Богатство - Майкл Корда

– Ну, хорошо. Я пришлю за вами Джека к половине первого. Встретимся в Фонде.

– Почему в Фонде? – удивилась она. Фонд Банермэна был почти столь же знаменит, как Фонд Форда или Гуггенхейма. Он начинал существование, как своего рода касса для частных исследований по заказу Баннермэнов, то теперь стал неотъемлемой частью культурной и научной жизни Америки, финансируя исследовательские гранты, комиссии, стипендии и конференции по всем представимым темам. Его штаб-квартиры ежедневно осаждались творческими личностями вех мастей. Она слегка пожалела, что ее не пригласили в "Лютецию", или "Времена года" или "21"[21], или куда-нибудь еще, куда был вхож Баннермэн. Ей нравилось, когда ей восхищались, и она не считала, что привлекательная молодая женщина должна этого стыдиться. Честно говоря, она бы предпочла сама заказать что-нибудь из меню, чем получить то, что слуги Баннермэна для него приготовили.

Если они собираются продолжать встречаться, решила она, нужно приложить усилия, чтобы заставить его изменить своим привычкам.

Она не подумала, что это будет трудно.

На здании не было никакой надписи. Оно казалось почти вызывающе анонимным. Распложенное напротив парка скульптур Музея Современного Искусства, сразу за углом от Университетского Клуба, оно являло собой один из последних и наиболее ценных образцов настоящих городских особняков, – пятиэтажное здание, в превосходной сохранности – из тех зданий, за снос которого любой подрядчик отдал бы свой глазной зуб. Полированные мраморные ступени вели к изукрашенному подъезду, каким толстосумы девятнадцатого века заявляли о своем богатстве – нимфы, дельфины и мускулистые боги верхом на конях карабкались вверх, дабы поддержать блистающий бронзовым орнаментом балдахин. Двери в стиле модерн были из кованого железа и светонепроницаемого стекла, и выглядели так, будто не предназначались для людей нормальных размеров.

С боковой стороны здания, на уровне улицы, была более скромная дверь. Джек проводил ее туда, открыл дверь и оставил в элегантно обставленном холле. Прямо перед ней был лифт. Она нажала кнопку и вошла. Лифт двинулся автоматически. На стене его висела картина Мондриана. Это в стиле Баннермэна, подумала она – он вешает в лифте такие картины, какие другие люди повесили бы над камином или в гостиной.

Дверь беззвучно открылась, и Алеса очутилась в помещении, скорее напоминающем современную гостиную, чем офис. Световые люки и скрытые светильники делали ее просторной, как оранжерея, хотя было в этой комнате нечто антисептическое, словно она была нежилой. Артур Баннермэн, улыбась, стоял у камина.

– Как любезно, что вы пришли, – сказал он, словно она была здесь по делам. Он, казалось, нервничал. В углу комнаты поблескивал хромом и стеклом передвижной столик. Баннермэн придвинул его и налил себе виски. Подумал, и щедро удвоил дозу. Для Алексы он открыл бутылку "перье". Неужто он потрудился приобрести запас для нее? – удивилась она. И не могла не заметить, что еще больше ему пришлось потрудиться, открывая бутылку. Казалось, подобных мелких обязанностей хозяина он лично не исполнял годами. Изодранную в клочья пробку он вытащил с видом человека, только что совершившего действия, потребовавшие исключительной ловкости.

– Здесь нет слуг, – пояснил он. – Не как на той проклятой квартире, где они вечно путаются под ногами. – Он сел на софу и похлопал по подушке, указывая, что ей следует сесть рядом с ним.

На серебряном подносе на стеклянном кофейном столике перед ними был сыр и крекеры. Баннермэн принялся тщательно перекладывать крекеры, словно хотел чем-то занять руки. Он не взял ни одного, и ей не предложил.

– Иногда людям нужно место… ну, чтобы отдохнуть, – сказал он.

– Я догадываюсь.

Он осторожно положил руку ей на колено.

– Здесь есть свои преимущества, – самодовольно заявил он. – Прекрасное, уединенное место, прямо в нижнем Манхэттене – и никто даже не знает, что оно сущестует.

– Я думала, что все это здание – офис.

– Все так думают, черт подери. В этом все дело. Даже большинство тех, кто здесь работают, не знают об этой квартире. А те, кто знают, считают, что она для приезжающих важных особ. Так оно и есть, более или менее. Здесь останавливаются разные люди, которые хотят избежать встречи с прессой. Чертовски полезная вещь, когда занимаешься политикой. Да и бизнесом, в наше время…

– Наверное…

– Без сомнения, – прогремел он, словно собирался продать ей квартиру. Он осушил бокал и бросил мрачный взгляд на сыр и крекеры. Рядом с серебряным подносом лежал ключ на золотой цепочке. – Не буду ходить вокруг да около, – наконец произнес он. – Я много думал о вас. – Пауза. – Знаете, вы дьявольски привлекательная женщина, – сказал он тоном, предполагавшим, что этот факт мог ускользнуть от ее внимания.

