Сестры-соперницы - Виктория Холт

Но Ричард был солдатом… человеком с идеалами. Конечно, он прав. Так убеждала я себя, начиная ненавидеть Лонгриджа, спровоцировавшего дуэль.

Я спросила Карлотту, что бывает, если человека ранят на дуэли.

— Иногда он умирает. Все зависит от того, насколько серьезна рана.

— А что происходит с другим?

— Ему, видимо, приходится бежать из страны. В конце концов, ведь это убийство.

— Понимаю.

— А почему ты спрашиваешь?

— Так, интересуюсь. Ведь я должна изучать нравы и обычаи дворянства, верно?

— Это нездоровый обычай.

— Я обратила внимание, что очень многие обычаи можно назвать нездоровыми.

— О, — усмехнулась Карлотта, — ты весьма наблюдательна.

Я попыталась выбросить все это из головы, твердя себе, что глупо волноваться за человека, которого видела всего два раза в жизни, пусть даже и при необычных обстоятельствах: один раз — когда он спас меня, и другой — когда он вызвал соперника на дуэль.

Как бы мне хотелось, чтобы со мной рядом оказалась Берсаба, с которой я могла бы поделиться своими мыслями. Я размышляла о том, когда же мать позовет меня домой. Возможно, я буду нужна для ухода за Берсабой. В письме мать сообщила, что Берсаба еще не скоро полностью оправится, и дала понять, что в деревне все еще болеют оспой, и она не хотела бы, чтобы я возвратилась до того, как окрестности, по ее выражению, очистятся.

Я подумала, что если генерал Ричард Толуорти будет убит или вынужден бежать за границу, то мне нужно как можно скорее отправиться домой. Тогда все, что произошло в Лондоне, останется позади, а через некоторое время покажется и вовсе нереальным.

Между тем миновала неделя, и Ричард Толуорти нанес нам визит.

По счастливому стечению обстоятельств Сенара в тот момент находилась у соседей с прощальным визитом, так как собиралась на следующей неделе уехать в Испанию. Карлотта сопровождала ее, а сэр Джервис был в Уайтхолле. Генерал, очевидно, явился с обычным визитом к сэру Джервису, а когда ему сообщили, что хозяин отсутствует, он спросил, дома ли я.

В результате я приняла его в небольшой гостиной, примыкавшей к холлу, и меня охватила радость, когда я увидела, что он не ранен и не похож на человека, собирающегося бежать из страны.

— Я надеялся на то, что у меня будет возможность поговорить с вами, сказал он, — поскольку в тот вечер, на балу, вы были очень обеспокоены.

— Да. Я никак не могла толком понять, что это вдруг произошло и почему дело обернулось вопросом жизни и смерти.

— В тех обстоятельствах у меня не было выбора, и я был вынужден бросить ему вызов, который, впрочем, не был принят. Я получил и принял извинения.

Оскорбительные слова были взяты назад, и поэтому отпала необходимость драться на дуэли.

— Я очень рада. Люк Лонгридж поступил разумно.

— В душе он пуританин и не приемлет кровопролития.

— Ну что ж, оказывается у них есть и положительные черты.

Ричард Толуорти улыбнулся.

— Вы действительно были взволнованы.

— О да. Я решила, что либо он вас убьет, либо вы его убьете и будете вынуждены удалиться в изгнание.

— Я признателен вам за беспокойство.

— А как же иначе? Ведь вы спасли мне жизнь!

— О, я был просто обязан это сделать.

Похоже, я не смогла скрыть свою радость, и это явно доставило ему удовольствие.

Некоторое время мы беседовали, а точнее, Ричард задавал мне вопросы о нашем доме. Ему также хотелось знать, долго ли еще я пробуду в Лондоне, и он очень внимательно выслушал мои объяснения: меня могут попросить вернуться домой в любой момент, это зависит только от состояния здоровья моей сестры и от того, прекратилась ли эпидемия в нашей округе.

Затем он сказал:

— Мне хочется надеяться, что вы еще на некоторое время здесь задержитесь. Или вы очень хотите домой?

— Поначалу так оно и было. А теперь… я не уверена. Здесь так много интересного.

— Стычки с нищими, дуэли? — подсказал Ричард Толуорти.

— И встречи с интересными людьми, — парировала я.

— Наверно, и в ваших местах попадаются интересные люди.

— Да, — признала я, — но они… другие. А про себя я подумала: такого человека, как Ричард, я никогда не встречала и до конца жизни не встречу.

Уходя, он взял мою руку и поцеловал ее, сказав:

— Я буду навещать вас.

Когда он уезжал, я глядела ему вслед, а затем поднялась в свою комнату, чтобы подумать о нем в одиночестве Если бы мне пришлось сейчас возвратиться в Корнуолл, что бы со мной стало? Неужели я бы считала себя несчастной? Несчастной потому, что вынуждена вернуться в родной дом, к любимой матери и к сестре — моей неотделимой части! Что со мной произошло?

Я начала подозревать, что, как обычно, ни о чем не подумав, влюбилась в Ричарда Толуорти.

Недели летели одна за другой. Сенара уехала, и я с грустью распрощалась с ней, чувствуя, что теряю друга. Выполняя свое обещание, в дом зачастил генерал Толуорти. Поначалу сэр Джервис ничего не мог понять. «Кажется, генерал Толуорти вдруг воспылал ко мне дружескими чувствами», — комментировал он эти визиты. Кроме того, мы часто встречались с генералом на званых вечерах и много беседовали с ним.

Карлотта решила, что он влюблен в нее, но, будучи человеком строгих правил, вынужден тщательно все скрывать. Она отнеслась к этому весьма серьезно и стала сама посылать ему приглашения. Мне было интересно за этим наблюдать, поскольку в душе я была убеждена, что его интересует вовсе не Карлотта. В нем была какая-то врожденная сдержанность, почти скрытность, но между нами возникла незримая связь; нам не нужны были лишние слова, ему не обязательно было как-то выделять меня — я просто знала, что он приходит ради меня.

Теперь я даже боялась, что мать может потребовать моего возвращения. Я представляла, как говорю ему о том, что вынуждена уйти из его жизни, и старалась вообразить, что мне ответит Ричард Толуорти. Я очень хотела видеть своих близких, но мысль о расставании с ним была невыносима.

Вот что написала мне мать:

«Моя милая Анжелет!

Во-первых, я рада сообщить тебе, что твоя сестра поправляется, хотя до полного выздоровления ей еще далеко. Теперь я могу рассказать тебе о том, что она едва не умерла. Сейчас она все еще настолько слаба, что не встает с постели. Она шлет тебе самые наилучшие пожелания, но пока не в силах взяться за перо, чтобы написать тебе, дорогая. Будь уверена, она сразу тебе напишет, как только немного окрепнет.

Моя главная забота — поставить ее на ноги. Врачи считают, что на это может уйти несколько месяцев и что вообще ее выздоровление можно считать чудом. Я прошу тебя, милая доченька, постарайся задержаться в Лондоне подольше. Я думаю, что тебе пока не следует сюда возвращаться, и если у тебя все в порядке, я вместе со всеми домашними буду спокойно дожидаться момента, когда тебе можно будет вернуться…»