Можно всей душой ненавидеть большевизм — и ничего не делать для его сокрушения. Таких фактов, к сожалению, немало.

Эмир вновь опустил голову. Я продолжал, не меняя тона:

— Господин кушбеги рассказал мне, что у вас созданы особые отряды для разборки железнодорожной колеи. Даже приготовлены арбы для того, чтобы увезти разобранные рельсы в глубь страны. Это очень хорошо. Но какая польза от такого начинания, если эти отряды бездействуют? Что даст это мероприятие, если оно нисколько не мешает большевикам перевозить через вашу территорию военные грузы и войска? Невольно напрашивается вопрос: как это понять — это симпатия или антипатия к большевизму?

Эмир, видимо, понял, что от прямого ответа ему не уйти. Он виновато посмотрел на меня и сказал:

— Давайте, господин полковник, договоримся так: сообщите генералу, что я готов назначить вашего человека, чином не ниже полковника, командующим моими войсками. Я дам ему все полномочия. Устраивает вас такое предложение?

Я, признаться, не ожидал такого ответа. Он, разумеется, нас вполне устраивал. Тем не менее я решил не проявлять особой заинтересованности. Обещав сообщить о предложении эмира генералу Маллесону, я постарался переключить внимание собеседника на другое. Спросил: не устроят ли его полковники царской армии? Эмир ответил с явным раздражением:

— Нет, нет! Я ими сыт по горло. Если прибудут люди эмира Хабибуллы-хана… Да вы пришлете своих офицеров… И достаточно! Эти русские беженцы только безобразничают. Каждый божий день что-нибудь натворят. Оружие продают. Грабят. Пьют водку. Развратничают. Нет, нет! Боже упаси!

Я предвидел, что эмир недоброжелательно встретит мое предложение. Но сейчас мне хотелось только прощупать этот пункт. Поэтому я не стал больше касаться