Кто посеял ветер - Heлe Нойхаус

Деспотический стиль руководства, свойственный Хиртрайтеру, и без того никому не нравился. Он не желал прислушиваться к мнениям других и зачастую вел себя неподобающим образом, прибегая к оскорбительным выражениям, особенно в отношении женщин.

Людвиг Хиртрайтер, вне всякого сомнения, был самой непопулярной личностью в Эльхальтене. Он заседал в правлениях всех существующих организаций и не оставлял представителям молодого поколения никаких шансов. Каких-то пару недель назад против него возник заговор в спортивном обществе. После того, как он не удался, двадцать три члена в тот же день вышли из общества.

— Есть люди, которые ненавидели его лютой ненавистью, — заключила Катрин.

— Человека не убивают только из-за того, что не хотят видеть его в составе правления организации, — возразил Боденштайн.

— Хиртрайтер не церемонился с людьми, — сказал Кем. — Он разрушал браки, делая достоянием общественности тайные любовные связи, и подорвал репутацию католического пастора, заявив, будто тот пытается соблазнить служку. Я думаю, он насолил многим.

В комнате на некоторое время повисла тишина. Все погрузились в размышления.

— Хиртрайтеры получат три миллиона евро, если продадут луг «ВиндПро», — нарушила молчание Пия. — Возможно, они поручили кому-нибудь сделать за них грязную работу — убрать с дороги старика.

— Нашли киллера?

— Не исключено. За деньги можно найти все, что угодно. В том числе и киллера.

— Думаешь, это человек, который поджидал Хиртрайтера на парковочной площадке? — Боденштайн задумчиво наморщил лоб.

— Возможно. — Пия кивнула. — Автомобиль, который Фрауке Хиртрайтер якобы видела во дворе, может оказаться выдумкой. Но человека на парковочной площадке твой отец вряд ли выдумал.

— К сожалению, больше никто его не видел, — сказал Кем. — Мы опросили всех.

Боденштайн бросил взгляд на доску, на которой висели фотографии Рольфа Гроссмана, Людвига Хиртрайтера и мест обнаружения их тел. Во главе списка подозреваемых значился Теодоракис, которого его бывшие шефы и члены общественного инициативного комитета характеризовали как холерика — вспыльчивого, импульсивного человека. Может быть, он подкараулил Хиртрайтера спустя два часа после окончания совещания, во время которого тот оскорбил его вместе с подругой, и убил? Эта версия не выдерживала критики. Холерики убивают сразу, придя в состоянии аффекта, а не лежат часами в засаде. Кроме того, у Теодоракиса отсутствовал реальный мотив для убийства Хиртрайтера, поскольку он уже и так успешно оттеснил его в правлении общественного инициативного комитета на задний план.

Нет, Пия права. Это был либо человек, одержимый ненавистью, либо профессионал. Им нужно искать того, кто ждал Хиртрайтера на парковочной площадке.

— Поезжайте еще раз в Эльхальтен, — принял решение Боденштайн после короткого раздумья. — Поговорите с людьми, живущими вблизи «Кроне», и в первую очередь с владельцами собак, которые выгуливают своих питомцев вечерами. Наверняка кто-нибудь видел этого человека.

Пия взглянула на часы. Хиртрайтеры уже почти три часа мариновались в комнате для допросов. Ими занимались сотрудники отдела криминалистики. Процедура забора образцов слюны вызвала у них шок. Прежде чем допрашивать их, Пия хотела ознакомиться с результатами следственных действий Крёгера в доме Рабенхофа. Между тем выяснилось, что Фрауке Хиртрайтер не появлялась ни у себя дома, ни в зоомагазине, ни в приюте для животных. Отсутствовали и следы принадлежавшего ей автомобиля, а поскольку у нее не было мобильного телефона, установить ее местонахождение не представлялось возможным. Пия предположила, что она тем же путем, что и ее братья, проникла в дом, где имела неприятную встречу с вороном. Кирххоф вспомнила шутливое замечание Кема по поводу того, что если бы ворон не исключался из числа свидетелей, то непременно опознал бы убийцу во время очной ставки. А что, если птица именно это и сделала? У нее по спине побежали мурашки.

— Пия!

Голос Боденштайна заставил ее вздрогнуть. Она отогнала от себя нелепую мысль.

— Что ты намереваешься делать с братьями Хиртрайтерами?

— Окажу на них давление, поскольку считаю, что они решили каким-то образом устранить свою сестру, дабы наследство досталось только им.

— Ты уже проверила их алиби?

