Изумрудный шторм - Уильям Дитрих

И все же они такие же люди, как и мы, напомнил я себе. «Мы называем их дикарями потому, что их манеры отличаются от наших», – заметил однажды старина Бен Франклин.

– Да, это так, – ответил на мою речь генерал. – Всему миру известно, какой важный и влиятельный человек Жан-Жак Дессалин. И теперь, когда в моих руках власть, люди приходят ко мне лишь по одной причине. Надеются, что я смогу им помочь. – Он окинул меня пронизывающим взглядом. – Разве не так?

Было бы глупо отрицать очевидное.

– Да, в моем случае это так.

– Гм… – Глава повстанцев обвел взглядом собравшуюся вокруг толпу, проверяя на публике каждый свой жест и каждое слово, подобно опытному актеру. – Мне сообщили, что ты был последним, кто говорил с Туссен-Лувертюром.

– Я пытался спасти его, но его застрелили. Прямо в тюремной камере.

– Однако он успел сказать тебе кое-что.

– Он сказал пару слов по секрету моей жене.

– Он был первым среди черных, но теперь стал главным среди своих умерших в Гвинее братьев. И теперь я, Дессалин, стал первым среди черных.

– Поэтому я и пришел к вам, генерал.

– Но я помогаю лишь тем, кто поможет мне.

– Мы с вами вполне сможем помочь друг другу.

– Французы украли его жену и сына, – заговорил Джубаль. – Так что у него была причина присоединиться к нам, командир.

– Вот как? – Дессалин достал французскую табакерку, очень красивую вещицу из перламутра и серебра, взял щепоть табака, понюхал и чихнул.

– Месть, – пояснил Джубаль.

– Гм. – Черный генерал указал на красно-синее полотнище, свисающее с дерева; в середине его красовался герб. – Знаете, что это такое, мсье Гейдж?

– Военный штандарт? – предположил я.

– Это новый флаг Гаити. Заметили, чего не хватает?

Я посмотрел на полотнище, а потом покачал головой.

– Я не слишком силен в загадках и разгадках.

– Он сшит из французского триколора, но я распорядился удалить белую полосу, – объяснил Жан-Жак.

– Ага…

– Я ненавижу белых, белый человек. Я ненавижу мулатов, этих самонадеянных выскочек, gens de couleur[26], которые сражались с нами и думали, что они лучше нас лишь потому, что у них кожа светлее. – Глаза генерала гневно блеснули при виде нескольких представителей этой смешанной расы, которую он только что оскорбил. – Я ненавижу французов, ненавижу испанцев, ненавижу британцев. И американцев тоже ненавижу. Меня и моих братьев-рабов на протяжении двух веков хлестали бичами и вешали люди с белой кожей. В ответ на это я сдирал с них кожу живьем и сжигал их, я заколол ножом и задушил своими собственными руками целую тысячу человек. Ну, что скажете на это, а?

Как-то нехорошо началась наша беседа. Несмотря на все сражения, через которые мне довелось пройти, эти люди казались мне куда более агрессивными и более воинственными, чем все мои прошлые противники. Я откашлялся.

– Не хочется, знаете ли, стать тысяча первым.

Повисло гробовое молчание, и я испугался, что ляпнул что-то не то. Оставалось лишь надеяться, что покончат эти люди со мной быстро – просто пристрелят, а не зажарят на вертеле. И тут вдруг Дессалин разразился громким лающим смехом. Джубаль выдохнул с облегчением, все остальные повстанцы тоже дружно расхохотались. Смех так и покатился по лагерю – все повторяли мою шутку, женщины взвизгивали от смеха… В конце концов, я не выдержал и неуверенно улыбнулся.

Человеку всегда лестно оказаться в центре внимания.

Жан-Жак вскинул руку, и снова воцарилась тишина.

– Тогда будешь отрабатывать свое содержание здесь, как любой другой солдат в моей армии. Так ты теперь мой солдат, Итан Гейдж?

Раз уж тебя призвали в армию, надо произвести на военачальника наилучшее впечатление.

– Надеюсь, что так. Я хочу освободить Кап-Франсуа. – Я нервничал, но изобразил широкую улыбку, распрямил плечи и приподнял подбородок – словом, постарался, чтобы мимика соответствовала столь торжественному событию. – Я поддерживаю черных и восхищаюсь вашими достижениями.

– Возможно, я все же позволю белому человеку помочь нам успешно закончить начатое. Чтобы он действительно оказался полезен, – заявил генерал.

Вот он, мой шанс!

– Я помогу вам преодолеть оборонительные линии французов, – сообщил я ему.

Он приподнял бровь.

– Каким образом?

