Гранитный линкор - Мельник Акимович

Теснее прижимаются к Углову матросы. Дуют на окоченевшие пальцы, стучат онемевшими ногами.

— На стеклах узоры мороз разрисовал, а в печке смолистые кругляки потрескивают. Ох, и хорошо! — от этих слов становится теплее и самому Семену, хотя он уже не чувствует своих застывших рук и ног. — Мать у меня спокойная, ласковая. Люблю ее. Старенькая уж... А Зоя, невеста, березонька весенняя моя...

Кто-то из матросов крякнул, кто-то глубоко вздохнул, у кого-то вырвался сдержанный стон.

— Будто вижу: стоит мать у печки, дрова жарко горят. У нее на глазах слезы: сына вспомнила... Когда уходил на фронт, сказала: «Не осрамись, сынок, сильнее, чем меня, Родину люби...» Закрою глаза, а она передо мной. С ухватом в руках. В печке ведерный чугун — пельмени варятся... сибирские... из жирного бараньего мяса... сморщенные и душистые... наверх всплывают... Значит, сварились.

— Эх, сюда бы их! — не выдержал Ерохин. — Замолчи, Семен, что ли!

— Говори, Сеня!

— Не раздражай!

— Нутро болит! — слышатся из сугроба голоса матросов.

Глухо стонет согретый матросскими телами капитан.

Рвутся кругом, заглушая шум ветра, тяжелые снаряды и мины.

— Их много,— продолжает медленно говорить Сибиряк.— Горой лежат в огромной миске... Черный перец на столе, уксус... Вилочкой возьмешь пельмень, а он сам просится тебе на язык. Аромат нос щекочет,— продолжает слабеющим голосом Семен.— Ешь их, и все хочется. Жирные, сочные. Они во рту тают. А если еще горькой приправишь, ну, тогда совсем... В избе тепло-кругом тепло... и даже жарко! Как здесь, сейчас жарко! Я не замерзну... Нет, я — сибиряк, я...

Он замолчал, и все долго молчали. Каждый вспомнил свой дом, мирную жизнь.

— Сеня, а с чем у вас больше всего пельмени едят? — вдруг нарушил молчание Ерохин.— Со сметаной или с уксусом?

Семен не ответил.

— С уксусом!—сказал кто-то.

И опять неумолчно стонет вьюга.

— Сеня, Сеня,— зашевелился Леонид,— что это ты замолчал?

На стороне противника вспыхнула ракета.

— Сибиряк, слышишь? — вскакивая, крикнул Леонид.

Он стал испуганно тормошить Семена, тот с трудом поднял отяжелевшие веки.

— Ох, спать... спать...— бормочет Сибиряк.

— Сеня, Сенечка! — сдерживая подступивший к горлу комок, тормошит друга Леонид.— Как же так? Сеня, ведь и про пельмени не все рассказал...

Он поднял коченеющего друга, крепко прижал к сердцу.

— Снегом оттирать надо, снегом! — закричал он вскочившим в тревоге матросам.— Спасем еще!

Матросы стали энергично растирать снегом и трофейным спиртом товарища. Кутали его в свои бушлаты. И скоро Сибиряк пришел в себя.

В теплой землянке Шредера, перед столом, уставленным разной закуской и вином, стоял Федор Егоров. Матросу не верилось, что он попал в плен.

— Прошу садиться, хороший солдат!—указав на стоявшую у стола табуретку, сказал Шредер на чистом русском языке.

— Не солдат я...

— Простите, матрос! Прошу! — повторил он, наливая в стаканы коньяк.

— Чем могу служить?

— Служить мне? Зачем? Вы — мой гость!

Глаза полковника прищурились.

— Как вам спалось у нас?

— Превосходно!

— А как мой повар накормил вас?

— Великолепно!

— Вы нравитесь мне!

— Рад этому, господин полковник!

Шредер вынул из кармана фотографию Наташи, посмотрел на матроса.

— Ваша принцесса сердца? — спросил он.— Красавица!

Егоров молча, смотрел на любимую девушку...

— Вы любите ее? — с деланным сочувствием тихо спросил полковник.

— Да, люблю! — сказал Егоров и хотел крикнуть: «Вы замучили ее!» — но сдержал себя.

— О, это по-моему! Вы рыцарь! Такую красивую нельзя не любить. За нее и умереть не страшно! Хороша! — Шредер с ног до головы осмотрел Егорова.— И вы хорош! Как Илья Муромец! В сказках про таких пишут! Люблю русские сказки!

Егоров молчал.

— Итак, она красивая и вы красивый. И мы, немцы, поможем вам стать счастливыми. Вы поженитесь. У вас будут детки.— Шредер придвинул стакан к Егорову.— Вы удивляетесь, что мы гуманны к пленным? Наш народ по природе своей гуманен. Это только ваши газеты про нас всякое пишут.

Егоров сжал кулаки. Он понимал, для чего полковник придумал эту комедию, и ждал, когда Шредер-артист превратится в Шредера-полковника.

— Скажите, почему вы такой худой и бледный? У вас, очевидно, там, на вершине, кушать нечего?

Егоров ответил не сразу. Он насмешливо посмотрел в прищуренные глаза полковника.

— Таким тощим меня мать родила! — в тон полковнику ответил он.— А продовольствия у нас сколько хотите!

— Где же вы его достаете?

— Вначале нам подбрасывал наш генерал, потом мы отказались от его помощи.

— Кто же теперь снабжает вас?

— Ваши рыцари, господин полковник! — бросил Егоров.

— Не понимаю! — Шредер с трудом сдерживал себя.

— И понимать нечего. Вы его для своих солдат присылаете, а они нам отдают... Не сами, конечно, отдают, мы у них забираем!

Шредер закурил.

— У вас большие силы?

— Да!

— Мне известно, сколько нашего продовольствия могло попасть к вам. Большие силы прокормить ими  нельзя даже один день.

— У нас еще есть запасы!

— Если бы они у вас были, вы бы не бросились в наш окоп из-за буханки хлеба!

—Я хотел выбить ваших солдат...

—Вы хотели есть! Наш повар насилу накормил вас!

— Это правда, я хотел есть. Ведь у меня не было времени закусить.

Шредер прошелся по землянке, снова сел.

— Говорите правду! — потребовал он.— Кто командует отрядом?

— Советский офицер!

— Капитан Углов?

— Никак нет!

— Встать! — раздраженно закричал полковник.— Вы в моих руках, я распоряжаюсь вашей жизнью. От меня зависит, жить вам или умереть. Если скажете правду, станете хорошо жить! Будете продолжать врать — умрете!

— Вы только что говорили, что немцы гуманны...— засмеялся Егоров.

— Молчать! Сколько у вас осталось в живых?

— Я военный, мне не приказано говорить об этом!

— Какое настроение у личного состава?

— Я матрос, и мне приказано не говорить!

— Кто приказал? — полковник подошел к Егорову и со всего размаха ударил его кулаком. Тот не шевельнулся.

— Мне приказала моя совесть советского человека! — гордо ответил он.

— Совесть?— зло засмеялся полковник.— Вы изменили родине... Вы перебежали к нам... Вы — предатель!

— Предатель? Ах ты, гадина! — Егоров бросился на Шредера, но два дюжих солдата схватили его за руки.

— Уведите! — приказал солдатам Шредер.— И любыми средствами заставьте его говорить.

...Когда Егорова вновь привели в землянку Шредера, полковник сидел за столом. Он посмотрел на избитого, с изуродованным лицом матроса. Полный ненависти, гордый взгляд Егорова, не предвещал ничего хорошего.