На Дальнем Западе. Ловцы трепанга - Эмилио Сальгари

— Да еще с вороньим мясом в желудке! — поддакнул уже укладывающийся на ночлег Гарри.

— Вы можете положиться на меня, сеньоры! Мне мой скальп дорог не меньше, чем ваши вам!

Три траппера не замедлили растянуться на траве и почти моментально были охвачены глубоким сном. Индеец, уложив в стороне Миннегагу и тщательно закутав ее плащом, затушил остатки догоравшего огня, чтобы во мгле наступающей ночи яркий свет костра не выдал индейцам местонахождения беглецов, подкинул устало пофыркивавшим лошадям несколько охапок свежей травы, а затем неслышными, крадущимися шагами отправился к берегу Соленого озера, чтобы произвести разведку.

Бродя по берегу, он тщательно рассматривал уже смутно вырисовывающиеся очертания прибрежных скал и извилины побережья. Скоро лицо его просветлело.

— Наконец–то! — промолвил он про себя. — А было таки трудно узнать, куда мы забрались. Но теперь я знаю, где мы находимся. Если только Левая Рука не увел свое племя куда–нибудь в сторону, мне будет нетрудно добраться до его становища, покуда белые будут спать в надежде, что я их стерегу! Правда, пожалуй, мне придется загнать коня. Но что за беда? Отыщется, надеюсь, какой–нибудь мустанг и на мою долю!

Вернувшись к лагерю. Красное Облако испустил чуть слышный свист. Звуки эти пронеслись над лагерем, не потревожив глубокого сна ни людей, ни лошадей. Но маленькая дочь, по–видимому, ждала отца: она вскочила со своего места и легкой тенью скользнула ему навстречу.

— Ты звал меня? — спросила она.

— Да, дитя! — сказал он несколько грустно. — Настал час, когда нам надо расстаться! Я должен отправиться к Левой Руке, а тебе придется остаться с бледнолицыми.

— А ты знаешь, отец, где стоят вигвамы арапахо?

— Да. Ведь я много раз бывал в этих местах. Да и твоя мать дала мне достаточно точные указания, где находится теперь вождь арапахо.

— Скажи, отец, разве мать встречалась когда–нибудь раньше с Левой Рукой?

— Много раз. Ведь все это великое восстание краснокожих против бледнолицых

— дело рук твоей матери. Ее побуждала к этому, боюсь, одна ее неутолимая ненависть в Деванделлю, желание отомстить покинувшему ее человеку. Но она выбрала удачный момент, нашла достаточно горючего материала, и великий пожар действительно зажжен женской рукой, и льется потоками кровь… Я, во всяком случае, не принимал в этом участия, покуда мои братья не вырыли томагавк войны… Ялла же все время была душой заговора. Она сговорилась со всеми выдающимися и влиятельными вождями чейенов и арапахо, она добилась того, что на время забыта старая вражда и три великих племени этого края соединились против общего врага. Но я–то узнал о принятом вождями решении начать священную войну против бледнолицых только тогда, когда об этом знали, кажется, все дети племени сиу!

— От тебя скрывали, потому что ты ведь не сиу!

— Да, я не сиу, — с горечью пробормотал индеец. — Но разве я бледнолицый? Разве Вороны не индейцы чистейшей крови? Разве мы. Вороны, не сражались против поработителей Америки, когда сиу еще не знали даже о самом существовании янки? И, наконец, разве я не воин? Но от меня все скрывали как от человека, которому нельзя довериться!

Помолчав немного, он заговорил снова:

— Но пусть так! Теперь и Красное Облако посвящен в тайну. Ялла удостоила его своего доверия, когда о тайне лаяли, кажется, даже собаки. И Ялла дала мне серьезное и ответственное поручение… В самом деле, может быть, до сих пор ни единому посланцу сиу еще не удалось добраться до Левой Руки, а арапахо не знают, что происходит в горах и прерии.

— Так ты хочешь покинуть меня здесь? — прервала его слова Миннегага.

— Так нужно, дитя. Ты останешься с этими… людьми, потом отправишься за ними туда, куда пойдут они.

— До самой асиенды? — оживилась девочка, сжимая кулаки и сверкая глазами.

—Не только до асиенды, но и в асиенду! Именно в ее стены, куда, как ты слышала, никогда не впускали индейцев. Там и нужно будет для нашего великого дела, для дела твоей матери твое присутствие! Ты хитра, как… гремучая змея. Ты умеешь скрывать свои мысли. Ты двулична, как… взрослая женщина, у которой сладкие слова на устах и яд в душе. Ты сумеешь всюду проникнуть, и ты умеешь прикидываться чистейшим ребенком, хотя уже научилась убивать воинов, правда предательским ударом в спину… Словом, в миниатюре ты настоящая Ялла… Да, да, твое место в асиенде!

— А что я буду делать там?

— Неужели ты потеряла всю свою смышленость? Подумай хорошенько! Во–первых, какую пользу делу твоей матери ты могла бы принести, если бы отправилась со мною к арапахо? Ты только задержишь меня в пути. Мало того, если я исчезну, оставив тебя здесь, это не возбудит подозрения бледнолицых. Они будут думать, что мне представилась возможность просто пойти по своей дороге, спасая собственную жизнь и не заботясь о их участи. Если же я возьму тебя с собой, они встревожатся. Это может помешать нашим планам. Мало этого, подумай еще хорошенько: ведь если арапахо еще не стерли асиенду с лица земли, если им придется нападать на белых, то как важно, чтобы среди белых находился тайный союзник! Когда будут грохотать выстрелы и среди защитников асиенды начнется смятение, никто не будет, понятно, обращать на тебя внимания. Разве трудно проникнуть тогда к каким–нибудь дверям, открыть ворота, впустить ночью твоих братьев внутрь асиенды? Или поджечь вигвам белых?

Глаза Миннегаги сильнее заблестели, на алых устах появилась радостная, полная жестокости улыбка.

— Да, да, отец! — закивала она головой. — Я понимаю! Но моя мать?

— Что такое хочешь ты сказать? Твоя мать не замедлит пожаловать сюда. Но это должно быть только тогда, когда все будет кончено арапахо и Ялле останется только утолить жажду мести и ненасытную злобу, издеваясь над детьми полковника Деванделля. Этого удовольствия она, конечно, никому не уступит. Она собственною рукою снимет скальпы с голов детей Деванделля и выпьет по каплям их кровь, как она уже, без сомнения, сняла скальп с самого полковника… Она ведь истинная дочь сиу. Она — Ялла! Этим все сказано!

— Моя мать должна была бы предоставить этих белых щенков в полное мое распоряжение! — промолвила Миннегага.

— Зачем бы они тебе понадобились? — удивленно спросил Красное Облако.

— Разве я не сумела бы подвергнуть их таким мукам, что они тряслись бы всем телом? Разве я не смогла бы вот этими самыми руками снять с их голов скальпы? — страстно произнесла дочь Яллы.

Индеец вздрогнул и поглядел на Миннегагу почти с ужасом и отвращением.

— Ты не девочка! Ты — детеныш ягуара!