Маленький принц и его Роза. Письма, 1930–1944 - Антуан де Сент-Экзюпери

Две пижамы, одна из них в стирке. Тапочки и галстук. Его я не надеваю никогда. Думаю, это все. Но меня всегда подстерегают сюрпризы, когда я что-то ищу. Нахожу что-то неожиданное, о чем забыл напрочь…

Но, главное, у меня есть фотография Консуэло, две пары очков от Консуэло, трубка от Консуэло. Очень красивая трубка, которой все завидуют. Я курю трубку каждый день, чтобы завидовали, и потому что ее подарила Консуэло. Да, честное слово, Консуэло, я выкуриваю каждый день пять или шесть трубок из нежности. Очень жаль, что я по-прежнему не люблю курить трубку. Но я еще полюблю. Потому что я люблю тебя.

Еще у меня есть комары, несколько блох и один дежурный клоп. Только один. Остальные заняты в других местах. Нас, товарищей, не так мало в этом домишке.

Наш домишко стоит в двадцати метрах от моря и в двадцати минутах от ближайшей деревни. О, Консуэло, будьте спокойны, вокруг нас на двадцать километров нет ни одной женщины. У нас есть душевая и бар, где очень много алкоголя. Так что и внутри, и снаружи мы ухожены. Еще у нас есть… радио, но оно не работает.

Вот тут я остановился, Консуэло, в своем старом письме. Звездочки я поставил, чтобы не забыть попросить тебя собрать мне посылку, Леман мне ее привезет, понимаешь?

(подчеркнуто:

* Чернила для Паркера 5

* 5000 листов бумаги для пишущей машинки, м-л Буше знает, какой.

* Чай

* Батарейку для армейского фонарика

* 20 «Маленьких принцев» (умолял десять раз, а ты не прислала!)

* 10 «Военных летчиков»

* 10 «Планеты людей»

1 электрическую бритву Ремингтон, лучшую модель (я сломал другие!)

Вот, дорогая. Умоляю, ухаживайте за собой, берегите себя. Умоляю, старайтесь быть разумной, спокойной и красивой. Я вас обнимаю изо всех сил, Консуэло.

Ваш муж

АНТУАН

* (прибавлено на полях три недели спустя автором)

Теперь уже 44

АНТУАН

172. Консуэло – Антуану

(Телеграмма)

(Озеро Джордж, 30 июля 1944[341])

158 NEWYORK 50/3 44 30 1109 V

ОТ ВАШЕГО ИЮНЬСКОГО ПИСЬМА[342] ПЛАКАЛА ОТ РАДОСТИ ХОТЕЛА БЫ ВАС ВСЕГО ПОГЛАДИТЬ УМОЛЯЮ, БЕРЕГИТЕ МОЕГО МУЖА ПРИВЕЗИТЕ МНЕ ЕГО ВАША КОНСУЭЛО ДЕ СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ ROCKLEDGE BOLTON ROAD ОЗЕРО ДЖОРДЖ НЬЮЙОРК

«Я люблю мир наших грез, я люблю мир маленького принца, я брожу там…» Рисунок Антуана де Сент-Экзюпери. Бевин Хаус, 1942. Подарен Джозефу Корнеллу Антуаном и Консуэло

Перед полетом по маршруту Париж – Сайгон. Декабрь 1935. Фотография, опубликована в «Вуаля» 11 января 1936

Приложение

Письмо Антуана де Сент-Экзюпери Анри де Сегоню

(Буэнос-Айрес, сентябрь 1930)

Привет, старина[343],

Я пишу тебе с завидным постоянством, хотя ты отвечаешь изредка. И мне даже любопытно, должна же быть причина, о которой я не подозреваю, неведомое мне правило игры, но вряд ли мой друг стал таким заядлым формалистом в соблюдении правил. В общем, какие бы причины ни удерживали тебя на вершинах твоего собственного достоинства, я пишу тебе и пишу, потому что мне нравится тебе писать, потому что я люблю тебя и буду любить всегда из-за самых лучших моих воспоминаний, которые связаны с тобой, потому что я храню тебе благодарность за поддержку в те несколько очень черных дней, и меня не волнуют какие-то необъяснимые для меня упреки, которые, очевидно, у тебя есть ко мне.

