Светлейший князь 2 (СИ) - Шерр Михаил

Панкрат замолчал, еще раз посмотрел в трубу и показал мне рукой, смотрите. Да, скорее всего он прав. Трое воинов избивали этого несчастного.

–– Бьют его каждый час. Сейчас эти трое уйдут в юрту и будут отдыхать после трудов. Потом им займется другая тройка. Они поставили две юрты и получается к них постоянно вне юрт у них всегда трое. Еще трое моих молодцов выдвинуться в сторону их лагеря, кто вооружены винтовками и арбалетами на кромку леса для подстраховки. По сигналу, вперед. Их десять, моих восемь, но пока они сообразят, что к чему, троих мы завалим. И будет семь на восемь. Ружей у них нет. А если кто дернется со своими луками, стрелять по рукам, как тогда на льду.

План мне понравился и я решил взять на себя командование стрелками. Панкрат свою винтовку передал одному из тувинцев и мы вшестером начали выдвигаться на кромку леса. Как действовали тувинцы я не видел. Свежая зеленка совершенно скрыла нас и я не боялся быть обнаруженным. Двое арбалетчиков выдвинулись еще почти на пятьдесят метров ближе. Изготовившись к бою, мы стали ждать сигнала, среди нас его знал пошедший стрелком тувинец. До противника было не более трехсот метров и мы отлично видели все происходящее. В лесу сзади нас раздался крик какой-то птицы и наш тувинец поднял сжатый кулак левой руки. Сигнал!

Как я не смотрел, но выдвижение тувинцев я не увидел, лишь в какой-то момент мне показалось, что я вижу шевеление травы. А затем возле каждого караульного поднялись по два наших воина и практически беззвучно и одновременно сняли их. После этого также молча, они атаковали одну из юрт. На этот раз бесшумно не получилось, на звуки борьбы из другой юрты выскочили трое воинов, но наши арбалетчики уже встали из травы и изготовились к бою. Двое выскочивших из юрты упали, получив по стреле в руки, державшие сабли. Третий сам бросил саблю и упал на колени лицом в землю. Это послужило сигналом прекратить сопротивление тем, кто еще дергался. Бой закончился.

Первым делом мы допросили несчастного с гирей на ноге. Он действительно оказался пленником карателей и они требовали что бы он провел их в Гагуль. Ни наш редут, ни секреты противник не обнаружил. Самое печальное было в том, что еще десяток врагов захватили стойбище-аал этого тувинца и грозились убить всех. Аал состоял из пяти юрт, это был целый арбан сумона маадов, а несчастный пленник был их десятником. Когда тувинец понял, что произошло с его мучителями, он неожиданно разрыдался и начал что-то быстро говорить.

Один из наших тувинцев очень сносно говорил по-русски и сразу объяснил в чем дело.

–– Он, ваша светлость, говорит что теперь всех его людей убьют, –– стоящий рядом Панкрат осклабился.

–– Ваша светлость, позвольте я доеду до этого аала, –– я махнул рукой, давай. Наши тувинцы, не дожидаясь команды, уже раздевали пленных, а один, самый шустрый, даже начал одеваться во вражескую одежду. Панкрат, еще трое гвардейцев-тувинцев, освобожденный десятник-маад стали изображать захваченных пленных.

До стойбища маадов был примерно час неспешной езды. Панкрат естественно выдвигаться начал по-быстрее. За ним двинулся и я, прихватив с собой еще и Карпа. Но наша помощь не потребовалась. Военная хитрость и внезапность сработали замечательно, да еще и десятник маадов оказался молодцом. Когда Панкрат дал сигнал атаки, он крикнул своим людям, что бы они нападали на захватчиков. В итоге двух врагов застрелили из пистолетов, остальные были пленены, убитых с нашей стороны не было, а вот раненых было двое: наш гвардеец и одна из женщин маадов.

Лонгин подоспел во время и я с чистой совестью поручил ему работу с этой пленной публикой, а сам занялся ранеными. Гвардеец получил стрелу в правое бедро, а женщина в левое плечо. Я обработал их раны и после этого занялся ранеными пленными. Надо было видеть их глаза, когда я оказывал им помощь, в местных краях не было принято лечить раненных пленников.

