«Точка бифуркации» (СИ) - Батыршин Борис Борисович

- Ну, наш «король-моряк», помнится, говорил о палубе военного корабля, а не о гондоле дирижабля. – ответил он. - Или, что там было в его времена, тепловые аэростаты-могольфьеры? К тому же, тогда на морскую службу шли с двенадцати лет…

- …и ты уже пропустил три года. – кивнул отец. – Я помню, Уинстон, сам прислал тебе письмо на день рождения в ноябре прошлого года. Но сейчас флотских офицеров готовят в Дартмуте, в Королевском Военно-Морском Колледже. Ты уверен, что предпочтёшь кубрики старого деревянного линкора «Британия» дортуарам и парку колледжа Харроу?

- Это мне не грозит. Будущие флотские воздухоплаватели действительно будут обучаться в Дартмуре, но в отдельном здании, которое ещё только собираются строить. А мне предстоит обучение на месте службы, столь милое сердцам адмиралов старой закалки. В последних числах апреля из Портсмута выйдет судно Её Величества «Икар», и я приписан к нему в качестве бомбардира-наблюдателя.

- И всё же, пятнадцать лет – не рановато ли для воздухоплавателя?

- Юнги-джентльмены времён Нельсона и Роднея, не говоря уж о пороховых обезьянах, мальчишках, подававших заряды к орудиям, были куда младше, сущие дети. И поверь, отец, брать рифы в пятибалльный ветер на брам-рее парусного фрегата ничуть не рискованнее, чем плыть под облаками в гондоле дирижабля. Если свалишься – так и так крышка.

Лорд Рэндольф посмотрел на сына с интересом.

- Ты говоришь так, словно пробовал… на реях!

- Только один раз, на яхте, принадлежащей отцу моего приятеля по Харроу. Хотя, должен признать – дело было в штиль, и никто на перты нас не гнал.

«Пертами» назывались тросы, которые натягивали вдоль реев – на них следовало становиться ногами при работе с парусами.

- Что ж, зато под облаками ты уже вдоволь полетал. – согласился отец. – Пожалуй, в Англии немногие могут похвастать таким налётом… так это у вас, кажется, называется?

- Да, у меня в персональной лётной книжке значится уже тридцать восемь часов на малых дирижаблях типа «Мк-I» - подтвердил молодой человек. – И целых три посадки на судно-носитель, причём один раз я сам управлял дирижаблем… если тебе это интересно.

Интересно, разумеется – как и всё, связанное с твоей будущей карьерой, Уинстон. И всё же, канаты и паруса, с которыми возились твои сверстники на фрегатах и линкорах Нельсона это одно, а сложная современная техника – это совсем другое.

- Какая разница – если я научился в ней разбираться? К тому же, в требованиях к будущим военным воздухоплавателям официально прописаны ограничения по весу. Возможно, с возрастом я потяжелею, но пока, слава Создателю, вполне вписываюсь в эти рамки. Гондолы наших воздушных кораблей тесные, да и грузоподъёмность ограничена. Увы, до больших русских дирижаблей дальнего действия типа «Россия» нам ещё далеко.

- да, я в курсе. – согласился отец. – Спасибо, что нашим людям удалось выкрасть хотя бы чертежи двигателей. Русские заказали части для них в Германии – сами они пока не могут изготавливать такие сложные устройства – а немцы берегли их далеко не так строго, как следовало бы. В результате нам достался не только полный комплект чертежей, но и некоторые детали.

- Да, на заводе фирмы «Виккерс» уже изготовили пробную партию. – согласился Уинстон. - Два таких мотора стоят на нашем «Вальрусе», благодаря чему мы теперь можем поднять почти тысячу фунтов бомб!

- «Вальрус»? – снова ироническая усмешка. - Так эти умники назвали воздушный корабль в честь моржа?

- А что такого? Надо же было его как-то назвать... Два других дирижабля, базирующихся на «Икаре» называются «Ламантин» и «Дюгонь».

- Не самые привлекательные животные, хотя, внешнее сходство несомненно. Ну да Бог с ними, с названиями. Вам уже объявили, что будет целью похода «Икара»?

Уинстон покачал головой.

- Пока нет. Но ты ведь наверняка в курсе?

