Крымский Ковчег - Александр Прокопович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Останови машину! – без перехода скомандовал Олег.
– Чего?
Олежка не ответил. Одной рукой вдвинул Михаила в дверцу, другой зафиксировал руль, ногой придавил педаль тормоза. Спокойно, будто именно так машину и водят с пассажирского места.
Не пристегнись Михаил, лететь ему сейчас лбом вперед, пробивая ветровое стекло. Олег торможения даже не заметил. Впрочем, Олега в машине и близко не было. Рядом сидел кто-то очень похожий на Олега, только у этого руки и ноги не дергались, а действовали уверенно и точно. Что-то подсказывало Кривому, что, если бы для остановки «форда» надо было не нажать на тормоза, а выломать рулевую колонку, этот новый Олег легко справился бы и с такой задачей.
– Миша, – Олег держал голову Кривого двумя руками, даже не совсем по-мужски, да и голос его звучал почти интимно: – Ты выиграл в лотерею. Не отказывайся, у тебя ведь и вариантов никаких…
Всю дорогу Кривой и Олег проехали молча. Если бы они задержались, у них был бы шанс удивиться, как иногда власти умеют быстро и эффективно реагировать. B-2 появился над Мефодиево через три часа после взрыва бензовоза. В результате бомбардировки был уничтожен и город, и хутор. Уже к концу дня бойцы батальона химзащиты полностью оцепили место радиационного поражения. Системы слежения НАТО потеряли машину Кривого чуть позже. Полиция обнаружила «Форд-Эксплорер» только через неделю – неподалеку от трассы Москва-Петербург, в десяти километрах от Твери. Оказалось, что джип угнали за месяц до того, как с карты исчез город Мефодиево.
Глава двадцать третья
Сдвиг
Довольно странно, что все слышали о Деде Морозе и никто не сталкивался с Дедом Жарой. А ведь интересно, какой он?
Дневники СнегурочкиСколько Антон себя помнил, он любил дождь и, кажется, дождь любил Антона. Первое сентября и летние экзамены, первое свидание и первая ночь – что бы он ни вспоминал, точно знал одно: в любой важный день его жизни непременно шел дождь.
Будучи ребенком не самым крепким, Антон болел часто, мог простудиться и самым жарким летом, не говоря уже о зимах. Но никогда не температурил осенью и весной. Казалось, питерские дожди, вопреки всем медицинским правдам, берегли пацана от любых болезней. И не только от болезней. Не особо спортивный Стрельцов, стоило пойти дождю, и бегал быстрее, и прыгал дальше, и дрался удачливее.
Сейчас Антон спокойно лежал на травке в нескольких метрах от Смоленской улицы, уже по другую сторону моста, и не чувствовал ничего, кроме умиротворения и покоя. Способность удивляться кончилась. Если бы кто-то захотел сейчас что-то сделать с Антоном, у него появился бы огромный выбор, просто потому, что сопротивления не было бы. Ни малейшего. Разве что маленькая черная змейка возьмет и защитит. Пока что она тоже нежилась в зелени.
Если он не сошел с ума, если где-нибудь по дороге между Периметром и офисом Воронина он не принял какойнибудь галлюциноген и все случившееся правда, то, значит, за прошедшие дни он убил падшего, чуть не убил еще одного, подружился с Дворником (наверное, подружился?), оприходовал нескольких таманцев и пусть и не убил сам, но поспособствовал смерти генерала Парыпина. Кроме всего, он не умер – ни под пулями, ни погруженный на девять дней в воду, каким-то чудом не только не упал с моста, но и, судя по всему, оказался на нужном берегу.
И кажется, падшие его боятся. Настолько, что решили убить его чужими руками.
Жаль, что он – это он. Если бы на его месте был Влад, тот спокойно вышел бы на середину улицы и с удовольствием продолжал пугать падших, а всяких контрактников просто уничтожал бы по мере продвижения по маршруту.
И дело не в том, что стеклянный пистолет Влада остался у Дворника. Антон был ходоком. Не лучшим торговцем, но одним из самых удачливых ходоков – человеком, суть которого – уйти и вернуться. И он собирался сделать должное – не больше – вернуться с товаром. Поэтому пока, травка, привет, асфальт!
Стрельцов шел к Софиевской набережной, привычно выбирая путь через дворы и тихие переулки. Он был предсказуем в своей осторожности.