После боя освобожденный десятник собрал своих людей и они о чем-то бурно говорили. Затем к ним подошел наш гвардеец-тувинец. Приняв какое-то решение, десятник и гвардеец направились ко мне.

–– Ваша светлость, Доруг-оол, –– наш тувинец показал на бывшего пленника, –– просит разрешения уйти в наши пределы. Они оставаться здесь боятся, за этими людьми придут другие и их всех вырежут.

У меня до этого не было возможности просто внимательно посмотреть на этого десятника. Я его видел впервые и зрелище было не из приятных. Достаточно высокий, по крайней мере выше среднего тувинца, неопределенного возраста, весь в синяках и кровоподтеках, лицо практически один синяк, но глаза целые, на ноге, где было кольцо, кровоточащая рана. Одежда какие-то лохмотья.

Пока я разглядывал несчастного, наш гвардеец молчал, а затем продолжил:

–– Сам Доруг-оол с двумя старшими сыновьями просит взять его на службу лично к вам, ваша светлость.

–– Ваша светлость, –– стоящий сзади Митрофан без команды протянул мне медицинский ящик.

Пока я обрабатывал раны и ссадины десятнику, Лонгин закончил допросы пленных и подошел ко мне. Митрофан сделал жест рукой, что бы все отошли и тоже удалился от нас.

–– Принципиально нового они ничего не сказали. Идут силами трех сумонов, человек триста- триста пятьдесят. Грызутся между собой. Дорога, та какую вы показали. Маады колеблются, но от греха подальше откочевывают в сторону. Эти просто не успели. Идут очень медленно, тут будут дней через десять не раньше. Вернее тут они вообще не пойдут.

–– А зачем эти здесь оказались?

–– Пограбить, страху навести, они злые очень были, все кочевья на их пути пустые стояли. Сейчас постараюсь на карте показать, –– Лонгин достал карту и начал аккуратно раскладывать на земле. Подошедший Митрофан для этой цели протянул ему какую-то холстину. Как же сейчас выручает мое многолетнее учительство, хорошая память и умение рисовать! Мои карты получаются пока вполне адекватные и без грубых ошибок.

–– Они сейчас идут через Уюкский хребет. Выйдут они в конечном итоге вот сюда, –– Лонгин показал на карте место на берегу реки Уюк, выше места впадения в него реки Туран. –– Устье Турана очень болотистое, затем болот становится поменьше, а дальше выше по Уюку до предгорий Куртушибинского хребта сплошные болота. И если наши враги не пойдут вниз по течению Уюка, что бы обойти болота, то форсировать Уюк они будут в одном единственном месте.

–– Ты хочешь сказать, что самое удобное нам ударить здесь и первыми? –– это было логичным продолжением рассуждений Лонгина.

–– Да. Панкрат со своими тувинцами спускается по этому ручью, –– Лонгин показал на ручей у нас за спиной, –– до Уюка. Скрытно идет по предгорьям хребта и выходит в тыл противника. Связь кострами. Мы основными силами идем с севера, когда они начинают переправу, мы выходим на бой и требуем сдаться. Враги отвергнут наше требование и пойдут на прорыв. Шансы прорваться у них будут железные, вернее они так будут думать, наша гвардия будет в засаде и они будут видеть перед собой только неполный сумон Ольчея. Первые стрелы должны быть с их стороны. А вот тут наша гвардия вступает в бой и пользуясь дальнобойностью и скорострельностью нашего оружия, громит их. А тут еще и Панкрат вступает в дело.

От нарисованной Лонгином картины у меня даже дух перехватило. Несколько минут я молчал, обдумывая сказанное нашим начальником разведки.

–– Делаем так, нет сначала позови Панкрата, –– пока Лонгин ходил и искал Панкрата, я еще раз обдумал его предложение.

–– Ваша светлость, –– подошедший Панкрат вероятно хотел доложить о прибытии, но я махнул рукой, не надо.

–– Лонгин, расскажи нашему лейтенанту свой план, а я пойду, пообщаюсь с Доругом и его сородичами, –– надо срочно выяснить, чем они дышат на самом деле и лишь потом решать.

Судьбу Доруг-оола для себя я уже решил, чем более что товарищ в голове проснулся от многодневного сна и однозначно сказал, да. Но я приметил еще и старенького тувинца, к нему все относились с почтением, видимым даже на расстоянии.