– Но взамен вы тоже должны помочь мне кое в чем. – Опыт общения с тиранами показывал: им нравится, когда человек в общении с ними проявляет немного нахальства. Я собрался с духом. Бонапарт всегда явно одобрял мою дерзость, Сидней Смит – тоже.

– Ты осмелился вести со мной торг?! – грозно рявкнул Дессалин. Белки его глаз имели слегка желтоватый оттенок, а его более светлые подушечки пальцев постукивали по рукоятке сабли, выбивая нервную барабанную дробь. Но я был готов побиться об заклад – он тоже актерствует.

– Я охочусь за одной древней тайной, – провозгласил я, повысив голос. – Вполне возможно, что помочь мне в этом могут ваши люди, только они, и никто другой. Если мы найдем сокровища и поделим их, и ваша доля будет сказочно огромна, вы сможете построить на эти деньги новое государство. Ключ к сокровищам у меня есть. Вы станете выше Спартака, влиятельнее Вашингтона и Бонапарта.

– Я хочу стать императором, – заметил генерал.

– И я помогу вам в этом. – Этого я, конечно, никак не мог сделать, но то, что произойдет после того, как мы найдем сокровища Монтесумы, мало меня интересовало. Они были нужны мне лишь для того, чтобы вести торг и выкупить Астизу и Гарри, а путь к сокровищам был только лишь у этого одержимого манией величия чернокожего. – Впрочем, не стоит делиться этой тайной со всей армией, и даже не всем вашим офицерам обязательно о ней знать. – Я покосился на обступивших меня со всех сторон громил. – Я могу помочь вам во взятии Кап-Франсуа: у меня есть план, и я знаю, как прорвать линию их обороны. Но перед этим мне хотелось бы встретиться с этими заклинателями и мамбо, вашими священниками, колдунами и колдуньями, с теми, кто знает всех ваших богов и легенды. Хотелось бы, чтобы они поделились со мной знаниями.

Астиза немало поведала мне о разных религиозных отправлениях, но сейчас мне ее отчаянно не хватало. Она бы смогла произвести лучшее впечатление на служителей африканских культов, могла заметить мелочи, ускользнувшие от моего внимания.

– Ты бы поосторожней с нашим вуду, белый человек, – предупредил меня Жан-Жак. – Эта религия обладает силой и властью, которую даже мы не можем контролировать.

– Мне никакая власть не нужна. Только послушать легенды. И после этого я помогу вам.

– Начал торг, а у самого ничего нет, – проворчал высокий чернокожий по имени Кристоф. Дессалин с уважением покосился на него.

В любой карточной игре наступает момент, когда надо выбросить на стол козыри.

– Мне надо встретиться с Сесиль Фатиман, – сказал я.

– Сесиль? – удивленно переспросил генерал. – А откуда тебе известно это имя?

– Она знаменита среди ваших священников. Мне Джубаль говорил.

– Да, она мамбо, – подтвердил тот.

– Была мамбо с самого начала восстания в лесу Букмана, – кивнул предводитель повстанцев.

– Она самая мудрая из нас; говорят, что ей больше ста лет, – добавил Джубаль.

– Именно она мне и нужна, – сказал я. – Она предвидела мое появление здесь. А моя жена узнала, что Сесиль ведет по этой жизни дух вуду, самой Эзули Данто. – При упоминании этих имен по толпе прокатился благоговейный ропот. – Мне необходимо встретиться с мамбо Сесиль, посмотреть на ее колдовство – и одновременно решить мои и ваши проблемы.

– Ну, а как насчет французских оборонительных линий? – спросил Жан-Жак.

– После встречи с Сесиль я готов помочь вам преподнести французам сюрприз.

Глава 26

Дессалин сказал, что должен посоветоваться со своими офицерами насчет этой моей просьбы, а затем приказал накормить меня и Джубаля. Выяснилось, что мой товарищ проголодался еще больше, чем я. Нас подвели к столу на элегантных резных ножках. Столешница была вся исцарапана и в пятнах – видно, этот предмет обстановки похитили из какого-то особняка и притащили сюда, в лесной лагерь. И нас угостили свининой, бараниной, ямсом и жареными бананами, а запивали мы все это водой, очищенной ромом. Еда показалась мне просто восхитительной – недаром Франклин говорил, что голод делает любое блюдо самым вкусным на свете.

Обслуживала нас за столом невероятно красивая чернокожая девушка, которую Джубаль называл cherie[27] и похлопывал по попке с шутливой фамильярностью. Заметив, что я заинтересовался ею, он представил ее:

– Это Джульетт, моя новая жена.

– Жена? – удивился я.

Девушка оттолкнула его.

– Никакая я тебе не жена! Хочешь жениться – зови священника или заклинателя. И еще у тебя должен быть дом или деньги.

– Ну, значит, тогда гражданская жена, – подмигнул он ей. – Вот победим, и будет тебе дом.