Тайные чары великой Индии - Густав Эмар

— Хорошо, — продолжал маршал, — мой друг объяснил мне все дело очень подробно; так как у меня оставалось несколько дней впереди и мне хотелось сделать вам что-нибудь приятное, то я и принялся за дело.

— Как, милостивый государь, вы были так обязательны?..

— Исполнил только мой долг, милостивый государь. Выслушайте хорошенько вот что: я узнал, что в продолжение нескольких дней происходило сильное волнение между неграми в поместье господина Жозуа Левиса; я приказал ловкой сыскной полиции наблюдать за этой местностью. Я услыхал, что это волнение было возбуждено одним молодым невольником смешанного происхождения, недавно прибывшим на плантацию и выдававшим себя за принадлежащего к белой расе; он был продан в невольники вследствие гнусной интриги, жертвой которой он сделался.

— Это Луис, сын моего друга! — вскричал с живостью дон Грегорио. — О, если бы только я мог его увидеть!

— Подождите немного, — сказал тихо маршал с тонкой улыбкой.

— Простите меня, милостивый государь. Но если бы вы знали, если бы вы могли знать…

— Имейте терпение, милостивый государь.

— Успокойтесь, мой друг, я вас умоляю об этом. Позвольте господину маршалу рассказать нам, что он считал своею обязанностью совершить.

— Да, вы правы, я с ума сошел. Продолжайте, продолжайте, милостивый государь, я не буду более говорить, я нем теперь.

Маршал улыбнулся и продолжал:

— Уже три дня прошло с тех пор, как я был извещен одним из моих агентов, что волнение увеличилось до таких размеров, что если будет продолжаться так далее, то не замедлит обратиться в открытый бунт. Я взял предосторожности, чтобы быть готовым к всевозможным происшествиям; действительно, сегодня утром я узнал, что мятеж разразился окончательно в самых ужасных размерах. Я велел тотчас же вскочить шести ротам моих поверенных на лошадей и, поехав во главе их, направился со всевозможной поспешностью к поместью.

Я приехал как нельзя кстати. Бунтовщики сделались полными хозяевами плантации. Мистер Жозуа Левис, его дворецкий и несколько черных, оставшихся верными, заперлись в уединенной беседке, встречали ужасным залпом выстрелов возмутившихся, которые пытались овладеть павильоном и поджечь его.

Заметив меня, мистер Жозуа Левис испустил торжествующий крик. Что касается бунтовщиков, они с ужасными криками обратились в бегство по всем направлениям, покинув свое оружие или по крайней мере свои палки, топоры, ножи, камни, которые заменяли оружие.

Один только молодой человек не более двадцати лет, вооруженный топором, которым он управлял с замечательной ловкостью, не последовал бесстыдному поведению мятежников и продолжал храбро сражаться.

Этого молодого человека, которого я прежде никогда не видал, я узнал с первого взгляда: это был тот, о котором меня просили позаботиться.

Я приблизился к нему и, объяснив, кто я такой, приказал ему бросить топор и остановиться.

— Пусть будет так, — сказал он мне гордо, — вы магистрат; я вверяюсь вам, потому что я тщетно искал правосудия и убежден, что наконец вы мне его доставите.

— Правосудие будет вам оказано, — сказал я ему.

Через десять минут негры принялись за исполнение своих обязанностей, и мир был водворен.

Я сказал быстро моему пленнику: ни слова не говорите, оставьте меня действовать, я послан доном Грегорио.

Молодой человек посмотрел на меня с удивлением; я приложил палец к губам и поспешил пойти навстречу мистеру Жозуа Левису, который оставил павильон и приближался ко мне очень поспешно.

Мистер Жозуа Левис горячо поблагодарил меня за помощь, которую я ему так случайно подал; сказал мне, что без меня невольники, вероятно, убили бы его, сделал мне несколько блестящих предложений, которых я, понятно, не принял, спросил меня, многих ли из этих несчастных негров я арестовал; я отвечал отрицательно.

— Ну, все равно, — отвечал он мне, — это скоты, я от них не требую многого, но между ними находится один, вождь этого заговора, несчастный, который заплатит мне за всех и который управлял всем этим бунтом! Я приготовил ему примерное наказание! Ничто не может избавить его от моей мести!

В эту минуту он заметил пленника.

— А-а! — сказал он, подходя к нему со сверкающим взглядом и поднятым хлыстом. — Так вот ты, бездельник, настало время свести наши счеты.

— Только ни передо мною, — сказал я ему, останавливая его руку.

Пленник не сделал ни одного движения, он смотрел на своего господина с выражением поразительного презрения; этот же ревел от ярости.

— Хорошо, — пробормотал он сквозь зубы, — он не потеряет ничего, если подождет. — И, обратясь к своему дворецкому, который стоял неподвижно около него, держа в руке страшный хлыст из кожи бегемота, сказал ему: — Велите положить этого негодяя, надев на него колодки, с перекрещенными ногами, голого, на постель из кактусовых листьев, с руками, привязанными к спине; ступайте, поспешите.

Дворецкий сделал знак двум неграм приблизиться и приготовить все для исполнения приказания.

— Извините, — сказал я дворецкому, останавливая его, — этот человек — мой пленник, я запрещаю вам дотронуться до него.

— Что это значит? — вскричал мистер Жозуа Левис с угрозой. — Мне кажется, что вы заблуждаетесь, мистер маршал.

— Менее всего на свете, — отвечал я.

— Этот человек мой невольник, он мне принадлежит, — возразил он с запальчивостью, — я имею все права на него, даже могу его убить, тем более никто не может помешать мне наказать его.

— Я не мешаю вам его наказывать, мистер Жозуа, — отвечал я холодно, — я готов, напротив, протянуть вам свою сильную руку для помощи, если он виновен.

— Вы еще спрашиваете, виновен ли он? — вскричал Жозуа, топая от гнева ногами, — он, который взбунтовал моих негров и стал во главе их! Он, который хотел убить меня и который совершил бы это, если бы вы не приехали!

— Вы уверены, что этот человек действительно начальник бунта, мистер Жозуа?

— Без сомнения; я это буду утверждать, если потребуется, перед всеми магистратами штата.

— Очень хорошо, мистер Жозуа. Господа, — вы свидетели, а теперь садитесь на лошадей, поспешим, нужно, чтобы этот человек в продолжение часа был заключен в тюрьму графства.

— Что вы говорите? — вскричал мистер Жозуа, дрожа от гнева, — разве вы думаете увезти моего невольника?

— Я не увожу вашего невольника, я просто отвезу его в тюрьму графства.

— По какому же праву вы хотите его увезти?

— По праву, которое мне дает закон.

— Закон не имеет никакого отношения к этому; мой невольник принадлежит мне, и никто не может увезти его с моей плантации.