Уже нырнув в проходные дворы Сивцева Вражека, Антон заметил, что Москва изменилась. Еще ни разу в Москве он не видел чистого неба. Сейчас солнце безжалостно палило, будто собиралось взять реванш за сотни хмурых дней. Становилось не просто жарко – город у него на глазах нагревался, как пластилин на сковородке. Каждый шаг по асфальту оставлял все более глубокий след. Антон оценил иронию – сами падшие предпочитали брусчатку, и все улицы были вымощены ею, а дворы были оставлены для таких, как он. Теперь ему оставалось либо срочно научиться парить, либо удирать подальше от асфальтового озера, в которое вот-вот должен был превратиться двор.
Дома, образовавшие этот двор, вероятно, строились в одно время и по одному проекту. Их создатель, видимо, любил смотреть на город с высоты птичьего полета. Внизу, на бренной земле, все выглядело заурядно и привычно, зато летчиков, которые решили бы осмотреть местные кварталы на бреющем, должна была бы порадовать почти идеальная геометрия. Полному совершенству мешали промежутки между домами.
Обычно Антона выручало чутье. Правда, просыпалось оно всегда в знакомых местах, и, на самом деле, это была скорее реакция на любую новую деталь, отсутствующую в прежней картинке, деталь, которую глаза уже заметили, а мозг все не торопится принять. Не в этот раз. Антон был здесь впервые и при всем желании не заметил бы изменений. Так что никаких предчувствий.
Вдруг температура, и без того державшаяся хорошо за тридцать, скакнула до уровня парилки. Антон в секунду прожарился до наждачной сухости во рту, и тут же что-то долбануло снизу. Так что земля просто ушла из-под ног.
Дома медленно потекли навстречу друг другу, смыкаясь и не оставляя проходов, так что Стрельцов оказался в духовке размером с квартал, а ее дверка только что закрылась.
Если бы Стрельцов мог увидеть, что происходит за пределами двора, он бы узнал, что печка, в которую он попал, это глаз урагана. В нескольких десятках метров от двора дома проваливались под землю и поднимались уже другими, бесследно исчез очередной автобус с туристами, вместо особняка с дракончиками под балконами выросло нечто многоэтажное с невиданными химерами на крыше, будто только что перенесенное из Нью-Йорка, провалилась классическая советская девятиэтажка, уступив место не менее классической пятиэтажке. В скверике, пережившем Романовых и все политбюро, липы на глазах покрылись трещинами, чтобы уже в следующую секунду развалиться, а еще через несколько секунд из праха, которым они стали, вымахало что-то тропическое с лиловыми листьями.
Изя Корчевский не ошибался. На Москву обрушился Сдвиг, и Антон Стрельцов угодил в его эпицентр.
Очень трудно найти в аду прохладное местечко. Большие проблемы с климат-контролем. Антон пытался не умереть, заработав ожоги какой-нибудь уж совсем страшной степени. Берег ноги. Будто был уверен, что ему еще идти и идти. Скрутился на боку на детской деревянной скамеечке. На его счастье, скамейка оказалась некрашеной и без торчащих металлических деталей.
Антон вспомнил, что много читал про смерть от переохлаждения, а вот, чтобы кто-то описал летальный исход от перегрева, не встречал.
Стало трудно дышать – каждый вдох ошпаривал горло, а воздуха не хватало, и хотелось дышать все чаще. Если Стрельцов ничего не путал, то в момент, когда начнет кипеть кровь, он еще будет жив, но уже, скорее всего, перестанет что-либо чувствовать. Это должно было утешать. Змея сползла с плеч, свернулась у него на груди, на мгновение Антону показалось, что она мурчит, ну хоть кому-то должно быть хорошо?
Антон удивился, если бы узнал, что никогда со времени появления новой Москвы – города падших температура здесь так не поднималась. В Москве неслучайно всегда было пасмурно – до этого дня. Ее обитатели, кем бы они ни были на самом деле, не любили прямой солнечный свет и мало симпатизировали жаркой погоде. Не сегодня.
Стрельцов уже почти перестал что-то чувствовать, когда в нескольких метрах от него земля ухнула вниз, как мука сквозь сито. Будь ему хоть каплю получше, Антон попробовал бы если не убежать, так хоть отползти, но его тело могло только одно – гореть и ждать прохлады… И она пришла. Поток черной жижи рванул из провала, заливая все вокруг, чуть было не утопил его самого, покрыл обожженную кожу, потом отхлынул, и в этот момент небо над Антоном потемнело – огромная тень пересекла двор и ушла в землю. Он успел рассмотреть длинное иссиня-черное гибкое тело и плавники – кажется, это были плавники. По величине они сошли бы за приличные крылья, если бы не размеры тела. Для такой туши эти отростки годились только на роль плавников. Подземный кит бесшумно нырнул под землю где-то в глубине двора, а вместе с ним бесследно исчезла и черная жижа.