Ветувьяр - Сия Кейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он и не действует, — Возразил Эйден, — Он прячется, как крыса, пугаясь каждого шороха.
— Возможно, этот человек действительно в чем-то замешан. Но не думаю, что его интриги тянутся в другие королевства. Искать нужно здесь, в Кирации, и искать тщательно. Не мне вам говорить, что власть ветувьяров ослабла.
“Власть ветувьяров ослабла” — впервые эти слова зазвучали двадцать лет назад, когда камарилам удалось добраться до короля Кирации. Тогда даже те, кто совсем недавно боготворил правителей королевства, зашептались о том, что Кирации нужны перемены. Эйден допускал возможность, что эти шепотки не могут затихнуть до сих пор, но не ожидал, что услышит их из уст тех, кому ветувьяры оказали огромную честь.
— А как же орден? — Вспомнил Эйден.
— Орден уже давно ослабил хватку. Сколько лет Геллиус не покидает свой остров? Быть может, и его вера не так сильна, как думает король?
Нет, все это какой-то бред. У Эйдена начинало складываться впечатление, что Галор хочет его напугать. Как назло, голова загудела еще сильнее, терпеть стало совсем невмоготу, и пальцы сами собой потянулись к виску.
— Признаться, ваша верность короне поражает меня, — Развел руками банкир, — Но боюсь, что она полностью застилает вам взор на реальную действительность.
— Реальную действительность? — Горько усмехнулся Эйден, сражаясь с болью, — И чем же она плоха для вас? Пока король Тейвон обеими руками хватается за те крохи мира, которые остаются в Оствэйке, а адмирал Флетчер защищает ее от стервятников, которые лезут со всех сторон..! И все это для того, чтобы люди вроде вас жили мирно и безбедно. Разве король Тейвон слаб?
— Я этого не говорил, — Спокойно изрек Галор, — Я лишь озвучил то, что очевидно для всех. От ветувьярского сословия Кирации почти ничего не осталось. Королевству нужны новые люди, пусть и… обычные.
— Мещане, верно? — Хмыкнул Эйден.
— Почему же сразу мещане? Какими бы богатствами мы не владели, в нас нет должного размаха, а может, и смелости, присущей правителям. Почему же вы так легко пропустили дворян? Более поздних родов, вроде вас, граф. Ваш дом ведь, насколько мне известно, никогда не имел ни капли ветувьярской крови?
Эйден покачал головой, то ли отвечая на вопрос Галора, то ли пытаясь хоть немного утихомирить боль, что разбушевалась сильнее, чем обычно.
В голову внезапно полезло все и сразу. Начиная всеми этими мещанами (будь они прокляты!), о которых говорил банкир, и заканчивая бешеными глазами сумасшедшего монаха, прозвавшего его “меткой”. За несколько дней на него свалилось столько всего, что это не разгребешь и за год!
Лукеллес прятался, как крыса, Галор явно страдал революционными идеями, Калиста могла просто-напросто пустить его по ложному следу, Ферингрей мог наплевать на свою верность и вспомнить про вражду в любой момент, да еще и эта пустоголовая девица Мерелинда исчезла!
— Граф Интлер? — Позвал голос банкира, о котором Эйден едва не забыл, — С вами все в порядке?
В глазах резко потемнело, а потому Эйдена хватило только на то, чтобы кивнуть.
— Позволите вопрос, а то я запамятовал…
Кратковременное помутнение отступило, и перед глазами вновь стоял кабинет и холеная рожа главы банковской гильдии, излучающая какое-то странное любопытство.
— Спрашивайте, — Взмахнул рукой Эйден.
— Сколько вам лет, граф?
— Не понимаю, почему для вас это важно, — Пожал плечами Эйден, — Тридцать шесть.
— Не сочтите за грубость, — Галор аккуратно поправил изящную манжету на рукаве, — Но вы не очень хорошо выглядите, Эйден. На вашем месте я бы пристальнее следил за здоровьем.
Вот ведь гад! Что ж, теперь Эйден хотя бы будет знать, что со стороны его приступы тоже заметны.
— Мой вам совет — наймите хорошего лекаря. Негоже мужчине в расцвете лет так болезненно выглядеть.
Продолжения этого разговора он не выдержит. Голова чуть прояснилась, но Эйден все еще опасался рухнуть в обморок прямо здесь, а потому осторожно поднялся на ноги и строго посмотрел на Галора.
— Приму к сведению, — Сухо ответил он, — Спасибо за разговор, господин Реннес.
— Всегда пожалуйста, граф, — Вежливо ответили ему в спину.
Перед глазами снова потемнело, Эйдену показалось, что его череп внезапно сжался до размера детского кулачка и просто не мог вместить столько мыслей, сколько было сейчас у него в голове. А ведь все накладывалось друг на друга — все эти убийства, заговоры, странное поведение наемника и монаха, это чертово слово “метка”, исчезновение Мерелинды, письмо Калисты и мятежные слова Реннеса.
Чувствуя, что он вот-вот потеряет сознание, Эйден прикрыл глаза и нервно взглотнул. Может, нужно действительно поискать лекаря? Если так будет продолжаться и дальше, он попросту не дотянет до возвращения Тейвона или Реморы…
Дверь почти бесшумно захлопнулась за его спиной, и воздух в коридоре, к счастью, оказался чуть прохладнее и свежее — можно перевести дух. Эйден замер всего на мгновение, а потом быстро зашагал прочь.
И снова он ушел ни с чем.
*
Видимо, катакомбы в Талааре копали для того, чтобы иметь тюрьму размером с целый подземный город. Обычно Рауд хорошо запоминал дорогу, но здесь, в темноте, следуя за солдатом с чадящим факелом, он едва разбирал заплесневевшие каменные стены и ржавые решетки. Повороты и лестницы сменяли друг друга с какой-то невероятной скоростью, и вскоре Рауд окончательно оставил попытки разобраться в хитросплетении этих коридоров.
Его заперли в тесной камере с соломенным тюфяком на полу, не оставив даже факела, и бросили в гулкой тишине, изредка нарушаемой лишь звоном капель, падающих с потолка.
Мрачно усмехнувшись самому себе, Рауд плюхнулся на тюфяк и вслушался в поглотившую его тишину. Он должен был остаться в полном одиночестве. От Флетчера можно ожидать чего угодно — этот может и шпионов к нему приставить, хоть и непонятно, зачем.
Рауд ощущал себя раздавленным и уничтоженным, как поломанная детская кукла — от его корабля остались жалкие обломки, от экипажа — и того меньше, а он сам оказался в плену у главного мерзавца Оствэйка, заполучив при этом лишь пару царапин.
Флетчер действительно оказался таким, каким его представляла многочисленная молва, а Рауд проявил себя с худшей стороны — как самонадеянный придурок с огромным самомнением и непробиваемой тупостью.
И все же он чувствовал, как то опустошение и отчаяние, что навалилось на него во время