И все-таки я задумался. Я исключил вопрос денег, уверен, я тебе не задолжал (но если ошибаюсь, Сеньор! Напишите немедленно!). И я подумал о письме, очень нервном и очень грустном, которое написал тебе с парохода[344]. Но ты ошибся в своих умозаключениях, они что-то такое напортили, вывернули что-то наизнанку. Полагаю, твои размышления касались того самого письма. Как сейчас помню, был примерно час ночи, когда я тебе писал. Вентилятор с большими лопастями бесшумно кружил надо мной, как коршун. Олицетворение неумолимости. А через двери бара дышало жаром море. Шерстяное одеяло на больном горячкой. Все казалось недвижимым, но, если я опускал голову на руки, опершись локтями на стол, или откидывался, чувствуя затылком деревянную панель, я слышал работу разрушения. Шатуны в глубине что-то безостановочно превращали в порошок. Возможно, мое прошлое и меня вместе с ним – я ведь был почти эмигрантом и с грустью прощался со своим существованием. Два дня в дороге и дальше на сколько лет? Я раздумывал, правильное ли я принял решение? Думал, может быть, мне тоже стоит построить за частоколом негритянскую деревушку собственного счастья? Я жил вне стен общества, условностей, брака. А брак так надежно укрыл моих женатых друзей[345]. И я спрашивал себя, может, и мне стоило поплыть этим мирным руслом, найти себе кров?

Может, тебя задела негритянская деревушка, ты не обратил внимания на целое, но тебе показалось лестным сохранить мелкую деталь? Она одна привлекла твое внимание. Странный ты парень, но я люблю тебя и таким.

Знаешь, мои предположения для меня что-то вроде кроссворда или загадок, я не придаю им большого значения. Я с тобой не ссорился и пишу тебе дружеское письмо.

Я только что присутствовал при революции[346]. Любопытное зрелище. Я шел по улице, когда появился отряд военных и стал наводить порядок, разгоняя людей, как зайцев. Я увидел улицу совсем другими глазами. Даже трудно себе представить могущество человека, который привалился к фонарю, чтобы лучше прицелиться из карабина. Одна выпущенная пуля очищает улицу на километр. Учитывая массу пули, производительность потрясает. Я втянул живот, чтобы не торчал из-за жалкого укрытия ворот, сломал ноготь о дверь, которая захлопнулась у меня перед носом, как только просвистела пуля. Чувствуешь себя голым.

Будь здоров, старина, пусть небеса пошлют тебе друзей верных, как я, и сделают тебя верным, как они.

Твой старый

АНТУАН

Письмо Антуана де Сент-Экзюпери одному Нью-Йоркскому врачу

(18 декабря 1942)

Дорогой доктор,

Предлагаю вам следующий вариант погашения моего весьма солидного долга – я буду платить вам 30 долларов ежемесячно. У меня нет возможности платить больше по той простой причине, что, не имея ни сантима в банке, я живу на авансы моего издателя. Мою финансовую ситуацию легко подтвердить, и мое предложение выше законного минимума. Когда моя жена приехала из Франции, я посоветовал ей обратиться к вам, потому что наши отношения стали больше дружескими, чем профессиональными. Моя жена не была больна, но хотела, как всякая женщина, чтобы ее здоровьем постоянно интересовались. Не имея возможности доставлять ей такие дорогостоящие развлечения, я подумал: а что, если друг-доктор встретится с ней раз или два, даст ей мудрый совет, пропишет безопасный сироп и представит скромный счет? Я никак не хотел влиять на ваш диагноз в отношении моей жены и высказывать преждевременные пожелания, которые могли иметь значение для ваших решений. У вас была полная свобода.

Но случилось так, что в один прекрасный день я вам признался, что мой счет заблокирован и я располагаю только необходимым минимумом. А вы в тот же день признались мне с такой же откровенностью, что у моей жены нет никаких болезней, и медицинские услуги, которые ей