«Если», 2002 № 08 - Журнал «Если»

— Мы должны избрать лидера, чтобы он выступал от имени всех, если к нам заглянут Подавители. Я на эту роль не гожусь. Почему, думается, понятно. Мои враги называют меня Йоси Потрошитель. Возможно, они верят в собственную ложь.

— Для них мы все злодеи, — проворчал Башо.

Хага, последний из новоприбывших, с ним согласился:

— Я, наверное, хуже всех. Я шел на компромиссы и уступки, а они назвали меня коварным и двуличным. Ты, Йоси, был хотя бы откровенен. Ты спорил открыто.

— Спорить открыто было нетрудно, пока леди Мидори не назвала дебаты грехом, — отозвался я. — Исключая нас с тобой, кто был бы лучшим кандидатом?

Мы выбрали Атсуко. У нее было богатое воображение и отличные навыки виртуалиста, а потому она вечно щеголяла новыми телами и костюмами, но ответственность вынудила ее к минимализму. К тому же мы приняли решение носить черные бесполые сутаны. Если Казуми невыносимо быть чем-либо иным, кроме джипа, то ей следует как можно меньше времени проводить в штаб-квартире. Если Башо настаивает на том, чтобы сохранить габариты борца сумо, то пусть хотя бы прикроет акры плоти. И так далее.

Атсуко выпустила пресс-релизы. Несколько Подавителей их даже прочли. По всей видимости, их не порадовало то, что мы объединились для работы над общим проектом, но что они могли возразить против наших надежд возвратить безумцев?

Они могли бы назначить кого-нибудь из своих рядов спуститься в виртуальность и присматривать за нами, но никто из Подавителей не был готов взяться за эту работу на постоянной основе. Раз или два они присылали проверяющих. Шли годы. К третьему их визиту наш виртуальный компьютер был почти готов.

Я изменился — пусть незначительно, но изменился. Все шесть лет заключения мне было очень важно, чтобы всех нас воспринимали по нашим внешним проявлениям, как воспринимаем мы людей в реальной жизни, людей с реальными телами. Согласно правилам Атсуко, мы придерживались постоянного облика.

Приплюснутый нос Башо хорошо укладывался в его представление о грубовато-добродушном здоровяке-крестьянине, не терпящем чепухи. Он отрастил окладистую бороду, чтобы оттенить конский хвост борца сумо.

Крючковатый нос и американские черты лица делали Хага интернационалистом, воплощающим в себе гены многих народов.

Выщипанные брови и выбеленная кожа Атсуко говорили о мелком тщеславии, а также самоконтроле, педантичности и навыках администратора.

Я решил выглядеть так, как выглядел более тысячи лет назад, до того, как начала сдавать моя иммунная система: высокий, узкий в кости мужчина, компанейский, с большими руками. Уже не тот атлет-рабочий, какого я идеализировал до изгнания, а скорее совсем негероический клерк.

Снизойдя до того, чтобы нас посетить, леди Мидори явилась, облаченная в такую же, как на всех нас, сутану, только зеленого, а не черного цвета. Она избрала внешность степенной матроны с гнилыми зубами, и когда появилась, то, покачивая внушительными бедрами, решительно прошагала к нашем длинному дому.

— Это не истинное Подавительство, — сказала она Атсуко, но так, чтобы я слышал. — Да, вы придерживаетесь дисциплины, сохраняя всего один облик, но при этом стираете грань, которая отделяет вас от реальности. Вы слишком умело используете компьютерные эффекты, излишне точно имитируя реальный мир.

— На деле, прими мы плавающие лица-значки, дисциплины было бы меньше, чем в нашей нынешней рабской имитации, — весело хихикнув, возразила Атсуко. — Но мы не увлекаемся. Я знаю, как использовать функцию наложения, чтобы добиться целлюлита, но раз ноги у меня прикрыты, к чему утруждаться.

— Я пришла с предложением, — сказала леди Мидори. — Вижу, Йоси уже начинает программировать этот поддельный компьютер. Это ведь твоя идея, а, Иоси?

Я коротко кивнул. Эта женщина предала меня. За шесть лет она превратила компьютерную виртуальность в политическую свалку. Я почувствовал, как при виде ее во мне начинает разгораться ненависть. Что еще она задумала?

Леди Мидори с упреком покачала головой.

— Ты что, принял обет молчания? — спросила она меня.

— Наш лидер — Атсуко.

— Но я хотела бы поговорить именно с тобой и увидеть твою реакцию. Нам нужно больше почвы на Синей планете. Нам нужны работяги роботы, которые дробили бы скалы и гравий. Это неблагодарная скучная работа, но делать ее ты будешь в реальности. Я могла бы добиться для тебя условного освобождения на десять лет.

— Однако всему есть цена, — сказал я.

Мидори улыбнулась.

— Лорд Хидеяки тревожится из-за этого компьютера. Что еще можно сделать с его помощью? Что есть такого, о чем вы умалчиваете?

— Ничего особенного, — сказал я. — Вы оставили нас в покое. Вы позволили нам построить эту машину, не утруждая себя явным надзором. Следовательно, среди нас действует ваш шпион. Всегда ли шпионы говорят правду? Ваш лжет, если утверждает, что у меня имеется тайный план.

— И все же предложение остается в силе. Я предлагаю поставить его на голосование. Ты можешь десять лет работать в реальности, но только в том случае, если весь конструкт будет стерт. Пусть решает большинство.

Во время последовавших затем дебатов леди Мидори держалась в стороне, но стояла достаточно близко, чтобы заметить, сколь глубоко раскололо нашу группу ее предложение. Башо отчаянно стремился сбежать из виртуальности. Казуми отчаянно желала закончить наш труд и связаться с безумцами. И то, и другое одновременно было невозможно. Большинство приняло сторону Башо.

Казуми и я отказались от временного освобождения.

— Мы начнем восстанавливать компьютер, — сказал я своим соратникам. — К вашему возвращению он уже будет завершен.

— Что если они придут к нам с новым предложением? — спросил Хага. Он голосовал против предложения Мидори, но когда мы проиграли, предпочел дробить камень на Синей планете. — Что если через десять лет, — настаивал он, — они потребуют еще одной жертвы за новый срок свободы?

— Сколько раз может разбиваться мое сердце? — сказал я. — Не знаю. Наверное, снова, и снова, и снова.

В это мгновение я в глубине души принял решение не быть больше жертвой Мидори. За будущее десятилетие мы с Казуми завершим проект. Каким бы невероятным это ни казалось, мы построим этот треклятый компьютер.

Сверкнув, группами по двое, по трое исчезали наши товарищи. Вскоре мы с Казуми остались одни — на зеленой плоскости под плоскостью голубой. Мы сразу взялись за работу — вручную собирать компьютер, который не удалось закончить сорока душам за шесть лет. Нас было только двое. По прошествии вторых шести лет стало ясно, что нам не успеть к десятилетнему сроку. По правде говоря, это было очевидно с самого начала, но меня подстегивали слепые эмоции.