На афганской границе - Артём Март

Но Бодрых так их под матрас и не сунул. Видать, еще лежать где-то у него мои документы. Спрятанные.

— Я слышал, у Бодрых тайник есть в ленинской комнате, — сказал я. — Сержанты о нем знают. Расспрошу Антона. Вернем.

— Скажи, что нашли во дворе. Пусть будет, что я потерял.

— Пусть будет.

Машко покивал. Добавил:

— Спасибо. Знаешь, Саша, мне, вроде бы даже легче стало после разговора с тобой. Вроде бы я чувствую, что мало помалу смиряюсь. Что глупо переживать о том, чего мне уже не поправить. Пусть и страшно. Главное теперь, чтобы из-за моей оплошности, Бодрых не погиб.

— Это, товарищ лейтенант, только время покажет.

Как и предсказывал Машко, его уволили с военной службы. Что с ним было дальше, я не знаю. Зато знаю, что было с бедным Лопиным и Бодрых. Лопина судили, Бодрых же выжил, но был комиссован по здоровью.

По учпункту быстро поползли слухи о том, как врачи боролись за жизнь сержанта. Что прошелся он по краю. Повезло, что артерию не порвало, а только расщепило вдоль. Повезло, что быстро оказали первую помощь.

— Первые десять секунд после ранения все решили, — говорил тогда любитель слухов Дима Ткачен. — Если б Саша замешкался, как мы все, Бодрых не довезли бы даже до отряда. Так говорят.

Однако наша служба шла своим чередом. Дни сменяли дни незаметно. Они смешались в сложные тренировки, марш-броски и стрельбы. В постоянные тренировочные задержания и наряды. В многочасовые занятия. Подходил день принятия присяги.

За сутки до торжества нам объявили, что сегодня день пройдет по упрощенному плану. Утром мы сделали короткую тренировку, без уже привычного марш-броска. Потом позавтракали. Позже офицеры из политической службы отряда провели у нас разъяснительные занятия. Рассказывали там, что такое присяга, какова ответственность, которую она налагает на военнослужащего. О последствиях ее нарушения.

После обеда нам выдали парадную форму, хранившуюся весь период обучения, на складе.

Новый стралей нашей учебной заставы, по фамилии Конаков приказал привести форму в надлежащий вид.

Несколько часов учебные заставы только и занимались тем, что толкались в бытовках, старательно выглаживая форму.

Вечером пришел приказ о том, что принятие пройдет на территории отряда в десять утра.

На следующий день, в семь мы уже ехали в автобусах из учпункта в отряд. Утро был пасмурным, но относительно теплым. Градуса три. А еще спокойным и на удивление безветренным. А ведь я уже попривык к суровым степным ветрам.

Забавно, что перед отъездом старлей приказал не надевать парадку. Сказал, мол, под шинелями видно не будет. Так мы и поехали в ХБ. Хорошо что заблаговременно, еще вчера, личному составу приказали привести и его в надлежащий вид.

Когда мы приехали, в отряде было уже многолюдно. На плацу поставили трибуны для начальства и парты для срочников, которым суждено сегодня было стать настоящими пограничниками.

Все началось в десять утра, как по команде. За полчаса весь состав отряда выстроили на плацу. Учебные заставы стояли спереди при автоматах, ждали, когда же все закрутится.

Справа от строя погранцов, пестрой толпой разместились родители и родственники новоиспеченных бойцов советской армии. Не скрою, что несколько минут искал я среди них знакомые лица родителей.

Казалось мне, целую жизнь я их не видел. А потом и вовсе признался себе, что мечтаю снова повидаться с мамой и отцом. Да только во всей этой разномастной толпе сложно было разглядеть их образы. Да и с Кубани, сюда, в Татжикскую ССР путь был неблизкий.

— Ешки-матрешки… — Буркнул стоявший рядом, в строю, Вася Уткин.

— Чего такое? — Хмыкнул ему я.

— Да вроде и не холодно, а весь трясусь, как цуцик.

— Волнуешься?

— Я? — Вася даже удивился, — да не… Ну может быть чуть-чуть. Боюсь, что запинаться стану, как буду читать присягу.

— Мы ж ее уже читали, — сказал я, — на учпункте.

— Больно сложная, заковыристая, — нахмурился он. — Я к такому не привыкший.

— Нормально все будет, — глянул я на Уткина. — Не бойся. Ты на учебной полосе, по канату через пропасть лазил — и то не боялся. А присяги испугался?

— Да я лучше б еще метров двести по такому канату поползал, чем перед строем присягу читать, — нахмурился он. А вдруг где-нибудь запнусь? Вдруг замешкаюсь? Что тогда другие скажут?

— Не дрейфь. Нормально все будет.

Когда все началось, торжественно зазвучал оркестр. На трибуну взошёл начальник отряда, подполковник Валерий Дмитриевич Давыдов. Это был невысокий и плотный мужчина со строгим лицом и благородной сединой на висках.

Вспомнилась вдруг наша с ним беседа по поводу произошедшего с Бодрых. На ней подполковник держался сдержанно и спокойно.

— Я понял вас, товарищ Селихов, — сказал он мне тогда, — должен сказать, что ваши решительные действия достойны уважения. Если б не вы, у сержанта Бодрых не было бы ни шанса. Стоило бы вас особо отметить.

Что значило это «особо отметить», я не сильно задумывался. Скажу больше, почти сразу слова командира отряда выветрились у меня из памяти. А тут стоило ему появиться, снова всплыли.

Заместитель начальника отряда отмаршировал к трибуне и отдал Давыдову честь. Тот ответил тем же.

— Товарищ подполковник! — Громко заговорил заместитель, — личный состав отряда, для принесения присяги молодым пополнением построен! Заместитель командира отряда майор Филипенко!

— Здравствуйте, товарищи! — Заговорил в микрофон Давыдов.

— Здравия желаем, товарищ подполковник! — Отозвался стройный хор пограничников, действующих и тех, кому только предстояло пополнить ряды отряда.

После небольшой торжественной речи подполковника Давыдова, на плац вынесли знамя Московоского пограничного отряда. Несла его знаменная группа под марш «Прощание славянки».

А потом подполковник приказал командирам учебных застав привести молодых бойцов к присяге. По очереди каждый подходил к укрытому красным полотнищем столу, брал в руки АК-74 и красивую красную папку с текстом присяги.

Плац наполнился голосами читающих торжественные слова бойцов:

'Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество, и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик