Сборник научной фантастики. Выпуск 36 - Кир Булычев

– Что значит – странным? – в ужасе прошептала Анна.

– Как тебе сказать… Можно было легко вычислить вероятность того, что вторую атомную бомбу сбросят именно на Нагасаки. Ведь не даром бомбу сбросили именно на него. Как можно было не предусмотреть это событие? Вы, люди, не понимаете одного: если что-то происходит, то так и должно быть. Почему вы никогда не пытаетесь рассчитать свое будущее? Или, может быть, вы не можете?

Мать поднялась во весь рост и подошла к сыну.

– Милый, что ты говоришь? И как ты говоришь?

– Что?

– Ты сказал: "Вы, люди…"

– Да, я так сказал.

– Но ведь…

– А, понимаю. Я имел в виду людей, которые бессильны анализировать события, от которых зависит их жизнь… Если бы отец и ты перед отъездом из Йокогамы подумали хоть капельку, ничего такого не случилось бы. Вы бы никогда не поехали в Нагасаки, потому что этот город был обречен так же, как и Хиросима.

– Но мы ничего не знали!

– О, но это так было, легко сообразить. Достаточно было взять карту Японии и карту расположения американских авиационных баз, напечатанную во всех газетах. Судьба Нагасаки вычислялась просто, как по таблице умножения. Я уверен, что большинство людей терпят несчастье из-за своей интеллектуальной недостаточности.

– Леонор! Не смей так говорить!

Леонор посмотрел на мать удивленно.

– А разве я что-нибудь плохое сказал?

– Ты, ты… Разве можно говорить, что у твоего отца…

– Интеллектуальная недостаточность? Неспособность к строгому анализу? А что здесь такого?

– Замолчи! Ты бездушное, холодное существо. Всякий раз, когда я рассказываю тебе о тех страшных днях, ты начинаешь меня мучить. Зачем? Почему?

Анна упала на диван и спрятала лицо в подушку. Леонор некоторое время с интересом смотрел на свою мать, после, вздохнув, произнес про себя:

– Этого я не понимаю. Просто не понимаю.

Через неделю Леонора принимал директор гимназии господин Штиммер. Мальчик стал перед письменным столом и смотрел на директора своими голубыми пытливыми глазами. Генрих Штиммер провел рукой по совершенно седой голове и ласково улыбнулся, по-видимому ожидая ответной улыбки.

– Удивительный случай, Леонор. Такого в нашей гимназии никогда не было, – начал директор.

– И никогда не будет, – прервал его юноша.

– Что?

– Того, о чем вы собираетесь мне сообщить.

Штиммер зябко поежился в своем кресле. Он всегда чувствовал себя неловко в обществе этого странного гимназиста. Ему всегда казалось, что тот наделен удивительной, дьявольской проницательностью.

– Тебя кто-нибудь предупредил?

– Нет. На эту беседу я рассчитывал давным-давно. Фактически по данному поводу вы должны были вызвать меня по крайней мере месяц назад.

Штиммер вскочил на ноги.

– Ты подслушивал? Подсматривал в щелку?

Леонор слабо улыбнулся.

– Нет. В этом не было никакой необходимости. Во-первых, делать мне в гимназии нечего. Вы, так же как и я, хорошо знаете, что курс наук по программе я изучил еще два года назад и сейчас делаю на уроках все, что мне заблагорассудится. По существу, за эти годы я разделался с университетским курсом математики и физики. Во-вторых, мое присутствие в вашем учебном заведении очень усложняет положение преподавателей. И в-третьих, этот американец, Стенли Коллар, атакует вас уже полгода, чтобы вы отдали меня ему. Кстати, он подходил со своими предложениями несколько раз и ко мне. Я знаю, что, если я соглашусь работать у них, вы выдадите мне аттестат без сдачи экзаменов.

По мере того как Леонор говорил, директор гимназии все глубже и глубже забивался в угол кресла. Его взгляд беспокойно бегал по сторонам. Мальчишка точь-в-точь повторял его собственные мысли. Он был не в состоянии ему ничего возразить. Он только спросил:

– Ты согласен, Леонор?

– У меня нет другого выбора.

– То есть?

– Зачем вы спрашиваете? Вы ведь знаете, что мы с матерью одиноки.

– Но это связано с поездкой в другую страну.

– Я знаю. Если я им нужен, они повезут меня за свой счет.

– Да, конечно, – оживился Штиммер. – Условия труда прекрасные. Оплата очень высока. Работа чрезвычайно интересная.

Лицо юноши не выражало ровным счетом ничего. Он, казалось, весь ушел в себя, думая свои собственные думы.

– … И я понимаю, Леонор, как тяжело привыкать к новой обстановке и особенно к чужим людям! – патетически воскликнул директор.

– Что вы сказали? – как бы проснувшись, спросил Леонор.

– Я говорю, на первых порах тебе будет трудно привыкнуть к другой обстановке и к другим людям. Человек вдали от родины…

– У человека родина – Земля, – сказал Леонор.

– Ну а друзья, товарищи?

– Эти дурачки из нашего класса?

Штиммер вскочил на ноги.

– Вы забываетесь, господин Гейнтц! Не воображайте, что вы необыкновенная личность! Я-то знаю, что ваша гениальность напускная! У вас нет никакой скромности!

Леонор пожал плечами и повернулся к директору спиной.

– Стойте! Вы не смеете так уходить!

– Мне больше здесь делать нечего.

– То есть…

Глаза старика Штиммера выкатывались из орбит. Повернувшись, Леонор насмешливо заметил:

– Странный вы человек, господин Штиммер. Вы меня вызвали для того, чтобы уговорить принять предложение американца. Теперь, когда мы поняли друг друга, вы почему-то злитесь. Где здесь логика?

– Какая логика! Как вы смеете со мной так разговаривать! Вы, вы…

Леонор посмотрел на директора гимназии, как на диковинный экспонат в музее.

Затем он сделал несколько шагов к двери и произнес:

– Скажите господину Коллару, что я согласен ехать куда угодно и когда угодно.

Во дворе его окружили одноклассники.

– Ну как, гений, зачем он тебя вызывал?

– Я уезжаю в Америку, – нисколько не смутившись своего прозвища, ответил Леонор.

– Да ты и впрямь представляешь какую-то ценность для этих янки. Говорят, они никогда деньги зря не тратят.

– Конечно. Я постараюсь продаться как можно выгоднее, – заметил Леонор без тени смущения.

– Не очень-то хорошо звучит – "продаться", а?

– В вашем мире вообще ничто хорошо не звучит. Но уж если он так глупо устроен, то ничего не поделаешь.

– Почему ты говоришь "в вашем мире", Леонор? Он такой же наш, как и твой.

Юноша на секунду задумался, внимательно осматривая собравшихся вокруг него товарищей.

– И все же этот мир ваш, а не мой. Все вы миритесь с его невероятно дикими и глупыми порядками. А я нет. Но я ничего один не могу поделать.

– А как бы ты преобразовал этот мир, Леонор?