— Разумеется. Они представляются правдоподобными, но только на первый взгляд. Маттиас покинул свой офис в двадцать минут седьмого и больше там не появлялся, о чем мне сообщил его бухгалтер, который находился там до половины одиннадцатого вместе с консультантом по налогам. Они ждали Маттиаса, но он так и не вернулся. В «Ле Журналь» в Кенигштайне он пробыл до половины второго, но появился там без четверти двенадцать. На пять с половиной часов алиби у него отсутствует.

— А брат номер два?

— Среди прочих я позвонила коллеге Брадлю из полицейского участка в Кенигштайне. Он был приглашен на вечеринку к тестю Хитрайтера и пришел туда в тот самый момент, когда Грегор сел в свой автомобиль и уехал. Якобы за сигаретами. При этом он не курит.

— Что побудило тебя позвонить коллеге из Кенигштайна? — Остерманн в недоумении покачал головой.

Пия улыбнулась и постучала себя пальцем по лбу.

— Все очень просто, — сказала она. — Грегор Хиртрайтер сказал мне, что его тестя зовут Эрвин Шмиттманн и что он отмечал день рождения в здании своей фирмы. Я сразу вспомнила, что ему принадлежит фирма «Ландхандель» в Хефтрихе, куда мне не раз доводилось приезжать за кормом для лошадей и опилками. А с коллегой Брадлем я уже встречалась пару раз и беседовала с ним. Он мне рассказывал, что соседствует со Шмиттманном и на протяжении многих лет помогает ему заготавливать сено. Я подумала, что он наверняка должен был присутствовать на праздновании шестьдесят пятого дня рождения своего соседа.

— Непостижимо, — изумился Кем Алтунай.

На остальных этот рассказ тоже произвел впечатление.

— Госпожа Кирххоф заслужила звездочку, — ухмыльнулся Остерманн. — Великолепно, Пия. Он, случайно, не обратил внимания, когда Хиртрайтер вернулся?

— Разумеется, обратил. — Пия откинулась назад, и на ее лице заиграла довольная улыбка. — Без десяти двенадцать. Без сигарет. Зато с каким-то барахлом.

— Мотив, средство, возможность — все имеется в наличии! — воскликнул Остерманн. — Этого вполне достаточно для получения санкции на обыск. Что ты думаешь об этом, шеф?

Боденштайн ничего об этом не думал. С сосредоточенным выражением лица он постукивал пальцами по своему новому айфону, который обожал.

— И что же Хиртрайтер привез с собой? — поинтересовался он, давая понять, что следит за разговором. — Если это сделали братья, вряд ли они принесли бы орудие убийства в дом. Поговорите с ними еще раз. Если они не представят абсолютно достоверные объяснения, где в действительности находились в тот вечер, мы запросим санкцию на арест.

— Ты не хочешь присутствовать при этом? — осведомилась Пия.

— Я поеду в Кенигштайн и наведу в зоомагазине справки о Фрауке Хиртрайтер, — сказал Оливер, не замечая удивления Пии. — Объявите ее и принадлежащий ей автомобиль в розыск. Как только появятся какие-нибудь новости, сразу звоните мне. Увидимся завтра утром.

Было около пяти, когда Боденштайн перешагнул порог «Рая для животных» на Кирхштрассе. Целых четверть часа он просидел в автомобиле, борясь с собой.

Вдруг Ника подумает, будто расспросы о Фрауке лишь благовидный предлог, пусть даже это и было бы ему безразлично? Безусловно, он хотел увидеться с ней, хотя и боялся этой встречи. Интересно, что она думает о нем после того, как вчера он предстал перед ней в столь плачевном виде? Боденштайн привык быть хозяином положения, а вчера он им явно не был. Образ Ники прочно ассоциировался у него с воспоминаниями об этих ужасных событиях. Ему не следовало разговаривать с ней. Нужно было преодолеть смятение чувств и внести в них ясность. Может быть, он просто испытывал к ней чувство благодарности, или желание увидеть ее имело какую-то иную причину?

Подойдя к стеклянной двери, Оливер остановился, сделал глубокий вдох и вошел в магазин. Раздался звон дверного колокольчика, и спустя несколько секунд за прилавком появилась Ника. По ее лицу пробежала радостная улыбка, и он был уверен, что ему это не показалось. Между ними, вне всякого сомнения, возникла какая-то связь, и она тоже чувствовала это.

— Привет, — произнес он с некоторым стеснением. Ее лицо без малейших признаков косметики выглядело скорее строгим, даже суровым, нежели красивым. Нос казался слишком крупным, рот — слишком широким, но было в ней что-то особенное, своеобразное. Он испытал облегчение, поскольку в глубине души опасался, что при свете дня она ему не понравится. Однако Оливеру нравилось даже ее не совсем обычное одеяние: потертое джинсовое платье, бесформенная хлопчатобумажная куртка и гимнастические тапочки на босу ногу. Судя по всему, кокетство не принадлежало к числу выдающихся качеств ее характера.