Что это такое с мужчинами? – спросила она себя. Они никогда не умеют правильно выбирать время. Прошлым вечером, на балу, она была бы более восприимчива – до того, как Баннермэн, так сказать, перевел ее на боковой путь, когда их фотографировали. Но сегодня он был чопорен и самоуверен, как на встрече директоров или финансовой конференции. Прошлым вечером она находила его привлекательным, несмотря на возраст, возможно даже – она вынуждена была признать – б л а г о д а р я возрасту. Но теперь это был просто знакомый образ – пожилой мужчина, приударяющий за молодой женщиной. Она уже проходила через это, чаще, чем могла припомнить, и ничего привлекательного в этом не видела.

– Спасибо, – скромно сказала она. – Но вы, должно быть, знаете много привлекательных женщин.

Он, казалось, был польщен, как она и ожидала.

– Да, я встречал их достаточно, – признал он с некоторым самодовольством. – Но в вас есть что-то… позвольте мне сказать прямо – я нахожу вас чертовски привлекательной. Я не уверен, что выразился ясно – мне давно не приходилось вести таких бесед.

– Думаю, Артур, что это совершенно ясно. – Она решила – пусть он продолжает.

– Надеюсь, вы не шокированы? Вы, честно говоря, кажется, не из тех молодых женщин, которые к этому склонны.

– Нет, я не шокирована. С другой стороны, это не самые романтические слова, какие мне приходилось слышать.

– Я несколько староват для романтики, как вы думаете? И считал, что выразив намерения прямо, сберегу время. Я не думаю, что ваше поколение нуждается в свечах и романтической музыке. Но я не хочу, чтоб вы верили, будто я не испытываю к вам ч у в с т в. Я их испытываю. И это сильные чувства.

– Что ж, прекрасно, Артур. Я очень рада. Но какие чувства?

Он задумался.

– Ну… чувства личного характера. Чувства, какие, должен вам признаться, я не переживал годами. – Он замялся.

– Я не стараюсь создать трудности, – сказала она. – Просто я не готова к этой беседе. Наверное, следовало бы подготовиться.

– Если я совершил бестактность, прошу прощения.

– Ох, да не будьте таким чертовски чопорным – я даже не понимаю, о чем вы вы говорите. Кроме того, вы даже не с м о т р и т е на меня. Если я заставляю вас нервничать и раздражаться, зачем мучиться?

Он вздохнул.

– Возможно, я пошел по неверному пути. Я сознаю, что между нами огромная разница в возрасте…

– Честно говоря, это меня не волнует. Вы – очень привлекательный мужчина, когда не бываете напыщенным.

Он вспыхнул. – Я не бываю напыщенным! – Бываете. И невыносимо. – Она пыталась разобраться в собственных чувствах, но безуспешно. – Я бы предпочла, чтобы мужчина смотрел на меня, может, даже обнял меня, прежде, чем сделать определенное предложение.

– Вы надо мной издеваетесь.

– Нет, уверяю вас. Но я не знаю, что у вас на уме, и почему вам так трудно это сказать.

Он повернулся и взглянул на нее, выражение его лица было жестким.

– Я хочу спать с вами, – произнес он медленно и твердо, как человек под присягой.

Она, конечно, знала это все время, и если бы была честна с собой, то полюбопытствовала бы, когда и как этот предмет будет затронут. Странно, что она еще не определилась, как ей поступить – она была слишком поглощена блеском богатства Баннермэна, словно встречи с ним были своего рода задачей по социологии. В подходящем настроении она переспала бы с ним из чистого любопытства, но с самого начала она чувствовала, что Артур Баннермэн ищет чего-то более существенного, чем одна ночь в постели. Так же, как и она сама, если уж быть с о в е р ш е н н о честной с собой – но не с человеком, который ведет себя с ней, будто она относится к разделу "Объединения и приобретения". Он позволил ей надеяться на нечто большее, и теперь она была разочарована.

– Артур, – сказала она. – если бы вы спросили меня прошлым вечером, когда мы танцевали, я бы сразу ответила "да". Но о чем мы здесь говорим? Каковы условия? Мы собираемся быть друзьями, любовниками, появляться вместе на людях или нет? Это будет длиться день, неделю, месяц? Я не ставлю условий, Артур. Я просто хочу знать, к чему мне быть готовой. Я собираюсь быть с вами честной. Существует немало мужчин, которые хотят спать со мной – как с любой более-менее симпатичной девушкой – однако, я как правило, провожу ночи дома, в одиночестве. И знаете, почему? Потому что мне не нужен секс, если он влечет за собой страдания. Я у ж е страдала. И мне это не доставило никакого удовольствия.