Злато-серебро - С Алесько

Чародей стиснул кулаки. Что за мысли? Неужели знак? Нет, одна глупая праздная мысль никак не может быть знаком.

Серп поморщился. Размышлять о своих отношениях со служаночкой не хотелось. Он вообще не привык много думать о женщинах. Да, они необходимы для пополнения чародейской силы, и как мужчина он в них нуждается. Но с его внешностью (спасибо матери с отцом) трудностей в получении желаемого не возникало, пока не обзавелся ошейником.

Любовные томления всегда вызывали недоумение и легкое презрение. Просто удивительно, как это люди без устали слушают все эти песенки, баллады, сказания, грамотные еще и книжки читают. Странно, что птаха то и дело сует нос в его книги по истории и естественным наукам, иной раз и толковые вопросы задавать умудряется. Впрочем, стишки и сказки они с Крестэлем мусолят гораздо чаще. Этот-то благородный чего в ней нашел, в темной, безродной, невзрачной служанке? Хотя есть у птахи одно существенное достоинство: она почему-то не раздражает. Даже его, Серпа, с самого начала не раздражала, в отличие от многих других. Вспомнить ту же Лилею! Представить страшно, что связался б с этакой красоткой, бесстыжей, манерной, сюсюкающей. Как там в Регисе иные девицы его любили называть? Серпик? Серпушечка? От одного воспоминания передергивает!

И все же птахины немногочисленные достоинства — не повод давать слабину. Тут еще это мраково нападение некстати случилось, пришлось амулет сделать, позволить спать под боком. Сангрилы, правда, неожиданно помогли ему самому. Не появись тогда Крестэль с девчонкой, неизвестно, чем бы закончилась история с Рубусом. Но это дело прошлое, а теперь пришла пора водворить птаху в ее комнату.

Серп прислушался к своим ощущениям. Кажется, все нормально. Мысль о просторной кровати, где можно будет спать одному, вольготно раскинувшись, не вызвала ни малейших сожалений, лишь удовлетворение.

Может, все эти разговорчики о том, что не следует прикасаться к девушке в свете Госпожи, всего лишь суеверие. И почему он в свое время не уточнил у Кверкуса? Наверное, потому, что наставник, как ни странно, не забивал ученику голову глупыми стишками и историями о вечной любви, да и вообще о женщинах говорил мало. А ведь вполне мог бы донимать проповедями, учитывая добродетельность старика и источник Серпилуса.

Только один раз наставник подсунул ученику пергаментный свиток с напыщенным названием, не то "Сказание об извечном свете", не то легенда о каком-то там сиянии. Юного Серпа сразу разочаровали рисунки: мужчина и женщина, слившиеся в страстном объятии, но, увы, одетые, а в самом низу — сердце, из которого во все стороны бьют лучи. В конце (куда он заглянул сразу после изучения картинок) положенное "и жили они долго и счастливо, и сила их любви не оскудевала".

Тратить время на прочтение старинных, неразборчиво написанных, а местами и попросту выцветших строк Серпилус не стал. На вопрос наставника ответил, что, мол, прочел. Прочел ведь и название, и последние строчки.

— И? — почему-то не пожелал оставить тему Кверкус.

— Красивое и поучительное сказание, — напустив на себя умный вид, ответствовал Серп.

Старикашка усмехнулся, забрал свиток, аккуратно свернул и мановением руки отправил куда-то, наверное, в свой заветный сундук. Серп фыркнул про себя: сам-то наставник, небось, не женат, а ученика какие-то дурацкие истории о вечной любви штудировать заставляет. Сказки все это, бессмысленные, бесполезные сказки!

Кажется, Госпожа Луна тоже так считает, раз не заставила его сердце дрогнуть хоть раз, пока он размышлял о златокосой служаночке.

Когда Иволга вечером закончила убирать после ужина и пришла в комнату чародея, тот, не отрываясь от очередной книги, сказал:

— С лиходеями покончено. А ты уже давно спишь без кошмаров. Перебирайся-ка назад, в свою комнату.

— Я тебе мешаю? — Иви не спеша подошла к столу, придвинула стул поближе к Серпу, села. — Храплю? Брыкаюсь?

— Нет, — чародей поднял голову и взглянул на девушку с интересом, к которому примешивалась толика удивления.

— Твое чтение допоздна тоже мне не мешает. И ты давно перестал раскидываться во сне на всю постель, лежишь на своей половине.

— Когда это я перестал раскидываться? — встревожился Серп. — Во время болезни?

— Нет, раньше, — сама того не ведая, успокоила чародея Иволга. — Во время болезни ты часто спал беспокойно.

О том, что Серп приобрел привычку временами вцепляться в нее изо всех сил, поначалу будя и пугая, девушка решила умолчать.

— Я бы предпочел, чтобы ты ночевала у себя.

— Почему?

— Я не обязан тебе объяснять.

— В таком случае, я не обязана соглашаться.

Серп уставился в безмятежное личико, не находя слов. Теперь понятно, что чувствовал Юнкус, когда эта пигалица требовала исцелить неудачливого помощника палача.

— Мне спокойнее с тобой, Серп, — Иви потупилась. — Кайт сказал, этот Юнкус следит за домом. А ты наверняка можешь укрыться от его чар. И еще мне нравится, что по вечерам ты отвечаешь на мои вопросы. Рассказываешь что-то, учишь. У тебя так хорошо получается, даже я с первого раза все понимаю. И ты очень умный, знаешь много, — девушка пустилась в неприкрытую лесть в надежде смягчить чародея.

— Учу, ну да, — хмыкнул Серп, мысли которого сначала приняли не слишком приличное направление, но быстро свернули к сегодняшнему разговору с верховным чародеем (комплименты своей разумности были приятны, но воспринимались почти как должное).

Почему бы и в самом деле не заняться девчонкой всерьез? Подзаборный источник! Да где б она ни родилась, от совсем уж дремучих трактирно-залесненских привычек и представлений избавилась на удивление быстро, причем сама. Если еще чуть-чуть отшлифовать… В конце концов, столичному чародею (а он непременно вернет себе это положение, еще и на самый верх заберется!) предпочтительнее иметь служанку, которая умеет правильно говорить, одеваться и вежливо вести себя с посетителями. Ладно, пусть и дальше спит под боком. Не было же у него ни сомнений, ни сожалений, когда только что пытался выставить птаху из своей постели. Может быть, Госпожа Луна видит разницу между прикосновением к желанной женщине и необходимостью опереться на кого-то, чтобы не упасть.

Как-то, вернувшись домой раньше обычного, Серп столкнулся в прихожей с Кайтом, который провожал гостью, ту самую чернокосую девицу, что пряталась в трущобном трактире под столом, невидимостью и мужской личиной. Сейчас она была одета как положено, в богатое платье из темно-зеленой парчи, расшитое черными с серебром узорами. В перекинутой на грудь длинной косе мерцала нить дорогого лазоревого жемчуга. Как и предполагал чародей, в женском наряде незнакомка выглядела вполне завлекательно, в движениях и позе сквозила змеиная грация.