- Разумеется. И намерен поделиться этими сведениями с тобой – если дашь слово, что они не уйдут дальше.

- Мог бы и не предупреждать.   

IX

Из дневника мичмана

Ивана Семёнова.

« …- Маринка сегодня приехала. – сообщил Николка. – Я видел, как она сходила с пароходика, даже парой слов перекинуться…

Мы сидели на берегу - белый песок, усыпанный белой же галькой, невысокие дюны, заросшие кустиками с проклюнувшейся уже майской листвой. Бейли веселился на мелководье – бегал, высоко подбрасывая лапы, весь в тучах брызг, иногда принимался от избытка чувств облаивать чаек.

- Чего это её к нам занесло? – удивился я. _ Вроде, раньше никогда не приезжала…

- Раньше – какой прок? – резонно возразил Николка.- Погода в апреле преотвратная, холодные ветра, дожди чуть не каждый день. А после пасхи – как отрезало, почти лето!

Я кивнул. И пасху, и первое мая (не самый почитаемый в Российской Империи праздник) мы встретили на острове Эзель. За месяц, проведённый здесь, я лишь раз выбрался в Питер – когда напросился на борт «России-I», когда она совершала демонстрационный перелёт в Гатчину. Обратно дирижабль вернулся, имея на борту, генерал-адмирала Великого князя Алексея Алексеевича, нынешнего Главного начальника флота и Морского ведомства. Великий князь прибыл на Эзель по приглашению цесаревича – осмотреть Воздухоплавательную станцию и обсудить статус вновь создаваемого Воздухоплавательного Корпуса. Шефом этого учебного заведения предстояло стать самому Георгию, и сейчас дискуссия шла о том, станет ли будущая альма матер российских военных воздухоплавателей филиалом Морского Корпуса, на чём настаивал Александр Александрович, или будет самостоятельным учебным заведением. В целесообразности именно такого подхода настаивал сам цесаревич, уже предвидевший создание Военно-воздушных сил, как самостоятельного рода войск – причём имеющего на вооружении отнюдь не только дирижабли. Испытания аэроплана прошли вполне успешно; мы с Шуриком совершили аж пять отстыковок от дирижабля и не менее дюжины полётов по полной программе, со взлётом и посадкой. На очереди были полёты со стрельбой из пулемёта по шарам-мишеням, и это был один из элементов программы, который Георгий намеревался продемонстрировать высокопоставленному дядюшке.

- А чего Маринке в Питере-то не сиделось? – лениво осведомился я. – Родители её, твои дядя с тётей сейчас в Москве, квартира в её распоряжении, гуляй – не хочу!

Марина Овчинникова, кузина Николки, выпускница Елагиных курсов и участница нашей французской эскапады, всегда была барышней независимой. К тому же до меня ещё в марте доходили слухи об бурно развивающемся романе между ней и неким молодым человеком весьма благородных кровей, обучающемся на выпускном курсе Николаевского кавалерийского училища.

- А она с князем своим поцапалась. – сообщил с довольной ухмылкой Николка, который, подобно многим выпускникам Морского Корпуса недолюбливал кавалеристов-николаевцев. – Он с однокашниками устроил, понимаешь ли, пикник по случаю пасхи, ну и пригласил её. Ну, выпили, закусили – и стали хвастать перед барышнями, у николаевцев без этого никак. И когда зашёл разговор о меткой стрельбе, то Маринка заявила, что выбьет из винтовки на двухстах шагах больше, чем любой из присутствующих. Бравые кавалеристы, ясное дело в смех – «вам бы, барышня, только из «монтекристо" по голубям стрелять!» - а Маринка разозлилась и предложила проверить, причём каждый волен приехать со своим оружием. Сказано – сделано: николаевцы, как один вызов приняли, и на следующий день собрались на стрельбище. Там она им всем носы и утёрла: причём сначала на условленных двухстах шагах, а потом увеличила дистанцию вдвое и повторила тот же результат.

Я злорадно ухмыльнулся.

- А они чего хотели? Конечно, куда кавалеристам, супротив обученного снайпера, да ещё со своим «инструментом… Но разве Маринкин князь им не обьяснил, скем они связываются?

- А она ему не рассказывала о своих талантах. Типа секретность – только мне думается, хотела выглядеть в его глазах эдакой тургеневской барышней…